Приватизация 90-х: два взгляда на одну проблему

Ровно 20 лет назад в России начался процесс приватизации. В соответствии с указом президента «О введении в действие системы приватизационных чеков в Российской Федерации» в сентябре 1992 года началась выдача населению так называемых «ваучеров». Это был первый этап приватизации, получивший название ваучерного, или чекового.

Есть мнение, что Советский Союз развалился сам по себе, дескать, советская система прогнила до основания и поэтому страна распалась. Это, мягко говоря, неправда. Есть неопровержимые доказательства того, что СССР развалился не сам по себе, а при очень активной и целенаправленной помощи как многоопытных внешних, так и высокопоставленных внутренних «доброжелателей».

Скрытая фаза этого процесса началась, по всей вероятности, ещё до появления в Кремле бывшего ставропольского комбайнёра, а вот началом открытой стадии можно, пожалуй, считать 1991-й год, когда главой Госкомимущества стал Чубайс, который вместе с Гайдаром, Кохом и другими «подельниками», ведомый американскими учителями и советниками, приступил к практическому умерщвлению нашей страны.

Об этом главный приватизатор всех времён и народов не раз открыто свидетельствовал в своих интервью. Вот фрагмент одного их них.

Чубайс: «Мы занимались не сбором денег, а уничтожением коммунизма. Это разные задачи и с разной ценой. Мало кто это понимает на Западе. Что такое приватизация для нормального западного профессора, для какого-нибудь Джеффри Сакса, который пять раз менял свою позицию по этому поводу и докатился в итоге до того, что следует отменить приватизацию и начать всё заново. Для него в соответствии с западными учебниками – это классический экономический процесс, в ходе которого оптимизируются затраты на то, чтобы в максимальной степени эффективно разместить активы, переданные государством в частные руки. А мы знали, что каждый проданный завод – это гвоздь в крышку гроба коммунизма. Дорого, дёшево, бесплатно, с приплатой – двадцатый вопрос! А первый вопрос один: каждый появившийся частный собственник в России – это необратимость. Точно так же, как 1 сентября 1992 года первым выданным ваучером мы выхватили буквально из рук «красных» решение об остановке приватизации в России, точно так же как каждым следующим своим шагом мы двигались в том же самом направлении. Приватизация в России до 1997 года вообще не была экономическим процессом. Мы решали совершенно другого масштаба задачи, что мало кто понимал тогда, а уж тем более на Западе. Приватизация решала тогда главную задачу – остановить коммунизм! Эту задачу мы решили. Мы решили её полностью. Мы решили её с того момента, когда в 96-м году на выборах Зюганов отказался от лозунга национализации частной собственности. Отказался он не потому, что полюбил частную собственность, а потому, что понимал, что если хочешь получить власть в этой стране, – безумие сдавать назад. У тебя у самого отнимут так, что тебе мало не покажется. Этим самым мы заставили его, независимо от его желания, играть по нашим правилам – ровно то, чего и надо было добиться».

Сегодня население России в целом негативно относится к итогам приватизации. Как показывают данные нескольких социологических опросов, около 80 % россиян считают её нелегитимной и выступают за полный или частичный пересмотр её итогов. Около 90 % россиян придерживаются мнения, что приватизация проводилась нечестно и крупные состояния нажиты нечестным путём. С этой точкой зрения (как, может быть, кому-то покажется странным) согласны также 72 % предпринимателей.

Как отмечают исследователи, в российском обществе сложилось устойчивое, «почти консенсусное» неприятие приватизации и образованной на её основе крупной частной собственности. На протяжении многих лет в обществе идут споры о том, надо или не надо пересматривать итоги приватизации.

Комментируя эту тему, доктор социологических наук, профессор МГУ Михаил Бочаров считает, что приватизация – это дело прошлое, и её давно уже пора легализовать.

Бочаров: «Нужна легализация приватизации, чтобы олигархи и их предприятия выплатили все необходимые налоги, погасили все задолженности перед государством (чтобы общество успокоилось), и стали работать, заниматься развитием народного хозяйства. Казна получала бы налоги от предприятий, эти средства шли бы на соответствующие социальные выплаты, вкладывались в наукоёмкое производство и другие отрасли. Возьмем мировую практику: Дюпоны, Рокфеллеры начинали свои транснациональные корпорации вообще с «пиратства». У нас же рынок пошёл «сверху», и так как мы встали на капиталистический путь развития, возникла объективная необходимость быстро вырастить собственника. Потому что без этого, декларация нашей Конституции о том, что Россия – социальное государство, так и останется декларацией. Социальное государство может появиться тогда, когда появится развитая экономика, причём, в разных сферах.

А развивать экономику можно, когда появятся собственники. Для этого, конечно, нужно развивать мелкий, так сказать, «народный» капитализм, то есть снижать ставки рефинансирования, кредитные ставки, давать налоговые льготы для среднего и малого бизнеса. Если же сейчас взять и всё переделить, то мы дойдём до состояния абсурда и новой революции, потому что абсолютно довольных никогда не будет – в мире такого не было никогда. И политика, и экономика зачастую несправедливы – рынок сам по себе не является справедливым. Нужны сдерживающие рычаги, система сдержек и противовесов против оголтелой, «дикой» рыночной экономики, субъекты которой озабочены только одним желанием – набить мошну».

А вот за пересмотр приватизации сегодня высказывается больше респондентов, чем это наблюдалось несколько лет назад. Однако такие высказывания сейчас чаще следуют с оговоркой: мол, по закону это происходило или нет. И увеличение доли сторонников этого мнения произошло вовсе не за счёт престарелых граждан и людей с низким уровнем образования, которые давно уверены, что пора всё взять и поделить.

Увеличилось число интеллигентных россиян средних лет с хорошим образованием, уверенных, что пересматривать результаты приватизации следует в случае, если будет доказано, что этот процесс проходил с нарушениями закона, или и вовсе был проведён незаконно. Этой же точки зрения придерживается и председатель партии «Российский Общенародный Союз» Сергей Бабурин.

Сергей Бабурин: «Меня всё время удивляло, когда господин Чубайс начинал пугать нас всякими бедами и карами небесными, если будут пересматриваться итоги приватизации начала 90-х. А разве тогда, когда он её провёл, не случилось нечто подобное? Мы до сих пор расхлёбываем всё это. В этом отношении господин Чубайс напоминает мне того человека, который, «случайно» прихватив в чужой квартире добро, пойман с поличным, но говорит: давайте не пересматривать итоги владения собственностью последние полдня, иначе это приведёт к кризису. К какому кризису! Если у людей украли их же имущество и просто просят вернуть? Причем, речь идёт не об экспроприации, а о пересмотре в соответствии с законом. Если при приватизации не был нарушен закон, если не было преступного занижения цен, то никаких претензий и не будет. Если же цены были занижены, то надо будет просто честно, спокойно сделать перерасчёт и доплатить те деньги, которые в своё время, возможно, легли в карман чиновников, а, возможно, и вовсе не были выплачены. И не надо стращать нас угрозами, мол, будем стрелять, просто так не смиримся. Мы, в отличие от них, не хотим заниматься экспроприацией. Это они всё нагло, бесцеремонно, воровским способом отобрали».

Если акционирование при приватизации является общепризнанной мировой практикой, то «ваучерная кампания» оказалась особенностью России (за рубежом схожие методы применялись только в Чехии и Монголии).

Согласно исходному замыслу этой кампании, каждый гражданин России должен был бесплатно получить свою долю общенародной собственности. И это ему должна была обеспечить ценная бумага на предъявителя под названием ваучер. Организаторы приватизации уверяли, будто цена ваучера достигнет цены хорошего советского автомобиля.

Однако, «невидимая рука рынка» очень скоро эту цену «обнулила», и с ваучерами произошло, практически, то же самое, что и с советскими сбережениями — они мгновенно обесценились. К концу ваучерной кампании люди, мечтавшие стать обладателями автомобиля, не могли уже рассчитывать даже на обычный велосипед. Сергей Бабурин не сомневается в том, что «ваучеризация» всей страны, вернее, то, как она была проведена, стала преступлением против народа.

Сергей Бабурин: «Ведь этот ваучер, в действительности, был системой должностного подлога со стороны ряда руководителей периода Ельцина, когда закон о приватизации не действовал, а действовал указ президента. И никто, кстати, до сих пор, так и не ответил, за эти должностные преступления, а они были явными – в этом никто не сомневается. Самое главное, что всё это зафиксировано на будущее, что, собственно, больше всего и бесит организаторов преступной приватизации, пересмотр итогов которой не входит в их планы. Но сколько бы не прошло времени, реальность преступного характера приватизации не изменится, они только должны понять: чем раньше здесь будет наведён порядок, тем меньше проблем будет в дальнейшем. Но они сопротивляются, потому что прекрасно понимают, что этот вопрос коснётся олигархов, а не представителей среднего класса и мелких собственников. Пересмотр итогов приватизации относится к тем, кто покупал заводы за три рубля, а не к тем, кто приватизировал квартиру и тому подобное. Так что, эта тема не закрыта и она не будет закрыта, несмотря не на какие решения парламента и правительства».

Сейчас слово «приватизация» в массовом сознании вызывает только смутное ощущение чего-то жуткого. Некоторые помнят про «ваучер», за который обещали «Волгу» и который в результате обменивали на бутылку. Ещё кто-то помнит выражение «залоговые аукционы». Но общая картина происходящего смазалась – как смазываются в сознании избитой и искалеченной жертвы насилия детали и подробности произошедшего.

И пусть мои слова покажутся кому-то слишком пафосными, но мне тоже не хотелось бы, чтобы эта тема была закрыта до тех пор, пока не восторжествовала бы социальная справедливость, которая была брошена коту под хвост в 90-е годы прошлого столетия, и о которой так любят рассуждать с высоких трибун начальники всех рангов и калибров.