Она умрет, если будет ничьей. Проблема освобождённых территорий

Сейчас уже очевидно, что пространства, отбитые у Украины, будут входить в состав России. Кроме Луганской и Донецкой республик в их границах до СВО, это огромные территории с сотнями тысяч людей, включающие несколько крупных городов с сотнями тысяч довоенного населения.

Сейчас перед Россией стоит просто колоссальная задача: интегрировать все эти территории с их населением обратно в Россию.

К настоящему моменту под российским контролем находится вся Луганщина, большая часть Донецкого региона, часть Харьковской, большая часть Запорожской областей, почти вся Херсонская область. На этой территории расположено несколько крупных городов, в том числе областной центр Херсон и превосходящий его по численности довоенного населения Мариуполь, а также масса промышленных и инфраструктурных объектов, в том числе одна АЭС.

Когда ты попадаешь на территории – и те, над которыми повстанцы никогда не теряли контроль, и занятые после 24 февраля – одна половина тебя удивляется: "О Боже, а я-то думал, тут Сталинград!".

Луганск выглядит намного менее обветшало и загажено, чем какие-нибудь Черновцы или Ивано-Франковск, Донецк и вовсе смотрится как благополучный российский город – не Петроград или Москва, но ничем не хуже Нижнего Новгорода или Екатеринбурга.

Правда, дороги обычно украинские – то есть такие, какими мы представляем русские шоссе в анекдотах про «направления». Но в целом – в случайно выбранном месте можно не обнаружить никаких следов войны.

Обычно именно благополучные районы фотографируют для унылой украинской пропаганды: «Вот, смотрите, Донецк через восемь лет геноцида, хахаха!».

Потом ты идёшь и натыкаешься на здание без фасада, потому что к дверям спланировал украинский снаряд, и фасад упал. Вокруг всё та же жизнь – ходят люди, матери с колясочками; просто вот здесь здание школы без фасада, а в хрущобе напротив оконные рамы выбиты внутрь. Ты проходишь двести метров – и горячей точки уже как будто и снова нет, если не смотреть на небо, где видны как будто такие маленькие облачка среди необъятной синевы - это ПВО работает. Война как здоровый хищник, бродит рядом, но не прыгает на тебя каждую секунду. Иногда это выглядит жутковато: в полукилометре от тебя громыхает, а потом оказывается, что снаряд развалил квартиру. Иногда принимает просто комичные формы: инста-гел за соседним столиком разговаривает по, конечно, айфону, и в момент, когда вы оба слышите громыхание, произносит в трубку, манерно растягивая слова: «Все хорошо, котик, это наши с града насыпают».

Разрушения пятнами - они везде. Если уйти из больших городов, то ты можешь час ехать по посёлкам, где почти ничего не случилось, разве что может оказаться, что ты на автобусе, в котором так и не заделали дырку от пули в борту. Но затем ты въезжаешь в какой-нибудь городок, за который шли действительно жестокие бои, и понимаешь, что вот здесь Армагеддон состоялся. Это не только Мариуполь. Это Попасная, Волноваха, Северодонецк. Эти города действительно разрушены практически полностью, там нет буквально ничего целого. Большинство жителей разбежалось, но внутри ещё остаются где-то тысячи, а где-то – десятки тысяч людей. Пески под Донецком – это уже не населённый пункт. Сокольники под Луганском разрушены до основания, и возможно, что жизнь не вернётся туда никогда. Сейчас в этих городках и сёлах нет ни воды, ни огня. «Градообразующее предприятие» Волновахи – рынок, где закупаются военные. Другой работы просто нет.

При этом удивительным образом военные разрушения переплетаются с довоенными. Эти края были бедными – в том числе по российским меркам – ещё до войны. В некоторых городах Донбасса промышленные руины 90-х и нулевых выглядят не менее впечатляюще, чем свежие. Города в глубинке просто ломающе бедны: там и до войны была беспросветица, а потом, в 2014 году и позднее, боевые действия обрушили то, что и так висело на ниточках.

…потом ты возвращаешься в Донецк, и с изумлением крутишь головой, глядя на скверики и фонтаны.

Сейчас уже очевидно, что Россия будет забирать и ДНР с ЛНР, и те территории, которые уже взяты под контроль. И теперь перед ней стоит чудовищно сложная задача.

Проблем на отвоеванных территориях столько, что не знаешь, за что хвататься первым.

Одна из очевидных проблем – психологическое состояние. Люди живут в тревожном ожидании. Ни у кого нет стопроцентной уверенности, что русские не свернутся и не уйдут. Дончане уже восемь лет живут во «времянке» Донецкой республики, которую долгое время Россия не признавала, а сейчас пока не присоединила. В Херсоне, Мелитополе, Бердянске настроения ещё сложнее. У этих территорий вообще неясно, какой статус, и ни у кого нет уверенности, что их не бросят через два дня. Тем более украинская сторона постоянно обещает покарать «коллаборационистов».

И это не просто слова. Вооружённое подполье на этих территориях существует. Покушения на чиновников, попытки диверсий против военных – всё это реальность.

Причём в отличие от Северного Кавказа, здесь люди говорят на том же языке, что и русские, неотличимы внешне, а вооружение им поставляет индустриально развитое государство. Оставление занятых было районов на севере Украины в начале СВО тоже оптимизма не добавляет.

В своё время украинское правительство восстановило против себя Донбасс агрессией и негибкостью. Сейчас России крайне важно не пройтись по этим же граблям. На территориях живёт много народу, которые на Россию крепко злы. И будем честны: они имеют основания думать о нас не очень хорошо. Это не вопрос политических взглядов, это простейший психологический механизм "если А, то Б": когда к тебе во двор падает артиллерийская мина, ты не будешь любить запустившего её, даже если он пытался таким образом выбить пулемётчика из соседнего двора. Но это не значит, что за умы этих людей нет смысла бороться.

Люди обычно выступают за тот политический режим, который надёжен и при котором едят. Что отлично показывает направление работы для России.

Кстати, о «едят».

Из-за войны, разумеется, страдает экономика. Есть места, где в руинах лежит вообще всё, но, по очевидным причинам, хозяйственная жизнь нарушена и там, где стрельбы почти не было. Многие специалисты поуезжали. Украинские банки не работают, а работу российских ещё только предстоит наладить. Регулярно возникают перебои со связью. И это в относительно благополучных зонах, не лежащих в руинах.

Один из критических вопросов в освобождённых районах – это работа. Тот же Мариуполь – это промышленный город, это не курорт, который там обещают возвести. Здесь критически важно так или иначе восстановить хотя бы часть предприятий. То же самое касается остальных разрушенных городов: в той же Волновахе по-прежнему тысячи людей, и их всех не займёшь разбором завалов, а если и займёшь, надо же будет что-то делать позднее.

Последствия украинского мира – отдельная больная тема. Под крылом украинской "родины-матери" все оказалось до крайности запущено: те же дороги нужно восстанавливать даже там, где боевых действий как таковых не было. «Что здесь случилось? Война? – Нет, независимость» - это сплошь и рядом можно видеть въяве и вживе. Всё это тоже нуждается в восстановлении и приведении в единую систему с российским хозяйством, российской культурой, с «большой землёй».

Успехи России на этих территориях на сто процентов зависят от того, насколько энергично и искусно мы будем действовать там. Многие мероприятия необходимо было начинать уже вчера. Уже началось строительство в городах, находящихся в самом бедственном положении, но требуется решить проблему жилья, инфраструктуры и работы как можно скорее: осень на носу, а за ней и зима. Отношение к нашей стране тем более зависит не от речей и лозунгов об антифашизме, а от конкретных шагов. Здесь, кстати, наши позиции куда сильнее, чем может показаться: даже банальное оснащение больниц всем необходимым уже будет создавать дивный контраст с провалившейся Украиной.

В решении очевидных проблем огромную помощь могут оказать гражданские волонтёры. Там сплошь и рядом не стоит вопроса о том, чтобы проделать какую-то колоссальную работу, а о том, чтобы подать небольшие ресурсы туда, куда требуется прямо сейчас. Очевидное направление для помощи – лечебные учреждения, только стоит заранее уточнить у людей на месте, что именно им требуется. Другая задача, где нужен каждый рубль и пара рук, – стройматериалы. К примеру, в некоторых городах требуется масса полиэтилена. Когда у тебя выбило окно, ты вставляешь его, но когда у тебя во всём городе нет окон -- это уже другой разговор, а дома без окон – это болезни тех, кто проводит холодные ночи внутри, и осложнения болезней, а то и смерти тех, кто уже слаб или болен. Такие вещи лучше всего узнавать у местных мэрий: они пашут на износ, но сейчас их ресурсов просто не хватает. Если ты переживаешь по поводу судьбы жителей в зоне боевых действий, то у тебя есть совершенно неиллюзорная возможность поучаствовать в решении их проблем: там ни одна доска, ни одна упаковка аспирина и ни один рубль не будут лишними, не говоря о парах рук.

Кстати, восстановление бывшей Украины – это вовсе не чёрная дыра, куда будут падать народные резервы, ещё не украденные Соединёнными Штатами. На самом деле, такие проекты – это как раз отличный драйвер для экономики. Производство бетона, кирпичей, подряды, производство промышленного оборудования, труб, кабелей, асфальта, всего на свете. Это рабочие места на территориях, это рабочие места в России. Это, в кои веки, вложение в свою землю и своих людей. Короче говоря, для российской экономики это, в первую очередь, -- стимул.

Мы не до конца осознаём, но сейчас перед Россией стоит задача уровня освоения целины. Мы взяли на себя ответственность за судьбу миллионов людей и за пространства размером с не самую маленькую страну. Эта земля теперь наша.

Она умрёт, если будет ничьей.

Пора вернуть эту землю себе в полном смысле.