быдлоСМИ играют на эмоцииях

С появлением интернета язык СМИ изменился. Журналисты пишут свои тексты напростом почти разговорном языке, где главное эмоции.
Я сейчас выступлю с позиции такого эмоционального марксизма. Дело в том, что сейчас мы эксплуатируем эмоции. Вот, может быть, раньше одни люди эксплуатировали рабочую силу других людей, а сейчас одни люди эксплуатируют эмоциональную сферу других людей.. Эксплуатируют, как только можно, выжимают посложнее, и уже не знают, как бы еще вот пнуть этого человека, чтобы он зарыдал, расхохотался и, в общем, спровоцировался и проявил себя каким-то образом. Не прочитал угрюмо, не поставил ни лайка, не поставил комментарии и не перепостил. А чтобы это его задело за живое, и чтобы он дальше понес эту вот конструкцию текстовую своим друзьям, а те бы тоже понесли дальше, и т.д.
Это, конечно, хороший способ эмоционального вовлечения. Это психологический, скорее, термин. Это хороший способ увеличить тираж, я бы так сказала, каждой конкретной новости. Чем более (Есть такое слово «яркое». Это не термин никакой. Я его очень не люблю. Его обычно пишут студенты в курсовых работах. Я его там вычеркиваю всегда), чем более яркий текст, тем больше народу его прочитает. Что понимать под этой яркостью вообще - неизвестно науке. Что я имею в виду. Вообще, средства массовой информации, в частности в России, развиваются последние годы, последние двадцать лет, наверное, по такому пути: мы уходим от официальности, от формальной дистанции в общении, и мы идем в сторону фамильярности, идем в сторону сближения, идем в сторону той модели, которую раньше мы привыкли видеть только в бульварных изданиях. Вот бульварные издания: «СПИД-инфо», «Экспресс-газета», дай Бог весть, что там, «Life News», не знаю - они все работают вот в этой области неформальной коммуникации, бытовой тематики. Предметно-бытовая семантика там преобладает. Вот, значит, один человек убил другого большим кухонным ножом. Подробно описан большой кухонный нож, пятна крови на стенах, на потолке - все это вот очень замечательно, привлекательно, это все, скажем так, достояние разговорного общения, вообще, такой вот сферы разговорности. У нас в языке это такое стандартное противостояние кодифицированного литературного языка и разговорной речи, которая стихийна, не упорядочена, не поддается контролю, живет по своим каким-то законам и знать не желает законов литературного языка.
И вот средства массовой информации тоже всегда делились на две группы, условно, с какими-то там натяжками, но тем не менее. Одна группа - которая следует вот этой модели кодифицированного литературного языка, вторая группа - которая следует этой разговорности. Т.е. одни придерживаются формальной дистанции в общении. Для них собеседник - это некто, кого они называют на «Вы»: «Вот Вы, Иван Иванович Иванов, сейчас узнаете всю правду о котировках валютных рынков». «Во, - думает Иван Иванович Иванов, - какой я умный, и как уважительно ко мне относятся».

А другая группа говорит: «Сейчас ты, Ваня, все поймешь про свою жену. Про то, как, вообще, жизнь устроена и про то, как (не знаю) грибы сушить». И вот в этом случае Ваня думает: «Отлично. Мой быт как-то скрашен. Я что-то о нем понял, и я поговорил с каким-то приятелем». Это другая ситуация общения. В одном случае - ситуация двух профессионалов или малознакомых людей. В другом случае - ситуация общения двух хорошо знакомых приятелей, собутыльников даже, если так можно сказать.
И вот что-то в последнее время модель собутыльника, она вытесняет модель корректного, профессионального общения в очень многих СМИ. Мы как-то видим, что та эмоциональность, экспрессия, которая характерна для разговорной речи в большей степени, чем в речи формальной, она вытесняет постепенно на периферию какие-то стандартные конструкции, стандартные обороты. Мы гонимся за тем, чтобы быть нестандартными. Мы гонимся за этой вот мифической яркостью, которая не пойми чем достигается. И в жертву этой яркости приносится очень много, в том числе и изящество формулировок, и тонкость мысли. Очень многое приносится в жертву. Мне кажется, есть такие оплоты кодифицированного литературного языка в СМИ: газета «Ведомости», например, да даже газета «Коммерсант», которые, всё-таки, соблюдают некий баланс, некоторую золотую середину. Про «Парламентскую газету», «Российскую газету» уж не буду ничего говорить. Но вот для оппозиционной, например, прессы очень характерно такое вот агрессивное речевое поведение. Агрессивное в том смысле, что они очень стараются быть выразительными, экспрессивными, быть нестандартными в оценках, так уж, чтобы эта оценка была, знаете, как припечатали кого-то. Это такое естественное желание запомниться, привлечь внимание - понятные механизмы. И они неизбежно нужны оппозиции.
Если некая система ценностей занимает доминирующую позицию в обществе, ей не нужно как-то специально дополнительно привлекать к себе внимание. У нее и так все есть, у нее все в порядке. А тем, кто возражает, им нужно выделяться, им нужно бросаться в глаза. Поэтому да, они отправляются в эту стихию разговорности и черпают оттуда вдохновение. И поэтому этот процесс такой закономерный, который захватывает все большее и большее количество средств массовой информации. И нельзя еще забывать о распространенности блогов, социальных сетей, где, в общем-то, публикуются высказывания вне всякой правки редакторской, на личное усмотрение автора. Да, понятно, я не призываю вводить цензуру. Япросто призываю обратить на это внимание. Влияние блогинга на журналистику очевидно. Его нельзя игнорировать. Оно проявляется в какой-то такой шероховатости текста, которая допустима в блоге, и которая была раньше не очень-то допустима в СМИ. А теперь уже, как бы, и можно: «Ну, вот теперь я думаю, ну коряво, но зато правда». Вот так мы теперь можем думать. Кого-то это устраивает, кого-то это может раздражать.
Меня в большей степени раздражает, например, какая-то грубость и не обработанность текста. Ну, вот что за посконное такое вдруг прорвалось в газеты? Но тем не менее, это норма развития языка СМИ. Может быть будет какой-то следующий этап. Может быть мы вдруг все в средствах массовой информации наденем на себя пиджаки, затянемся галстуками и будем жить вот так.