Мужской долг

Сил никаких не было смотреть на происходящее. Арсений наблюдал за тем, как его жена переворачивает свою лежачую мать, чтобы обработать ее тело от пролежней. В комнате уже давно установился больничный запах, смешанный с запахом нездорового человека и какой-то безысходности, облако которой обуревало Арсения, стоило ему только войти в комнату, где лежала теща.

Это продолжалось уже больше года, и за прошедшие месяцы, кажущиеся бесконечными, Арсений так сильно устал от всего происходящего, что порой ему казалось, что это просто дурной сон, который закончится, стоит ему открыть глаза. Однако, этого все никак не происходило.

Самым тяжелым для мужчины было осознание того, что начинает ненавидеть свою жену, которая бескорыстно помогает больной матери, а еще больше он ненавидит тещу, которая создала такую безвыходную ситуацию. Арсений ненавидел свою ненависть, потому что понимал, что она неправильная, ее не должно быть, а должно быть понимание, сострадание и помощь.

В тот день, когда Лена пришла из больницы, в которой лежала ее мать после инсульта, молча села за кухонный стол и обхватила голову руками, сказав, что маму выписывают домой, а ухаживать за ней некому, Арсений горячо убеждал жену, что она зря испытывает перед ним чувство стыда: ее мама, его горячо любимая теща, Алла Константиновна, никак не помешает их сложившемуся быту, тем более, в трехкомнатной квартире, в которой они жили вдвоем.

Тогда Лена подняла на мужа красные, уставшие глаза и слегка улыбнулась. Но в этой улыбке было столько благодарности, столько любви и доверия, что Арсений не сдержался и сам чуть не пустил слезу. Он просто обнял жену и вдохнул запах ее волос, ведь именно она, его Леночка, была самой лучшей, самой чуткой и самой любимой женщиной на всем свете.

Да и Алла Константиновна, до того, как перенесла инсульт, имела прекрасные отношения с зятем: чаще в супружеских спорах выступая на стороне зятя. Лена злилась, а Арсений благодарил бога за то, что тот послал ему такую потрясающую тещу, настоящую русскую женщину, знающую толк в кулинарии и отношениях между мужем и женой.

И хоть жила теща отдельно, очень любил Арсений, когда Алла Константиновна появлялась у них в доме, готовя великолепные обеды: румяные пирожки, наваристый борщ, сочные и мягкие котлеты. Он любил жену, но признавал, что в кулинарном поединке между супругой и тещей он первое место присудил бы именно дорогой матери жены. Лена даже порой злилась на мужа за такую искреннюю и неподдельную любовь к теще, которая теперь куда-то делась, превратив жизнь Арсения в кромешную тьму, состоящую из запаха больницы, стонов тещи и усталой жены, которая не хотела ничего, кроме того, чтобы прилечь и отдохнуть.

Арсений часто вспоминал тот день, когда в их дом санитары заносили обездвиженное и стонущее тело тещи. Она исхудала и смотрела по сторонам невидящими глазами. Это будто была не та женщина, к которой с такой любовью и уважением относился Арсений: это был другой человек, чужой для него. И лишний…

Поначалу Арсений взялся за дело, закатав рукава. Он помогал жене обрабатывать пролежни, убирать судно, таскал горы пачек с подгузниками и живо интересовался состоянием тещи. Почему-то он был уверен, что вся эта ситуация как-то сама собой разрешится максимум за месяц, а прошло уже больше года, и никаких перемен к лучшему в их жизни не происходило.

Арсений устал, а больше всего он устал видеть Лену, которая превратилась в робота по уходу за инвалидом, на долгие годы поселившимся в их доме. Больше не было наваристых борщей и поджаристых пирожков, была только незнакомая женщина, нуждающаяся в круглосуточном уходе.

Поначалу Лена пыталась найти сиделку, чтобы снова выйти на работу и отвлекаться от ситуации, меняя обстановку. Но приходила одна, вторая, третья сиделки, и все они или просили больше денег за свои услуги, либо работали спустя рукава, и Лене все равно приходилось исполнять роль сиделки, за которую она платила постороннему человеку.

Арсений молчал на этот счет, пока он делал вид, что его все устраивает, но в глубине души он чувствовал, как в нем растет черная, всепоглощающая ненависть к двум женщинам, которые находятся рядом с ним и не приносят никакой пользы, только лишь раздражая его даже по пустякам.

Грязный памперс, немытые тарелки с кашей в раковине, развешанное по всему балкону белье, мешающее солнцу попадать в дом, - все это раздражало Арсения с каждым днем все больше и больше. И не мог он уже справиться со своей ненавистью, порой срывая гнев на подчиненных или просто напиваясь в баре и возвращаясь домой поздно и сразу падая в постель. Только в таком состоянии, за двумя закрытыми дверьми, он мог отдохнуть от стонов своей тещи, которые раздавались изо дня в день и, как ему казалось, без остановки.

А жена… Она стала совсем другой. Из яркой и уверенной в себе женщины с красивой прической, аккуратным маникюром и умелым макияжем, она превратилась в старуху с сединой в волосах, обрезанными под корень ногтями и без единого намека на косметику. Она все время ходила по дому в халатах, от нее пахло лекарствами и болезнью, и Арсений осознавал, что его жена уже не та женщина, с которой он хотел бы прожить всю свою жизнь. И от этого понимания на душе было тошно, противно и хотелось разбить кулаками стену.

 

 

 

Придя домой после очередного тяжелого рабочего дня, Арсений прошел в спальню и упал на кровать, уткнувшись лицом в подушку.

Он закрыл глаза и вспомнил, как однажды его жена сказала ему интересную вещь. Тогда они только поженились, проходили конфетно-букетный период и были безумно счастливы.

- Сеня! – сказала она весело, обвивая его шею руками и целуя его в щеку. – Пообещай мне одну вещь!

- Конечно, - он рассмеялся и поцеловал Лену в губы в ответ на ее легкий, почти незаметный поцелуй.

- Когда ты вдруг почувствуешь тягость в отношениях скажи мне об этом сразу, не тяни!

Арсений стал тогда серьезным и даже слегка отстранился от жены:

- Что за глупости? Какая тягость? Беря тебя в жены, я брал тебя в жены навсегда. И любые тягости нам с тобой по плечу.

Лена покачала головой:

- Это ты сейчас так думаешь! А может наступить переломный момент, например, ты встретишь другую женщину, полюбишь ее…

- Исключено, - сразу прервал Лену Арсений, считая ее слова чуть ли не оскорблением.

- Ну хорошо, - с легкостью согласилась она, - например, я растолстею и стану весить сто килограммов, а ты будешь раздражаться при виде меня.

- Обожаю женщин с формами, - рассмеялся Арсений, обнимая жену за тонкую талию, с трудом представляя ее стокилограммовой.

- Или вдруг я стану незрячей или неходячей, а ты будешь тяготиться этим, - продолжила Лена, серьезно глядя на мужа.

- Я буду любить тебя любой. И никакие обстоятельства не помешают этому.

- Это ты сейчас так думаешь и говоришь, потому что обстоятельств таких нет, - сказала Лена, - а, если будут, а угрызения совести не будут давать тебе покоя. Просто скажи мне об этом, я все пойму.

- За это я тебя и люблю! Ты все понимаешь! – воскликнул счастливый молодожен и не удержался от поцелуя.

Лежа сейчас в темной комнате и слыша за стеной приглушенные стоны своей тещи, он вдруг подумал о том, что, возможно, настал тот самый момент, о котором говорила Лена. Было невыносимо находиться рядом с ней, и никакая сила убеждения не помогала Арсению думать иначе.

Дверь в комнату приоткрылась, на пороге стояла Лена. Арсений видел ее силуэт, такой хрупкий и такой родной. Она молчала, но Арсений знал, сколько всего накопилось в этой маленькой, но сильной женщине. И опять смесь любви и раздражения резанула его в самое сердце.

- Ты что-то хотела сказать? – спросил муж, не поднимаясь с кровати.

- Я пришла спросить тебя о том, что хотел бы сказать мне ты? – ответила она, не делая ни одного шага в его направлении. – Может быть, есть что-то, чего ты не договариваешь, прикрываясь мусорным ведром и отсутствием женской ласки. Например, что тебе все осточертело, и ты хочешь послать все к чертям собачьим и начать свою жизнь, без меня и моей матери.

Он молчал. Хотелось сказать очень многое, хотелось вообще подскочить с постели и сбежать из этого дома, пропитанного болью, безысходностью и полным непониманием друг друга, но вместо этого Арсений поднял лицо и всмотрелся в глаза Лены. Она смотрела на мужа выжидательно, и вдруг ему стало очень стыдно. Впервые за долгие месяцы, что он боролся с собой и своей ненавистью ко всему и вся, Арсений испытал чувство стыда.

- Я хочу, - наконец выговорил он, - хочу послать все к чертям. Ты это верно подметила. Я хочу, но не могу. Не потому, что я слабый и привыкший к комфорту слюнтяй, а потому, что передо мной стоишь ты, такая хрупкая снаружи и такая чертовски сильная внутри. Ты тянешь все на себе, а я вдруг буду тебя упрекать в чем-то и уходить с гордо поднятой головой? Нет.

Арсений сказал это, и словно оковы, в которых он находился на протяжении долгих месяцев, спали с него и дали возможность вздохнуть полной грудью. Арсению стало легче, а еще он вдруг осознал, что больше не испытывает никакой ненависти к жене, теще и всему, что с ним происходило. Он просто увидел свою жену, и ему стало ужасно стыдно за себя.

- Я не хочу, чтобы ты терпел, - сказала Лена, - не хочу, чтобы ты делал вид, что тебя все устраивает, тогда как на самом деле тебе все осточертело.

- Я не буду делать вид, но терпеть я буду. Потому что должен.

Через две недели Алла Константиновна скончалась от повторного инсульта. Арсений был рядом с женой, поддерживал ее, помогал, но явно чувствовал ее внутренний стержень, о котором для себя он мог только мечтать. Он справился с собой, выдержал, он не сдался. А еще он выполнил свой долг и будет выполнять дальше. Потому что долг для мужчины – это святое.