Тимошкино детство.

Тепло, мягко, но темно. Почему? Кто - то ласкает меня, лижет шёрстку, животик, мордочку. Пока не вижу кто, наверно, нежность…приятно. Но она ещё и вкусно пахнет! Но где это вкусное? Я есть хочу…Меня вдруг кувыркают, толкают…ой! Уткнулся во что – то мягкое, тёплое и выпуклое. Оно и пахнет вкусно. Надо попробовать. Лизнуть что  ли? Вкусно! Сладкая капелька, попавшая в рот из чего-то мягкого, мне понравилась и я начал потихонечку сосать. Кто научил? Не знаю, сам догадался, есть – то хочется. Уснул…

Проснулся. Холодно, сыро и темно. Неприятный резкий звук оглушил меня. Ой! Где я?

Слышу звонкий голос: «Мама, мама, смотри, котёнок на дороге! Его машина чуть не задавила!». Маленькие, пухлые ладошки схватили и сжали меня. Больно! Мяу…

Другой голос сказал: «Не жми сильно, ему больно».

Маленькие ладошки ослабли, но не уронили меня. Откуда другой голос знает, что мне больно? Хороший голос, добрый.

Он сказал: «Что делать? Домой, что – ли, отнести? Вон как замёрз и есть хочет».

Хороший голос, всё про меня знает, и зовут его так просто - МЯУ, только звонкий голос называет его мамой, не выговаривает, наверно.

Меня взяли ладони побольше, нежные и ласковые, ни одной лапки не прижали. Но я всё равно плакал – есть хотел. Мяу…

Меня принесли куда – то…сказали – домой. Завернули во что – то мягкое и тёплое, но я продолжал плакать и звал: МЯУ-МЯУ.

МЯУ сказала: «Давай – ка я тебя, дружочек, молочком тёплым напою из пипетки. Как пить – то ещё будешь? Маленький, слепой…».

Ах, вот чем пахли маленькие ладошки – молочком! Оно полилось мне в рот и я еле успевал его глотать. Пил, пил…уснул.

Когда проснулся, в глаза светило что – то яркое, я жмурился и моргал. Вдруг звонкий голос закричал: «Мама, мама! У котёнка один глазик смотрит и моргает!». К вечеру открылся и второй. Так я узнал, что я – котёнок и у меня смотрят два глазика. Теперь я видел всё. Я видел жизнь.

А она была такой красивой и интересной.

Звонкий голос оказался маленькой весёлой девочкой со светлыми волосами, которые мама каждое утро заплетала в косу. Девочка иногда не хотела и капризничала, но мама говорила, что так красиво и для всех приятно. Косу привязывали огромным бантом, всегда разного цвета. Мама разрешала девочке самой выбирать бант. Открывала большой шкаф и говорила: «Выбирай, модница». Вообще у девочки было много имён – попрыгушка, вертушка, умница, но чаще её называли Ниной.   Она долго выбирала бантик, иногда так долго, что я успевал заползти в тёмный шкаф и заснуть там. Девочка тогда кричала: « Тимка, Тимка!». Не могла без меня, боялась. Я жалел, царапался в дверь изнутри шкафа и меня выпускали. Ниночка хлопала в ладошки и смеялась: « Мама, мама, Тимошка уже откликается, он запомнил своё имя!». А я жмурился от света и счастливого детского голоса и сам был счастлив. Так я узнал, что я – Тимошка.

Мяу звала меня Тимофеем, Тимочкой, Тишкой. А я на все откликался – она молочка мне давала за это. Мяу всегда всех кормила, не только меня.

Жил я в корзинке, где было мягко. На ночь Мяу грела мой матрасик грелкой, чтобы я не мёрз.

Добрая.

Кроме девочки и Мяу, был ещё папа. Он рано уходил и поздно приходил. Это называлось работой. Иногда папа оставался дома, и они все вместе уходили. Это называлось по – разному: гулять, в магазин, в гости и ещё много разного, не помню. Но было одно название, которое мама и девочка очень любили. Папа весело потирал руки и говорил: «Ну что, девчонки, пошли деньги тратить?». Хотя девчонка была одна, МЯУ тоже радовалась, целовала папу и уходила вместе с ними. Я долго в такой день их ждал – наверно, надо было много денег девочке потратить. Когда они, наконец, приходили, дома долго пахло новыми вещами, духами, а у девочки появлялись новые игрушки, которыми она хвалилась передо мной: « Смотри, Тимочка, такой у тебя нет!». А зачем мне кукла? Мне вон мячик подарили, маленький такой. Он так смешно и быстро бегает, что я не всегда догоняю его. А мама и девочка смеялись над нами. А чего смешного, попробуй побегай за мячиком - я уставал так, что во сне лапками дергал, всё мячик догонял. Мячик любил прятаться под диван и сидеть там. Боялся папы. Он на него всё время наступал.

Однажды мне принесли новую игрушку, поставили в коридоре и мама сказала: «Нечего тебе мебель драть, вот тебе игрушка, точи когти». А что их точить – они и так острые. И мебель я не деру. Ну, подумаешь, на шторах качаться люблю, так это, когда никого нет. Ещё с кресла цветок хочу к себе в корзинку взять, всё беру, беру, а он никак…не хочет, с креслом дружит…

Подошёл я к этой точилке, понюхал, сел около неё. Потом и девочка подошла: « Давай, Тима, когти точить тобой». Ну мы и точили, пока не уронили точилку и папа не заворчал: «Завели животину, покоя нет. Хватит, пора спать!». Папу слушались все… и я. Спать, так спать. Но я потом, когда все уснули, целую ночь эту животину искал. Решил, что это мячик. Потому что, когда девочка кидала его и попадала в папу, он тоже ворчал: Покоя нет от этого мячика. Иди, порисуй лучше».

Жил я хорошо.

МЯУ всегда кормила меня молоком и кашей. Да и не только она. Когда девочка недоедала кашку, то выкладывала её мне на блюдечко и шептала:

« Ешь быстрее, ешь быстрее». Видно хотела, чтобы я вырос большим и сильным. А я и съедал. Каша была такой вкусной, да и девочка так торопила, что я залезал в блюдце передними лапками и после их облизывал – не пропадать же добру. Однажды МЯУ увидела, как я облизываюсь и говорит девочке: «Опять кашу котёнку отдала, не доела!». Как МЯУ догадалась? Она же не видела ничего, я быстро съел. МЯУ всё про нас знает.

От каши я подрос и стал залезать на стул, а с него на девочкин стол. О! Что я увидел! Вот чем она занимается, когда её папа просит порисовать. Я решил тоже попробовать рисовать. Карандашей было так много, что я долго искал, какой покрасивее. Ну они и раскатились по столу, а некоторые даже на пол убежали. Видно, не хотели рисовать. Я за ними. И понял, что карандашами можно не только рисовать… Долго у меня потом ушко болело, за которое меня МЯУ трепала. Как будто ухо карандашами играло. Девочка с мамой потом долго собирали их с пола. А мне пригрозили веником.

Один карандаш спрятался под диван и я с ним ночью играл. А утром папа ругался: «Завели животину, покоя нет. Всю ночь по комнате карандаш гонял». А я никакую животину не видел, когда карандаш ночью прятал, чтобы его веник не нашёл. А то он все мои тайники знает, колючий!

Однажды папа сказал: « А наш Тимка подрос. Сегодня ночью замёрз и ко мне на кровать сумел залезть. Пусть, думаю, спит, это лучше, чем ночью нас будить».

Так я узнал, что подрос и что папа меня тоже любит.