Лексус.

  Табличка на двери гласила, что в этом кабинете сидит заведующий сектором малого и среднего бизнеса при Департаменте строительства губернии Л.Л. Вертихвостов.
   И поскольку табличка была из металла,  по цвету напоминающим  благородный, а буковки чёрные и аккуратные, то у посетителя не должно было возникнуть и тени сомнения, что  Л.Л. Вертихвостов не просто сидит в этом кабинете, а занимается архиважным и архинужным делом.   А посетитель, коль таковой и случался,  и не сомневался в его нужности и важности. Попробовал бы он сомневаться!  Один простак, не подготовившись должным образом к визиту в кабинет с дубовыми панелями, назвал его хозяина Леонидом Леонидовичем, за что, был удостоен неласкового взгляда.  И не только. Размер благодарности, которую осчастливленные посетители спешили возложить к стопам завсектором, был увеличен для простодыры в полтора раза.  Впредь другим будет наука, чтобы не попадали впросак!    Ибо хозяина кабинета звали Леонидом Ленармовичем. Его отец, то ли второй, то ли третий секретарь горкома Ленарм Спиридонович Вертихвостов был назван так, чтобы пожизненно войти в ряды ленинской армии строителей сначала социализма, а затем и коммунизма. Когда в 75-м у то ли второго, то ли третьего секретаря родился первенец (впрочем, единственный), счастливый отец ни минуты не колеблясь, назвал дитё Леонидом. А как ещё было назвать сына горкомовского секретаря, как не в честь секретаря генерального?    И вот, спустя тридцать пять лет дитя занимает кабинет в 18 квадратных метров и… мечтает.    О чём же может мечтать заведующий сектором малого и среднего бизнеса? Наивный читатель подумает, что мечтает Леонид Ленармович о том, чтобы как можно больше объектов строительства в губернии было отдано в руки малого, и, конечно среднего бизнеса. Причём,  умник добавит, что бизнес этот основа экономики, а средний класс, который он создаёт, основа любого развитого общества. И, следовательно, класс этот должен расти и множиться.   Отнюдь. Все эти высоколобые рассуждения не для Вертихвостова. Ему наплевать на средний класс, хотя это курица, которая несёт завсектору золотые яйца. Ну, если быть честным, то наплевать именно в ту минуту, когда мы застали Леонида Ленармовича за рабочим столом, печально уставившимся в глянцевый журнал. А там!   А там ОН. Лексус LX-570, шикарный внедорожник. И цена с комплектацией под пять лимонов деревянных. Деньги, даже для завсектора немалые.   Не будем  здесь указывать на зарплату Леонида свет Ленармовича. Он и сам её помнит с трудом. Ибо, что зарплата? Не ради зарплаты трудится в департаменте заведующий. Да и не ценит, ох не ценит Русь-матушка своих слуг! А ведь денно и нощно, не жалея живота своего, да всё для неё, посконной и кондовой! А стоит ли она того? В минуты горьких раздумий  хозяин кабинета отвечал на этот вопрос: нет, не стоит! Едет он на работу в своём Туареге по разухабистым городским дорогам, видит в окно похмельных homos erectus , ибо людьми разумными язык назвать эту биомассу не поворачивается. И задаётся вопросом интеллигенции позапрошлого века «кто виноват, и что делать». А виноват в этой нелицеприятной картинке, конечно же, русский народ. Вон он, собирает медь по углам, чтобы влить в себя очередную порцию дешёвого пойла. И не интересует его ни курс евро с долларом, ни стоимость одного барреля нефти.   А что делать? Вот об этом голова у Леонида Ленармовича не болит. Он твёрдо знает, что лично ему надо повышать материальный уровень. Причём, любыми путями. А пути у него имелось два: копить на Лексус с зарплаты, и тогда лет через десять… ну и второй, проходящий сквозь сферу интересов среднего класса. Тут возможности открываются другие.   Вот только время поджимает. Лексус, он ждать не будет. Их, таких в город завезли всего два. Разберут, к бабке не ходи! Хотя Л.Л. и просил один для него придержать. Согласились, но на три дня, не больше.   Вот потому-то и смотрит Вертихвостов с тоской на глянцевую страницу, время от времени яростно почёсывая начинающую лысеть голову.   И полугода не прошло, как отдали десять миллионов за загородный дом в элитном посёлке. В прошлом месяце ездили с женой в Доминикану, а это ещё четверть миллиона     И надо же попасться на глаза этому LX-570 именно сейчас!    Леонид Ленармович заглянул в ежедневник. Что там у нас?    В течение двух последующих недель приход ожидался невеликий. Тендер на строительство детского сада, максимум пятьсот тысяч. Больше брать завсектору было не по чину. Есть ещё директор Департамента и его замы. Нарушение субординации чревато.   А может в долг взять эти несчастные пять миллионов? Глядишь, через полгодика и отдал бы.   А у кого взять-то? Может, у Яши Ройзмана? Но тот сроки жёсткие ставит, да и проценты назначит! А с Яшей ссориться никак нельзя. У парня двойное гражданство, к тому же на его второй родине, в земле обетованной очень серьёзные связи.   Вертихвостов стал считать, сколько придётся отдать через полгода. Получалось, что Лексус ему станет в весьма круглую сумму.    И тут тишину кабинета нарушила трель мобильника. Завсектором взглянул на дисплей. Это был «оператор» .    - Леонид, есть тема. Давай к шести вечера подтягивайся в «Самарканд».    Где-то внутри себя завсектором ощутил лёгкую дрожь. Что-то подсказывало ему, что «тема» может решить его проблему. По мере приближения рабочего дня к своему завершению внутренняя дрожь усилилась, и перешла в наружную. Пальцы помимо воли отбивали барабанную дробь по столу, ноги в итальянских туфлях выплясывали чечётку по водостойкому ламинату. В общем, еле дождался Вертихвостов пяти часов.    Ресторан «Самарканд» был  в  историческом  центре города. На первом этаже трёхэтажного особняка конца 19 века, построенного в псевдоготическом  стиле,  он занимал площадь около двухсот квадратных метров. Хозяин Рафик Ниязов, приехавший в город в середине девяностых из благодатной Ферганской долины, сумел неплохо устроиться. И всё потому, что русский человек, оказывается, очень любит узбекскую кухню.     Когда Леонид Ленармович вошёл в зал, сразу увидел, что «оператор» сидит за столиком не один. Напротив вальяжно развалился на стуле господин в пиджаке от Версаччи, из-под которого был виден воротник рубашки Дольче и Габано, ниже завсектору экипировку мешал рассмотреть стол. Но и этого хватило, чтобы понять,  человек  с очень большими деньгами.    Вертихвостов подошёл к столику походкой полной достоинства, вежливо поздоровался. Незнакомец встал, крепко пожал руку, назвавшись Павлом Сергеевичем.  Завсектором усадили, свой итальянский портфель из кожи носорога он поставил на чистый пол. Оператор  тут же плеснул в бокал Курвуазье, и уже по тому, что коньяк налил Вадик (так звали «оператора»), а не представитель среднего бизнеса, Леонид понял, что разговор предстоит серьёзный.    Все трое выпили за встречу, закусили лимончиком. Завсектором подцепил серебряной вилкой кусочек форели, отправил в рот. Повернул к себе этикеткой бутылку. Курвуазье оказался не простой. Не какой-то там VS, а самый, что ни на есть Эксклюзив. В оптовом магазине идёт по шесть тысяч за бутылку. М-да, серьёзный человечек, весьма серьёзный!    Выпили по второй, «за успех нашего безнадёжного дела», так объявил тост Павел Сергеевич.    - А почему безнадёжного? – спросил Вертихвостов.    - Шутка юмора, - серьёзно ответил представитель среднего класса.    Он обменялся с Вадиком многозначительным взглядом. Тот взглянул на Леонида.    - Ну, что, поговорим о делах?    - Безнадёжных? – спросил Л.Л.    - Вот чего я больше всех ценю в людях, так это чувство юмора, - засмеялся Павел Сергеевич.   И тут же вновь лицо его сделалось серьёзным.   - А вот окажется ли дело безнадёжным, или нет, зависит от нас с вами, дорогой Леонид Ленармович.   - Предлагаю тост, - «оператор» схватил бутылку. – Просто – за успех!   Выпили по третьей. Опять закусили лимоном и рыбкой. Помолчали, прислушиваясь, как эксклюзивный коньяк течёт по пищеводу. - А тема, Лёня, такая, - начал Вадик. – Там, - он ткнул большим пальцем вверх, -  решили на нашей благословенной земле строить агропромышленный комплекс. - Ну, ещё не решили, - ответил Вертихвостов. Где-то с неделю назад, на собрании директор что-то такое говорил, но как-то неопределённо. - Решили, Леонид Ленармович, решили, - вступил в разговор Павел Сергеевич, и по тону было ясно, что наверху действительно решили. - Ну и? - Где-то в октябре в вашем городе пройдёт тендер. И это тоже решено. - Мне об этом пока не известно. - С этой минуты, известно, - бизнесмен смотрел на завсектором не как проситель. И это не понравилось Вертихвостову. - А вы, простите, какую организацию представляете? – спросил он. – Что-то я вас раньше не  встречал. - И не могли встретить, - улыбнулся Павел  Сергеевич. – Я в вашем замечательном городе впервые. - Леонид, - это опять Вадик, - наш гость из Первопрестольной. И «оператор»  назвал фирму. У Л.Л зашумело в голове. То ли коньяк дал о себе знать, то ли название фирмы. Организация эта последнюю пару лет триумфально шла по России-матушке, захватывая в бизнесе одну позицию за другой. Причём это был уже не средний бизнес.   Значит, и до нас добрались, подумал завсектором, взглядом давая команду Вадику наполнить бокалы. - Условия знаете? – спросил Вертихвостов, когда выпили по четвёртой. - Ваши условия нас не совсем устраивают, - тихо, но твёрдо  ответил бизнесмен. - Ну, не я их ставлю. Сами знаете, надо мной ещё люди. - Вот и предложите им подвинуться вниз на десять процентов. Что касалось самого Л.Л., то он не был жадным человеком. Сорок процентов от сметы тоже неплохо, учитывая, что общая стоимость проекта даже по поверхностным подсчётам зашкаливала за полмиллиарда американских рублей. - Ну, не знаю, не знаю! - Леонид Ленармович, - проникновенно глядя ему в глаза, произнёс Павел Сергеевич. – Я ведь не зря на вас вышел. Мог бы сразу и на Твердодубова.   Твердодубов был директор департамента. - Ведь вы в отличие от вашего начальства человек современный, мыслите позитивно. И тут в голову Вертихвостову пришла шальная мысль. А что, если! - Здесь не курят, - многозначительно глядя на столичного гостя, произнёс он. – Не составите компанию? Павел  Сергеевич взгляд это понял. - Не скучай тут без нас, - бросил Л.Л. Вадику. Они вышли на улицу. Стояла середина августа, но от сумасшедшей жары, спавшей неделю назад, листья пожухли и пожелтели раньше времени.    Сигарет не было ни у Леонида, ни у москвича. Редкие прохожие, если и бросали взгляды на двух одетых в дорогие костюмы мужчин, то или хмурые, или откровенно неприязненные. Народ в городе был сложный. Хотя, если в каждом поковыряться. Но дело в том, что и ковыряльщиков здесь не жаловали.    - Я поговорю с руководством, - сказал Вертихвостов. – Но, сами понимаете, мне нужны гарантии.    - Гарантии чего? – спросил гость.    - Гарантии соблюдения моих интересов, - медленно, с нажимом сказал завсектором.    Павел  Сергеевич молчал, но смотрел ободряюще.    Леонид Ленармович на мгновения представил себя за рулём Лексуса, набрал в лёгкие побольше воздуха.    - Десять миллионов, - выпалил он.    -  Восемь, - улыбнулся гость. Деньги вам доставят завтра, до обеда. Только скажите, куда?    В глазах у Вертихвостова поплыли разноцветные круги. Мечта воплощалась в явь. Но сумел взять себя в руки.   - Камера хранения на  Центральном автовокзале. Ячейка номер восемнадцать. Ключ пусть завезут в Департамент и оставят у вахтёра.   - Детективы любите? – всё так же, с улыбкой спросил Павел  Сергеевич.   - Нет, я люблю мемуары, - серьёзно отвечал завсектором. – Например, полную драматизма историю миллионера, который покупал мыло, затем продавал его с небольшой наценкой. И так до тех пор, пока у него  умерла бабушка, оставив  в наследство миллион долларов.     
    Ночью Л. Л. прибывал в каком-то пограничном состоянии между сном и явью. Полночи он бродил по камере хранения центрального автовокзала, искал восемнадцатую ячейку. Но она всё не попадалась. Семнадцатая была, шестнадцатая, и даже ячейка с  римским номером LIX. Но вот восемнадцатую найти, никак не удавалось.   Где-то под утро камера хранения вдруг превратилась в тюремную камеру. И выхода из неё не было.    Проснулся Леонид Ленармович с жуткой головной болью. Неужели, коньяк левый, мелькнула мысль. Но головная боль, как он определил спустя час, была не похмельного свойства. Где-то в глубине него зрели пока ещё неясные мысли,  видимо это и вызывало перепады давления, выливающиеся в головную боль.     В общем, накачав себя крепким кофе, Вертихвостов отправился на работу. Пока добирался из своего загородного дома в центр города, переосмысливал вчерашнюю встречу. Директора департамента, конечно, уломать на сорок процентов можно. Но на такой большой куш наверняка слетятся стервятники из обладминистрации. А они свои пятьдесят процентов блюдут свято. Государство в их лице убыток терпеть не должно.    Это может усложнить дело. Леонид сжал руль так, что побелели пальцы. Вот сволочи! Страну разъедает коррупция, а этим всё мало! Из-за десяти процентов удавятся. Пускай бы сами, а то и его удавят.   В любом случае, его задача убедить старика Твердодубова, а тот уж пусть решает вопрос с администрацией. На то он и директор. И завсектором начал строить разговор со своим шефом.
           - Совет Федераций, говоришь? Директор департамента вертел в руках карандаш, изучая  ровную поверхность  стола.    - Ну, или администрация президента.    - Тоже вариант, - Твердодубов поднял на завсектором бесцветные глаза. – У Яркова тоже в Совете Федераций прихваты имеются.    - Сомневаюсь я, Виталий Львович, что Ярков из-за десяти процентов к Москве обратится.    - Ладно, Яркова я беру на себя, - Твердодубов оставил карандаш в покое. Думаю, он поймёт, что Москва нам ни к чему сейчас. Ну, а ты давай, держи руку на пульсе.    Вертихвостов вышел из директорского кабинета, на ватных ногах пересёк приёмную, и лишь в коридоре огляделся в поисках стула. Стула не было, и он прислонился спиной к стене.   Неужели получилось? На минуту Леонид закрыл глаза и увидел Лексус. Новый автомобиль, сверкающий чистотой плыл по российской грязи и бездорожью. И ни одна грязная  капля не смела коснуться его девственно чистой поверхности.   Вдох-выдох. Взгляд в зеркало. Оттуда на завсектора смотрел тридцатипятилетний полнеющий шатен, в безупречно сидевшем итальянском костюме. Леонид подмигнул ему.    - Ну что, будем брать?    В половине первого он спустился на вахту. Обратился к охраннику, худому дяде с мрачным лицом.    - Для меня ничего не приносили?    - Не знаю, - отвечал тот. – Я только что заступил. Спросите у Николая.    Николай не сразу понял, чего от него хочет завсектором. Леонид отнёсся к этому философски. Схватывал бы всё на лету, в охранниках в сорок лет не ходил бы. Поэтому терпеливо повторил. Со второго раза получилось, Николай, молча,  передал ему маленький конвертик.     Его Вертихвостов вскрыл сидя в своём Фольксвагене. Подержал на ладони плоский ключик. Сжал ладонь в кулак. Кулак был не очень впечатлительный, пухлый. Таким в нокаут не отправишь. Но важна не форма, а содержание. А содержание вот оно, маленький кусочек металла. Дуб на острове, шкатулка на дубе, яйцо в шкатулке, а игла в яйце, вспомнилась ему детская сказка.    - Ну, что, хозяин жизни, - обратился сам к себе, - вперёд за орденами?     Он и сам не понял, откуда появилась эта девчушка в жёлтеньком платьице. Вот только что, дорога была пустая. А тут выскакивает на дорогу. Должно быть, вон из-за того табачного киоска.    Леонид  вдавил в пол педаль тормоза. Сквозь закрытые окна автомобиля, как сквозь вату до его ушей донёсся  детский крик. Взметнулось  вверх жёлтое платье, тонкие ручки.    - Мать твою растак!    Первой и пока единственной мыслью было уезжать прочь отсюда. Он  включил заднюю, но глянул в зеркало. Худой старик с палкой и усищами как у Будённого уже перекрыл пути отступления. Смотрел зло.    Завсектором открыл окно.     - Дед, уйди на хрен с дороги!     - Я тебе щас уйду, буржуй хренов!     И «Будённый» что есть силы, стукнул палкой по багажнику.      - Ты чего творишь?      - Всё, доездился!      А вокруг уже начал собираться народ, тот самый homo erectus.  Дородная продавщица из табачного киоска заголосила:     - Ребёнка убили!     Леонид заглянул под капот. Оттуда на него таращились испуганные синие глазищи.   Слава Богу, жива!   - Спокойно граждане, я отвезу ребёнка в больницу!   Он поднял на руках невесомое тельце, осторожно положил на заднее сиденье. Под недобрыми взглядами сел и тронул машину с места.    Через пару минут ребёнок заворочался.     - Дядя, - услышал Леонид тоненький голосок, - ты, куда меня везёшь?     Он посмотрел в зеркало. Из-под светло-русой чёлки, закрывающей лоб, на него с испугом смотрели глаза в пол-лица.    - В больницу. Скажи мне, что у тебя болит?    - Вот.   Девочка подтянула к лицу правую коленку, на которой краснела свежая ссадина.    - И всё? – с облегчением спросил завсектором.    Ребёнок кивнул. Ещё с минуту ехали молча.   - Дядя, а мне в больнице уколы будут делать?   - Тебе сколько лет?   - Шесть.   - А зовут тебя как?   - Саша.   - И что, Саша, ты до сих пор боишься уколов?   И вновь она кивнула, захлопав большими ресницами. Леонид услышал тихое завывание.   - Ну, хорошо, Саша, давай я отвезу тебя домой.   - Не надо домой!   - Вот тебе на!   Вертихвостов остановил машину у обочины. Обернулся к девочке.   - А как же мама?

Она, должно быть, волнуется.   - Мама ушла.   - Но она вернётся.   - Бабушка говорила, не вернётся.   - Быть того не может!   - Бабушка говорила, она ушла к Боженьке. И ей там хорошо. Дядя, а ты можешь отвезти меня к Боженьке?   Завсектором растерялся.   - К сожалению, не могу, Саша. Но я могу отвезти тебя к бабушке.   - Бабушку тоже забрал Боженька.   - С кем же ты живёшь?   - С дядей Петей. Только он злой. Говорит, что от меня одни убытки. Он меня около дома, где Боженька живёт, оставлял. Дяди и тёти мне денежку давали, я её дяде Петя относила.   - А дядя Петя, это не папа?   - Нет, - тяжело вздохнула девочка.   Леониду послышалась в этом детском вздохе такая усталость, что и у семидесятилетних не встретишь.   - А поехали ко мне домой? Мороженое тебе по дороге купим.   - А ты не маньяк?   - А что, похож?   - Нет, не похож. Только я мороженое люблю в шоколаде.   - Договорились. Сейчас на вокзал заедем, там я тебе и куплю мороженое.    У них с женой детей не было, у Кати (так звали супругу) что-то там не в порядке было по-женски. Поэтому  Леонид совершенно не имел опыта общения с детьми. Но разговаривая с этой шестилетней девочкой, он вдруг почувствовал такую лёгкость, какую не ощущал, наверное, с самого детства. Даже Лексус отошёл куда-то  задний план, и теперь едва виделся сквозь голубую дымку.    Здание Центрального автовокзала было оцеплено двойным кольцом милиции.    - Что случилось? – спросил он у сержанта.    - Звонок был, что в камере хранения бомба. Проверяют.    - И долго проверять будут?   Милиционер неопределённо пожал плечами. А Леонид беспечно подумал, что заедет за деньгами  вечером. До завтра время ещё есть.    - А ты один в этом доме живёшь? – спросила Саша, когда они подъехали к двухэтажному особняку.   - Нет, с женой. Её Катя зовут. Сейчас я вас познакомлю.   В том, что Катя будет рада маленькой гостье, он ни секунды не сомневался. Видел, как загорались у его жены глаза при взгляде на детей.    Катя сидела в гостиной и читала книгу.   - Привет, дорогая!   Леонид снял с шеи надоевший за день галстук.   - Знакомься. Это Саша.   - Ой! – жена вскинула глаза. – Откуда такое чудо?   - Машиной сбил.   - Что? Ты в своём уме, Леонид?   - Тётя, не ругайся, - встряла Саша. – Я сама виновата. Вот, - она ткнула в коленку, - кожу поцарапали.   - Так, - Катя решительно взяла девочку за руку. – Мы идём в ванную. Рану нужно промыть и смазать иодом.   - А укол ты не будешь делать?   - Укол? – Катя опустилась на корточки и рассматривала коленку. – Укол, думаю, здесь не нужен.   Леонид слушал голоса, доносившиеся из ванной комнаты, и его переполняло чувство, определения которому он дать не мог. Пока, не мог.    Потом они втроём сидели за столом. Саша увлечённо лакомилась мороженым, а бездетные супруги, прихлёбывая чай, смотрели на ребёнка. У обоих почему-то влажнели глаза.    - Сашенька, а где ты живёшь?    - Комсомольская улица дом 16, квартира 57, - быстро ответила девочка.    Катя подняла глаза на мужа. Такие же, как у Саши; синие,  большие и наивные.    - Леонид…    - Я понял, дорогая. Сейчас мне надо быть в городе. Быстро решу все дела и заеду, посмотрю на дядю Петю.   Всё-таки за двенадцать лет совместной жизни они научились понимать друг друга с полуслова.    Услышав про дядю Петю, девочка подняла на Вертихвостова испуганные синие глаза.    - А ты меня ему не отдашь?    Леонид провёл ладонью по светлым кудряшкам. Рука почему-то дрожала.    - А ты хочешь остаться с нами?    - А мороженое каждый день давать будете?    Супруги рассмеялись.    - Ну, если ты хочешь вырасти толстой и некрасивой, то, конечно, мороженое нужно есть каждый день, - сказала Катя.    - А если только по воскресеньям?    - По воскресеньям можно.   А завсектором как зачарованный смотрел на экран телевизора, где показывали здание автовокзала.    - Сегодня в управление внутренних дел, - вещал диктор, - поступил анонимный звонок о заложенном в одной из ячеек камеры хранения взрывном устройстве. Специалисты провели проверку.  В одной ячейке нашли дипломат. Так как в течение двух часов хозяин дипломата не объявился, взрывотехники с необходимыми мерами предосторожности вскрыли находку. Внутри оказались пятитысячные купюры на общую сумму восемь миллионов рублей. Сейчас их проверяют на подлинность.    Вот это да! Леонид на минуту закрыл глаза и увидел бесконечную дорогу. По ней к горизонту удалялся его Лексус. Вот он превратился в крохотную точку, а вскоре и вовсе исчез за горизонтом.     - Лёня! – раздался голос жены. – Тебе нехорошо?      Он открыл глаза, улыбнулся.     - Ну что ты, дорогая, как же мне может быть нехорошо?     Взглянул на довольную Сашу. Девочка доела мороженое и пила сок из высокого стакана. Глаза ребёнка светились счастьем.    Вертихвостов прислушался к себе и обнаружил, что ему вовсе не жаль денег, которые уплыли из-под носа. Ну, нисколько не жаль! И впервые сам себе удивился.
    - Сизоненко Пётр Борисович?     - Ну!     - А вы не нукайте! Почему по данному адресу проживаете без регистрации?     Пьяный мужик уставился на Леонида стеклянными глазами. Но всё-таки, какая-никакая работа мысли за черепной коробкой велась, потому что он неожиданно выдал:    - А у нас, эта, как её, во, демократия! Где хочем, там и живём!    - Тогда платите штраф.    - За что?    - За нахождение по данному адресу без регистрации.    - Не буду я ничего платить!    - Тогда пройдёмте в отделение.    - Никуда я не пойду!    - Вы, что хотите, чтобы к вам применили силу?    - Ничего я не хочу.   Прежде чем нанести визит на Комсомольскую улицу, Леонид навёл справки в ЖКО, что при его-то должности труда не составило. И сейчас с брезгливой жалостью смотрел на пьяного дядю Петю, беспомощно перед ним хорохорившегося. Можно было, и организовать вытрезвитель, и даже оформить пятнадцать суток, но что-то завсектором удерживало от радикализма.    В принципе дядя Петя совсем не выглядел этаким  злодеем. Возможно, что он был не таким уж и плохим, только слабым. Слабость читалась во всём: узких покатых плечах, дрожащей нижней губе, и даже в остекленевших глазах. Видимо эта слабость и привела его в объятия зелёного змия.    Из единственной комнаты, ведущей в прихожую, чуть  растворилась дверь. В образовавшейся щели Вертихвостов узрел нечесаную голову, сизый нос, и глаза такие же, как у дяди Пети. Жалость тут же сменилась злостью. У него ребёнок малолетний на руках, а он ханыжку в дом привёл!    - Гражданка, ваши документы! – строго потребовал он.    - А я не обязана с собой паспорт носить! Я в соседнем дому проживаю. Не верите, спросите, у кого хотите.    - Так, - Леонид прижал к груди дипломат, - а  где владельцы квартиры?    Воцарилась тишина.    - Померли владельцы, - наконец подал голос Пётр.    - Прямо все, взяли и померли?    - Падчерица евойная здесь прописана.    Это гражданка.    - Ну и где она, ваша падчерица?    - В магазин пошла – вскинул узкие плечи отчим.    - Ну что ж, подождём, - Леонид уселся на расшатанный стул. – Будем разговаривать с вашей падчерицей, раз она единственный человек, находящийся на данной жилплощади на законном основании.    - А она вам, собственно, по какому делу? - робко спросил дядя Петя.    - По важному! – рявкнул  Вертихвостов.    - По важному, так по важному. Только она малая совсем, вряд ли вам чего скажет.    - Скажет. Раз в магазин ходит, значит, и сказать сможет. А вас, гражданочка, я бы попросил сходить к себе домой за документами.    - Ага, я мигом!    Тётка пулей вылетела за дверь. Ну, теперь можно и о деле поговорить.        - Мне бы выпить, - взглянул на него Пётр.    - Сначала ты должен принять решение.    
   -  Я любил её мать. Понимаешь, любил!    -  А Сашу?    -  И Сашку люблю, как родную.    - А зачем же на паперть ребёнка посылал, а? По любви?    Пётр опустил голову. Но Леонид не стал жалеть его.    - Ты понимаешь, что тебя любая комиссия по правам опеки в порошок сотрёт? А ребёнка в детский дом! Думаешь, там ей лучше будет?    - Пятьдесят тысяч, - пробормотал отчим, не поднимая головы.    Вертихвостов долго смотрел на него. Потом достал из бумажника две пятитысячные купюры.    - Двадцать. Половину сейчас, половину после того, как бросишь пить и устроишься на работу.
    Саша осталась у них. А у Леонида появилось новое дело – добиваться удочерения девочки. Чему он и посвящал всё своё свободное время.    С восемью миллионами тоже всё разрешилось. В начале октября, за неделю до тендера на строительство агропромышленного комплекса, закатилась звезда столичного мэра. Фирма, которую представлял Павел Сергеевич, была под его патронажем. Ей стало не до агропромышленного комплекса в далёкой провинции, начались серьёзные проблемы: иски, уголовные дела и прочие неприятные вещи. Кто будет вспоминать о восьми миллионах рублей, когда под угрозой миллиарды евро? Тендер выиграла неизвестная до этого строительная компания, в совет директоров которой входил зам. председателя партии «Однообразная Россия». Если кто-то и остался недоволен таким решением, то недовольство своё не выказывал.    Леонид Ленармович получил свою долю, на которую, чуть-чуть добавив из семейных сбережений, купил Кате небольшой внедорожник «РАФ-4», чтобы она смогла ездить с Сашей на работу. Дело в том, что мадам Вертихвостова работала завучем в школе, куда осенью и отдали девочку в подготовительный класс.    Как-то в начале ноября выдался редкий в это время погожий денёк. Леонид гулял с Сашей в городском сквере, что напротив школы, ожидая, когда жена закончит работу. РАФ она утром отогнала в автосервис, и весь день была, что называется, безлошадной. Вертихвостов сел на лавку, а девочка принялась собирать разноцветные листья.    - Сашка! Дочура моя! – раздался знакомый голос.    Завсектором увидел дядю Петю в затёртом плаще и серой кепке. Смешно подбрасывая ноги, тот бежал к девочке, которая подняла испуганное лицо. С ходу врезавшись в плотное тело Леонида, худой как велосипед отчим отлетел назад и чуть не упал.    - Ребёнка напугаешь! – грозно сдвинув брови,  произнёс Вертихвостов.             - Кто? Я?    Удивительно, но дядя Петя был трезв. Леонид усадил его на лавку.    - На работу устроился?    - Да кто ж меня возьмёт такого?    Вертихвостов оглядел кургузый плащишко,  кепку, которая была в моде лет тридцать назад. Дядя Петя всё заглядывал ему через плечо, посылая Саше глупую улыбку.   - Пьёшь?   - А на что? Три дня маковой росинки во рту не держал.   - А подруга твоя?   - Лариска что ли? Деньги были, она вертелась. А сейчас я ей на кой?   - Короче, - глядя в беспомощные светло-серые глаза, жёстко сказал Вертихвостов, - денег я тебе не дам, пропьёшь. А продуктов куплю.   Втроём они пошли в ближайший магазин. Дяде Пете вручили пакет с хлебом, колбасой и молоком.   - Давай, иди домой, - подтолкнул его в тощий бок Леонид.   - С дочуркой дай пообщаться, - жалобно заканючил тот.   - Иди, иди!   Они вернулись в сквер, когда на крыльцо школы вышла Катя. И в этот момент Саша заревела.   - Ты чего? – наклонился к ней Леонид.   - Дядю Петю жалко!   Катя увидела их, замахала рукой.   - Сашенька, смотри, мама идёт.   - Мама к Боженьке ушла, - продолжал всхлипывать ребёнок.   Он опустился на корточки, принялся вытирать мокрое лицо платком.   - Понимаешь, Саша, Боженька дал нам ещё один шанс.   - Кому, нам?   - И тебе, и нам с Катей.   Он смотрел в огромные синие глаза. И вдруг они стали ещё больше. А до его слуха донёсся истошный визг тормозов. Леонид поднял голову. Огромный чёрный Лексус LX-570 на скорости скрылся за поворотом. А на асфальте лежала она, часть его жизни.
    Катя жила ещё сутки. Леонид метался по больничным коридорам, совал врачам деньги, просил, умолял. Но все оказались бессильны, и на следующий день Кати не стало.    А у него было такое чувство, будто из тела вырвали огромный кусок. Двеннадцать лет у него не было родней человека. Родители оставили этот мир ещё до их с Катей свадьбы, так, что жена была ему и матерью. К его  левым доходам относилась,  как  неизбежному злу. Иногда, сидя перед телевизором, где показывали очередное разоблачение коррупционера, взгляд Кати стекленел. А однажды она сказала:    - Лёня, тебя могут посадить.    - Это система, дорогая, - беззаботно   отвечал Леонид. – Не я её придумал.    Она подняла на него взгляд.    - Это метастазы. Рано или поздно они убьют любой организм.    Больше они об этом никогда не говорили.    Следующую неделю Леонид провёл как в бреду. Всё происходило будто не с ним; похороны, поминки. Он не замечал ни Саши, ни матери погибшей жены.    Через неделю он очнулся. Тёще надо было уезжать домой, в Санкт-Петербург, с работы звонили уже несколько раз. Надо было жить дальше.   - Вы не могли бы взять девочку с собой?   - Надолго? – деловито спросила тёща.   - Не знаю, - честно ответил Леонид.   - Ребёнку нужно внимание, а я веду активный образ жизни. Боюсь, что не смогу. К тому же я уже вырастил дочь, - тёща всхлипнула, - причём одна, без мужа. Каких трудов и лишений мне это стоило!   Она закрыла лиц платком и вышла из комнаты.   Чёрный Лексус, сбивший Катю, в городе был один. Второй был тёмно-синим, а третий цвета морской волны. На чёрном ездил заместитель прокурора области. Милиция установила, что женщина неожиданно выскочила на проезжую часть, и водитель не успел затормозить. А то, что скрылся с места происшествия, так торопился по служебным делам. Прокуратура не в бирюльки играет! В общем, никакого дела не завели.   А через месяц после гибели жены в кабинет  завсектором вошёл молодой мужчина в сером костюме. Вежливо поздоровался, положил перед хозяином конверт.    - Анатолий Валентинович приносит вам самые искренние соболезнования.    И не попрощавшись,  вышел.    Леонид Ленармович вскрыл плотный конверт. Пачка стодолларовых купюр, перетянутых банковской лентой. Десять тысяч американских фантиков.    Он почувствовал боль в кончиках пальцев, словно прикоснулся к раскаленным  углям. Сколько раз он брал в руки такие вот конверты, испытывая первые пару раз волнительную дрожь, а потом лишь чувство удовлетворения.    А эти деньги жгли руки. Он закрыл глаза и увидел Катино лицо. Вот она готовит на кухне, вот ведёт урок в школе. А тут оказывается, её жизнь стоит вот этой пачки зелёных бумажек.    Леонид сунул деньги в карман пиджака, решительно поднялся.
  - Анатолий Валентинович не принимают! -  пискнула секретарша.   Не обратив на женщину внимания,  Вертихвостов открыл  дверь. Кабинет оказался роскошней  его собственного. За необъятным столом вальяжно развалился в кожаном кресле хозяин. Увидев Леонида, чуть дрогнул полным лицом, не вставая жестом,  предложил сесть.    - К вам разве не заходил мой человек?    - Заходил.     - Я понимаю ваши чувства, но и вы поймите. У меня совершенно нет времени.    - Зато у меня оно появилось. После того, как  вы отняли у меня жену.    - Во-первых, я у вас никого не отнимал. Она сама бросилась под колёса.    - Там школа, дети. Ограничение по скорости 20 километров. А вы неслись под девяносто.    - Это ещё надо доказать, - сощурил глаза зампрокурора.    Он выдвинул ящик стола, вынул несколько пятитысячных купюр. Кинул их на стол перед Вертихвостовым.   - Больше не могу.   Леонид достал из кармана конверт, скомкал его в своём пухлом кулачке и  швырнул в лицо служителю закона, с удовольствием отметив, как побагровела толстая физиономия.
    - Коррупция, по словам нашего президента, словно ржавчина разъедает конструкцию экономики, поэтому мы будем вести с ней бескомпромиссную и беспощадную войну. Я требую для подсудимого двеннадцати лет в колонии строгого режима с конфискацией имущества.   Дали восемь с той же конфискацией. За сутки перед отправкой в колонию, охранник отвёл его в комнату для свиданий.    На дворе стоял конец марта, только только начались погожие весенние деньки. В зарешеченное окно било яркое солнце. А дядя Петя был всё в том же затёртом плаще и старой кепке. Рядом с ним стояла Саша. Большие синие глаза были наполнены влагой. Как два озера, которые Вертихвостов видел из вертолёта, когда пролетали над Тверской областью.    - Три дня рыдала, - смущаясь, пояснил дядя Петя, - всё к тебе просилась.    Леонид нагнулся, взял тёплую ладошку.    - Ты больше не хочешь быть моим папой? – спросила девочка.    - Ну, что ты, Сашенька, очень хочу. У меня теперь кроме тебя никого нет. Только мне уехать надо.    - Возьми меня с собой!    - Пойми, детям туда нельзя. Только взрослым. Да и то плохим.    - А ты разве плохой?    Он провёл ладонью по русым кудрям.     - У меня будет много
времени подумать об этом. Но главное, чтобы ты оставалась такой же.     - А когда ты вернёшься?     - Ты немного вырастешь, и я вернусь.     - Честное-пречестное слово?     - Честное-пречестное!     - Я тебя ждать буду.     - Спасибо. Там мне это очень поможет.     Леонид поцеловал чистый лоб ребёнка.