Чувство вины и стыда

На модерации Отложенный

Чувство вины и стыда. Я это вычитал у замечательного экономиста и философа индийского происхождения Дипака Лала, кстати, постоянного гостя Высшей школы экономики.

Тезис в одной из его умных книжек «Непреднамеренные последствия» звучит примерно так: развитие человечества, прогресс культуры определяются прежде всего двумя чувствами, переживаемыми эмоциями – вины и стыда. Эти чувства заставляют человека обратиться к нравственной самооценке самого себя: вызывает ли у тебя твое деяние чувство вины перед кем-то, так что в другой раз ты не поступишь так? Ты чего не совершил (или совершил), потому что потом тебя заела бы совесть, чтобы она тебя не заела? А ты стал лучше.

Простая, но мудрая мысль, касающаяся оснований наших правил общежития и их усовершенствования. Вина – категория, в основном, библейских религий – христианства, иудаизма, ислама. Стыд больше принят в индийских религиях, в китайских учениях. Но насколько верно? Подумайте! Ведь в конце концов наша культура, прежде всего, нравственность, прежде всего, отношения между людьми.

После последней своей передачи на радио «Эхо Москвы» 10 сентября я испытываю чувство вины, оно меня гложет. Почему я сейчас набросился на Геннадия Гудкова за то, что он в 2000-ом году, представляя свою корпорацию, топил замечательного ученого и человека Валентина Данилова. За то, что он хотел спасти свою организацию, в трудное время не лишать людей работы за счет продажи в Китай фактически учебных пособий. А сейчас меня гложет вина: ведь выходит я осудил не тогдашнего Гудкова, в котором и тогда чувствовал «червоточинку» совести. А Гудкова сегодняшнего, который предпочел интересам корпорации совесть.

Так что прошу Геннадия Гудкова извинить меня, несмотря на различия во взглядах и сохраняющиеся терзания совести. Потому что Вы прошли большой путь и из своего былого положения стали настоящим демократом. А я как демократом был, так им и остался, копаясь в собственной душе в надежде помочь Родине в ее нынешних исканиях.

А при чем здесь демократия? – скажете вы. Человек нарушал закон. Пусть он нарушал закон давно, но не нарушал правил, вытекающих из «понятий». И никто его не трогал, как не трогают и тысячи других, кто знает, как себя вести в нынешних высших кругах нашего общества.

А вот она-то, демократия, очень даже к случаю. Как я понимаю, общество состоит из множества семей, организаций, групп интересов, которые взаимодействуют между собой, стараясь заработать средства существования и более или менее безбедной жизни. Конечно, есть элита, есть аппарат легитимного насилия, призванный поддерживать порядок, а заодно и интересы элиты. Я думаю, что эти элементы общества существуют всегда, независимо от того, какие порядки приняты в том или ином обществе. Но мы знаем, что есть порядки, основанные на насилии, – я имею в виду насилие нелегитимное, когда у каких-то групп имеется возможность применять силу, навязывать свои интересы, а у большинства других людей таких возможностей нет.

Более того, исходя из прошлого опыта, своего и соседей, они знают, что если они станут настаивать на защите своих интересов, к ним или к тем, кто попробует это сделать, будет применена сила. Не обязательно тюрьма, но, может быть, подавление бизнеса, лишение доступа к определенного рода занятиям. Не чувствуя у себя способности противостоять таким методам воздействия, граждане или подданные (такой способ поведения более характерен для них) вырабатывают свою реакцию на действия более сильных групп: покорность, угождение, саботаж и воровство, преимущественно по мелочи.

Это не демократия, это ее противоположность, порядок, в котором Россия жила, если считать от Ивана III, примерно 500 лет. Но за это время стало ясно, что этот порядок уступает другому – демократии – и неуклонно ведет к упадку.

Примерно с крестьянской реформы 1861-го года начался процесс трансформации российского общества. Не в демократию, но в социально-экономическую систему, которая рано или поздно начинает нуждаться в демократии и формирует условия для ее утверждения. Мы прошли первый период – начальный для развития рыночной экономики, капитализма и гражданского общества. Он закончился II Мировой войной, которая привела к потерям почти всего, что было сделано с середины XIX века. Второй период – советский, продвигавший самые прогрессивные лозунги, на деле оказался огромным скачком назад, к тому, что я описал выше. Не демократия, которую часто поминали всуе, а жестокий корпоративный феодализм, укреплявший те методы социальных взаимодействий, которые основывались на силе, ограничении свободы личности, а с другой стороны – на воровстве и саботаже. А демократия, которая позволяет расширять поле законности, ответственности и доверия, которая позволяет уменьшать стыд и вину.

В августе 1991-го года кончился второй период. Мы были уверены, что теперь у нас, как у людей, будет демократическое правовое государство. Но, оказалось, просто желаний и деклараций мало. Надо, чтобы бóльшая часть населения усвоила новые порядки, стала уважать государство как легитимную силу, служащую ему. Чтобы практика раз за разом стала укреплять эти убеждения. Тогда он станет гражданином, перестанет бояться начальника и полицейского, а будет открыто выступать за свои интересы, в том числе взамен жалкого саботажа, используя политические партии, выражающие его взгляды и интересы.

В 2003-ем году В.В. Путин еще раз попытался повернуть назад. Он рассчитывал, не будучи лишен оснований, что утомленные реформами и испытаниями, граждане поддержат его и у него снова будет в руках весь инструмент институтов власти, начиная с Малюты Скуратова и до Ю.А. Андропова. Но потом наступило 4 декабря 2011-го года, большинство, несмотря на фальсификации, высказалось за демократию. Шаг за шагом. Но наверняка. Г. Гудков – один из таких шагов.

Такой период перехода к демократии мы переживаем.

http://www.liberal.ru/articles/cat/5825