Почему жизнь в трущобах лучше "опрятной нищеты"

Эксперт Центра глобального развития Чарльз Кенни объясняет, почему жизнь в самых чудовищных трущобах оказывается лучше, чем опрятная нищета на природе.

Есть что-то неизбывно отталкивающее в городской бедности: смрад ничем не прикрытых сточных канав, удушающий дым от куч тлеющего мусора, лужи зловонной воды с радужной пленкой химических веществ на поверхности, из которых набирают воду. Бедность в сельской местности на этом фоне выглядит почти идиллией. Деревенскому бедняку может быть недостаточно пищи, медицинского ухода, образования и инфраструктуры, но он будет надрываться, поддерживая свое хозяйство в обстановке буколической, более соответствующей условиям, в которых подавляющая часть человечества просуществовала подавляющую часть своей истории. Почему же люди все равно живут в убожестве городских трущоб?

Потому что трущобы лучше. Большинство из тех, кому довелось испытать бедность в городе и сельской местности, предпочитают оставаться в трущобах, а не переезжать в деревню. За последние несколько десятилетий в развивающихся странах этот путь избрали несколько сотен миллионов человек — в одном только Китае так живут 130 млн рабочих-мигрантов. Они идут проторенной дорожкой: ищут лучшей жизни при ярком свете городских улиц, как Дик Уиттингтон, деревенский житель, ставший мэром Лондона в XIV веке. Дело в том, что шанс улучшить таким образом свою жизнь значительно выше. Несмотря на все безусловные ужасы трущобной жизни, в деревне все равно хуже.

Начнем с простой причины, по которой большинство людей уезжают из деревни, — деньги. Переезд в город оправдан экономически: богатые страны — это урбанизированные страны, а богатые люди преимущественно живут в городах. В городах физически больше денег. По данным Глобального института Маккензи, 60% всего мирового производства приходится всего лишь на 600 городов. И хотя на города приходится около половины всего населения Земли, только четверть тех, кто тратит меньше доллара в день, живут в городской черте, а 75% бедняков живут в деревне. К примеру, в Бразилии, где бедняки есть как среди обитателей фавел, так и среди коренных племен Амазонки, выживающих за счет сельского хозяйства, крайне бедными считаются только 5% горожан, в то время как в деревне этот показатель составляет 25%.

Но можно ли назвать жизнью жалкое существование в городской нищете? Наше представление о современных трущобах сформировано такими фильмами, как «Миллионер из трущоб», и журналистскими описаниями жизни низших слоев индийского общества, которые недалеко ушли от ужасных картин индустриализации XIX века, нарисованных в романах Чарльза Диккенса. Специалист в области урбанистики Майк Дэйвис в книге «Планета трущоб» пишет: «Никто не знает, насколько эти гигантские скопления бедности безопасны с биологической и экологической точек зрения». И все же, несмотря на все эти представления, нынешняя трущобная жизнь значительно лучше, чем во времена Диккенса.

Например, нынешнее качество городских условий обеспечивает большую продолжительность жизни. Исторически смертность в городах была такой высокой, что численность населения в них поддерживалась за счет постоянной миграции из деревень. Так, в Манчестере времен Диккенса средняя продолжительность жизни составляла 25 лет, в то время как в сельском графстве Суррей она равнялась 45 годам. Сегодня же во всем мире благодаря вакцинам и канализации средняя продолжительность жизни в больших городах значительно выше, чем в сельской местности. В африканских странах, расположенных южнее Сахары, детская смертность в городах с населением более 1 млн человек на 30% ниже, чем в сельской местности. И теперь рост городского населения происходит не за счет притока деревенских жителей, а по большей части за счет того, что у горожан рождаются дети и растет продолжительность жизни.

Прежде всего, лучшее качество жизни в городах достигается за счет большей доступности услуг. Данные, полученные в результате опросов, проведенных в развивающихся странах, показывают, что в бедных городских домах водопровод встречается в два раза чаще, чем в сельской местности, а туалет с канализацией — в четыре раза чаще. В Индии у городской женщины, живущей в крайней бедности, столько же шансов получить доступ к дородовому медицинскому обслуживанию, сколько у небедной сельской жительницы. А в 70% стран, изученных экономистами Массачусетского технологического института Абхиджитом Банерджи и Эстер Дюфло, доля девочек 7-12 лет,учащихся в школе, у бедного городского населения выше, чем среди сельской бедноты.

Банерджи и Дюфло обнаружили, что в двух третях стран, по которым у них были сведения, среди городского населения, живущего меньше, чем на один доллар в день, детская смертность ниже, чем среди жителей деревень. В индийских городах смертность среди детей в первый месяц жизни почти на 25% ниже, чем в деревнях. Разница эта настолько велика, что демограф Мартин Брокерхоф пришел к выводу: только в 1980-егоды можно было спасти жизнь миллионов детей по всему миру, если бы их матери просто-напросто переехали в города.

Жизнь в трущобах по-прежнему сложно назвать радужной. Частота заражения ВИЧ в городских районах Замбии в два раза выше, чем в сельских, а ситуация с тифом в Кении еще хуже. Трущобные жители также намного чаще сталкиваются с насилием, загрязнением воздуха и дорожно-транспортными происшествиями, чем сельская беднота.

Но в итоге расширение трущоб пойдет всем на пользу. Нормальная жизнь в трущобах могла бы развиваться еще эффективнее, если бы власти перестали называть их проблемой, от которой следует избавиться, и начали относиться к их обитателям как к населению, которое следует обслуживать, закрепляя за ними право собственности на землю, обеспечивая им безопасность, асфальтированные дороги, водопровод и канализацию, школы и больницы. Как говорит сотрудник Гарвардского университета, экономист Эдвард Глэзер, трущобы не делают людей бедными, они привлекают бедняков, которые хотят стать богачами.