Жрецы и жертвы холокоста

Тут вышел из ворот изящный чёрт и обратился ко всем:

— У вас там портреты висят в несколько рядов.

— Святые наши, какие портреты?

— Их надо переписать: они устарели.

Монахи опешили:

— И кого же заместо их писать?

— Нас!

В. Шукшин. До третьих петухов

Главное отличие еврейского Холокоста от всех мировых человеческих ка­тастроф, по уверениям его жрецов, заключается в том, что Холокост уникален, неповторим и непознаваем, что ничего подобного никогда в человеческой ис­тории не было, что всякого рода геноциды, массовые убийства, истребления племён и народов, сущность которых заключается в слове "резня", в подмёт­ки не годятся Холокосту, потому что "никогда раньше ни одно государство не организовывало с сознательным намерением и систематическим образом фи­зическое уничтожение всех мужчин, женщин и детей определённого народа" (Стивен Кац).

"Холокост уникален и не имеет параллелей в человеческой истории" (Я. Нейснер).

"Тайна Освенцима — это "истина, заключённая в молчании" (Эли Визель).

"О Катастрофе невозможно говорить иначе, нежели через призму невы­разимости" (Я. Леоняк) – и т. д.

В этот хор элиты синедриона вплетаются причитания младших жрецов Хо­локоста – наших отечественных подголосков. Бывший советский критик Бен Сарнов, как старый попугай, почти дословно повторяет вышеприведённую формулу одного из верховных жрецов — Стивена Каца: "Дело в том, что впер­вые в истории человечества было принято решение об "окончательном реше­нии вопроса" с конкретной нацией". Куда, как говорится, конь с копытом, ту­да и рак с клешнёй. Наш Александр Асмолов тут как тут:

"Катастрофа Холокоста не вмещается в сознание человека <... > Как представить непредставимое!" — трагически восклицает он, уподобляясь Моисею, которому Господь на горе Хорив сурово заметил: "Лица моего не можно тебе увидеть; потому что человек не может увидеть меня и остаться в живых" ("Исход. 30-20).

Но, слава Богу, есть среди еврейских историков и трезвые люди, пони­мающие суть воплей об уникальности Холокоста: "Эти ссылки на Холокост, — замечает известный израильский автор Боас Эврон, — представляют собой не что иное, как официальное пропагандистское вдалбливание, непрерывное повторение определённых ключевых слов и создание ложного взгляда на мир. Фактически всё это направлено не на то, чтобы понять прошлое, а на то, что­бы манипулировать настоящим"... ("Индустрия Холокоста", стр. 33).

Высмеивая теорию "уникальности" Холокоста, американский историк Норман Финкельштейн пишет: "Холокост невозможно рационально объяс­нить. Если нет сравнимых с Холокостом исторических событий, то он вообще возвышается над историей. Итак, Холокост уникален, потому что он необъяс­ним, и необъясним, потому что он уникален" (стр. 36).

"Для Визеля Холокост, – иронизирует Финкельштейн над писаниями главного официального истолкователя Холокоста, – воистину "мистериальная" религия. Визель подчёркивает, что ХОЛОКОСТ "ведёт во тьму", "отвер­гает все ответы", "находится вне истории, по другую её сторону", "не подда­ётся ни познанию, ни описанию"... Холокост – это "разрушение истории", он знаменует собой "изменение в космическом масштабе". Только выживший священнослужитель (читай – только Визель) способен проникнуть в его мис­терию. А поскольку эту мистерию, как признаёт сам Визель, "невозможно пе­редать", "мы не можем об этом говорить". Следовательно, Визель сообщает в своих речах, за которые он получает стандартный гонорар 25 000 долларов (плюс лимузин с шофёром), что "тайна" Освенцима – это "истина, заключён­ная в молчании" (там же, стр. 36).

Жрецы Холокоста впадают в отчаяние оттого, что не найдено, несмотря на все усилия, ни одного документа, из которого бы явствовало, что "оконча­тельное решение еврейского вопроса" означало полное уничтожение евреев гитлеровской государственной машиной (или сталинской) от мала до велика. Историк Лакер с горечью писал: "До сих пор не найден письменный приказ об уничтожении еврейской общины, и по всей вероятности такой приказ никогда не был отдан" (У. Лакер. "Ужасная тайна". Франкфурт-на-Майне, Берлин, Ве­на, 1981 г., стр. 190).

Один из основоположников литературы о Холокосте, Леон Поляков, так­же был разочарован: "Никакого документа не осталось. Возможно, его никог­да и не было".

Профессор Еврейского университета Иегуда Бауэр даже осудил поиски этого мифического распоряжения: "Общественность всё ещё время от време­ни повторяет глупую сказку о том, что в Ванзее якобы было принято решение о массовых уничтожениях евреев". "Несмотря на самые тщательные поиски, не удалось найти приказа Гитлера об истреблении евреев" (С. Арон и Ф. Фюре – пресс-конференция в Сорбонне. Февраль 1982 г.).

Но коли так – если не было специально принятой и задокументированной программы уничтожения государством "всех мужчин, женщин и детей одного определённого народа", то тогда Холокост не является неким исключением, неким уникальным событием и становится в ряд обычных геноцидов, обычных преступлений, которыми изобиловала история человечества: испанцы истре­били племена майя и ацтеков в Центральной Америке, протестанты-англосак­сы – извели 80% индейского населения Северной Америки, американцы уничтожили в несколько мгновений сотни тысяч японцев в Хиросиме и Нагаса­ки, хорватские фашисты вырезали во время гитлеровской оккупации Югосла­вии сотни тысяч сербов, а сколько "недочеловеков" – корейцев и китайцев из числа мирного населения свели в могилу японские оккупанты, и подсчитать не­возможно: на Востоке такого рода статистики не существует. Даже до сих пор не известно, сколько же погибло вьетнамцев во время жесточайшей бойни, ус­троенной США в Индокитае: считается, что от 4 до 6 млн человек...

А что уж говорить об африканском племени тутси, о преступлениях Пол Пота, об уничтожении индонезийской хунтой Сукарно почти всего населения острова Тимор в 70-х годах XX века! Но все эти кошмары с точки зрения жрецов Холо­коста были обычными, рутинными событиями истории человечества, над кото­рыми должен был возвышаться единственный и неповторимый Холокост. Но как его возвысить, если, несмотря на тщательнейшие поиски, "документа" не най­дено? Тогда жрецы Холокоста решили упростить аргументацию. Смягчили свои требования к понятию Холокоста. Суть смягчения заключалась вот в чём:

"На Ванзейской конференции <... > все участники уже знали или пони­мали, что именно имеется в виду под "переселением", под "окончательным решением", под "особым обхождением" и т. п. (из книги "Отрицание отри­цания"). Это похоже на возражение "холокостников" исследователям, дока­зывавшим, что в Освенциме технически невозможно было уничтожить такое количество евреев, которое хотелось жрецам: "Не надо задавать вопрос, как было возможно технически такое массовое уничтожение. Оно было возмож­но технически, потому что имело место. Такова обязательная исходная точ­ка любого исторического исследования на эту тему <... > нет и не может быть дебатов о существовании газовых камер" (Р. Гароди, стр. 137).

Роже Гароди по этому поводу саркастически замечает: "Не надо задавать вопрос... Обязательная исходная точка... Не может быть дебатов. Три запре­та, три табу, три окончательных предела для исследований" (стр. 136-137).

И никакого документа "об окончательном решении", если он не найден — уже не нужно. Холокост и без документа всё равно остаётся "уникальнейшим" явлением в человеческой истории. Неужели П. Полян и А. Кох верят в то, что в Ванзее высшие идеологи рейха разговаривали шифрованным птичьим язы­ком? Да зачем им-то друг от друга что-то скрывать? Немцы не таковы, и это полунемец без единой капли еврейской крови Альфред Кох должен знать. Немцы могут исполнять планы лишь тогда, когда всё решено и сказано ясно, прямо, исчерпывающе. "Всякий хаос, – писал русский философ Н. Бердя­ев, — для немца невыносим. Немец чувствует себя свободным только в казар­ме". Приказ. Цель. Метод. Ответственность. Когда есть все эти компоненты — немцу нет равных. Он исполняет — и чувствует себя счастливым, докладывая: "Исполнено!" А в Ванзее они говорят (по Поляну и Коху) на какой-то полити­ческой фене, словно бы боясь, что их подслушивают будущие члены Нюрн­бергского трибунала, а дешифровщик Павел Полян должен всё за них доду­мать, расшифровать и рассказать миру, что они имеют в виду. Как будто там заседали не фанатичные солдаты железного вермахта, а какие-то франкмасо­ны, ломающие сами перед собой кошмарную и болтливую трагикомедию. Не верю! – как говорил Станиславский.

* * *

Кампания по замене христианства религией Холокоста в России нача­лась в конце 80-х – начале 90-х годов. Помню, впервые с этой тщательно проработанной и старательно оснащённой версией я познакомился в деся­том номере журнала "Октябрь" за 1990 год. Статья называлась простенько и со вкусом: "Христианство после Освенцима". Её автор некий Сергей Лезов попытался посеять сомнения в истинности и жизнеспособности христианст­ва, конечно, не так грубо, как это делали в 20-е годы Демьян Бедный и Емельян Ярославский (Миней Губельман), но куда более коварно. "Безбожники" 20-х годов делали это грубо, "по-римски". А Лезов изощрённо — "по-фарисейски". Недавно я перечитал эту статью и сделал из неё некоторые выпис­ки. Вот они.

"Юдофобский потенциал Нового завета, который сполна реализовался в истории церкви"...

"В Евангелии от Матфея мы находим <...> пароль христианского антисе­митизма: "Весь народ сказал: пусть кровь Его будет на нас и на детях на­ших" (27:25).

"Что же касается Евангелия от Иоанна, то в нём есть текст, ставший клю­чевым для христианского варианта идеи жидомасонского заговора: "Отец ваш дьявол, и вы хотите исполнять желания отца Вашего" (8.44). Отсюда автор статьи делал окончательный вывод: "Освенцим надвигается на нас, как суд над нашим христианством".

"Должна измениться не только наша жизнь, но и сама наша вера".

Одним словом, жрецы Холокоста, используя, как им показалось, благо­приятный момент в человеческой истории, решили "опустить" христианство с общечеловеческих высот ("несть ни эллина, ни иудея ) до вульгарного анти­семитизма. А значит, надо заменить христианство на религию Холокоста, по­скольку жертва, которую принёс еврейский народ (6 миллионов!), якобы за­тмила голгофскую жертву.

И сразу, как по команде нового синедриона, на страницы газет и журна­лов выбежал целый легион обслуживающего персонала, толмачей, служек новой религии. Именитый функционер советской критики Бен Сарнов высту­пает в американской русскоязычной газете под рубрикой "Евреи глазами именитых":

"Христианская цивилизация потерпела крах. В рассказе Файбисовича у основателя христианства нет иного выхода, нежели погибнуть со своими со­временниками. Файбисович попал в самую болезненную точку" ("Форум", 10.16.07).

Наверное, неведомый нам Файбисович является жрецом куда более зна­чительным, нежели "шестёрка" Сарнов, если наш Бенедикт ссылается на не­го, как на обладающего правом судить самого Спасителя.

Но жрецы Холокоста, объявляя Холокост "непознаваемым и непостижи­мым", тем не менее, создают фонды, пишут учебники, проводят конкурсы в школах на предмет изучения Холокоста, возят учителей в Израиль, в Амери­ку, в Освенцим, словом, собирают с неофитов свою "десятину" в любой ва­люте. А это и есть, по словам Ханны Арендт, пошлая "банальность зла", впол­не познаваемая и оценённая по прейскуранту. И многие способные ученики обучаются новому "священному писанию" весьма быстро.

Вот и Матвиенко обучили складно рассуждать о Холокосте, что видно по её предисловию к шведской книге, которую, по её словам, "сердцем прочтут и учителя, и ученики, и родители повсюду в России". Ну если разумом понять нельзя – то хоть сердцем.

А вот Асмолов – тот поглубже, нежели Матвиенко, копается в пепле Хо­локоста. .. Он-то понимает, что понять Холокост невозможно. "Масштаб тра­гедии Холокоста не вмещается в сознание", "Холокост остаётся непредстави­мым"... И одновременно горюет профессор, что Холокост "фактически не представлен в массовом сознании российского населения", что в школьных программах "отсутствует какое-либо прямое упоминание о Холокосте".

То есть понять невозможно, но изучать всё-таки надо.

Очень боится профессор, что, не усвоив уроков Холокоста, российские граждане попадут в объятия "политического антисемитизма", что "в сфере образования сторонники национал-патриотической и неофашистской идео­логии мечтают о создании образовательных программ, направленных на формирование "обыкновенного" фанатического сознания, подчинённого фор­муле "нация превыше всего". И совсем плохо ему становится, когда он по­нимает, что эти национал-патриоты, идеологи, учителя "вслед за Сталиным призывают спасти русско-православное сознание от троцкистской химеры, космополитизации, финансового порабощения антропологической россий­ской православной цивилизации"... Всё-таки не выдержал, не стерпел, по­скользнулся на политике, добрался до православной сущности, мешающей усвоению Холокоста. Одна у него надежда — на учителей, которые, отбро­сив все "этнические предрассудки", поведают о Холокосте своим ученикам, те всё сразу поймут, вместят, откажутся от православия, и тем самым "имен­но учителя спасут Россию от пути к Холокосту" А чего нам опасаться? У нас российский Холокост в эпоху Троцкого и Ягоды уже был. И ничего. Выжили. А еврейского Холокоста нам не нужно, нам нужно еврейское покаяние. Пе­ред Россией. Именно об этом, размышляя о сути русской революции, писал отец Сергий Булгаков в работе "Расизм и Христианство", посвященной побе­де революции 1917 года: "Да, большевизм есть именно еврейский погром, совершённый именно еврейской властью, ужасная победа сатаны над еврей­ством, совершенная через посредство еврейства. Можно сказать, что это есть историческое самоубийство еврейства <... > Грех и преступление перед Израилем и перед Россией должны быть осознаны и исповеданы в нацио­нальном еврейском покаянии, а не замолчаны или же горделиво отвергну­ты". В 1942 году, когда Булгаков писал эту работу, государство Израиль ещё не существовало и слово "Израиль" надо понимать как религиозно-мистиче­ское призвание еврейства, которому оно изменило, очертя голову бросив­шись в русскую революцию.

Об этом же, но другими словами писал Абрам Зисман, инженер, русский еврей, служивший в царской армии, сидевший в сталинских лагерях, воевав­ший в штрафном батальоне в советской пехоте, попавший в плен к немцам, бежавший из плена, словом, человек фантастической биографии:

"Мы стараемся не говорить о той весьма неблаговидной роли, которую играли наши единоверцы во время революции 1917 года и особенно в медо­вые годы большевистско-коммунистического владычества. Скрываясь в Чехо­словакии во время Гитлера, я встретился с Кантором Гершковичем, и в бесе­де мы провели почти целый день. Он на прощанье обронил фразу: "Не есть ли эти гитлеровские казни возмездие за то гнусное участие наших в России в 1917-1928 годах?". Да, подумал я, существует Высшее правосудие" (из "Кни­ги о Русском Еврействе"). Однако в 90-е годы XX века в России проблема "покаяния" была перевёрнута с ног на голову.

"В 90-х годах в Москве на Поклонной горе поставлен музей памяти Холо­коста… Отныне Россия входит в общий ряд цивилизованных стран... Мы пе­реходим от покаяния к государственным действиям". Это слова Валентины Матвиенко из предисловия к шведской книге. Приятно сознавать, что Вален­тина Ивановна размышляет о Холокосте глубже Абрама Зисмана, основатель­нее знаменитого богослова отца Сергия Булгакова, правильнее Василия Гроссмана.

***

Каков же итог "вдалбливания" религии Холокоста в головы обывателей? Его жрецы совершили поистине сверхчеловеческие, сатанинские усилия, что­бы переписать историю христианства и по-новому отразить в уродливом зер­кале новозаветную мистерию.

Василий Шукшин, который в сказке "До третьих петухов" рассказал о том, как черти штурмуют монастырь и требуют, чтобы монахи вместо ликов святых на иконах изобразили их безобразные рожи, даже представить себе не мог, что угадал в этой сцене не только судьбу России, но и всемирно-историчес­кую провокационную драму.

Три силы действуют во всех четырёх новозаветных евангелиях. Грубая материально-историческая Римская империя, олицетворяемая прокуратором Иудеи Понтием Пилатом, синедрион фарисеев, возглавляемый Первосвящен­ником, потребовавшим от Пилата смерти вероотступника и еретика, галилея­нина Иисуса Христа. И, наконец, Сам Христос, искупающий своими муками на Голгофе все грехи человечества.

Но после муравьиной работы жрецов Холокоста христианская библейская мистерия, по их замыслу, должна превратиться в кощунственную карикатуру. Роль Христа, сознательно восшедшего на Голгофу, исполняют "сухие ветви" — "шесть миллионов" европейских евреев, бессловесно и безблагодатно, как стадо овец, пришедших в Освенцим, в Бабий Яр, на военные заводы и обо­ронительные укрепления Третьего рейха.

Роль коллективного Пилата в новой религии играет бюрократический слой гитлеровской элиты – от Гиммлера до Эйхмана, которые сначала планирова­ли выселить "овец израилевых" на Мадагаскар, вытеснить их в Америку и в Палестину, и лишь когда демократические страны не приняли этого подарка, отстроили Треблинку и Майданек. А роль элиты фарисейской — Каиафы, Ан­ны и других жрецов Голгофы сыграли Хаим Вейцман, Бен-Гурион, Ицхак Ша-мир и другие отцы-основатели государства Израиль.

А дальше – проще. Появились свои святые – Рауль Валленберг, Симон Визенталь, Шиндлер, Анна Франк, Януш Корчак, свои евангелисты – Эли Визель, Стивен Спилберг, Рауль Хильберг. Новой религии нужны свои алтарни­ки, служки, адвокаты, мелкие идеологи, "шестёрки", имя им нынче — леги­он, если подсчитать, сколько народу работает во всех холокостных фондах, комитетах, изданиях, рассыпанных по всему миру. У нас их тоже немало, этих жрецов, кандидатов в жрецы и просто функционеров разного уровня.

Павел Полян, к примеру, по совокупности заслуг (несколько книг, десят­ки, если не сотни статей, хорошее знание предмета и т. д.) может претендо­вать на роль жреца средней руки. Ну, а Альфреда Коха (по его собственной оценке, экономиста) можно поставить на торговлю бумажными иконками Визенталя или Валленберга или просто определить к свечному ящику.

Лишь Януша Корчака я бы не уступил жрецам Холокоста. Он, в отличие от всяческого рода шиндлеров и кастнеров, не торговал еврейскими жизнями, а пошёл на смерть за свои убеждения, как христианин Нового времени на свою Голгофу, подобно матери Марии, подобно внучке православного свя­щенника Зое Космодемьянской, подобно узнику Маутхаузена, крещёному русскому человеку генералу Карбышеву. Так что Януш Корчак (он же Яков Гольшмидт) не ваш холокостный, а наш христианский святой.

Как и положено в истории, постепенно возникли и свои еретики – Ханна Арендт, Роже Гароди, Норман Финкельштейн, Эдуард Ходос, Ноам Хомский, о котором еврейско-американская пресса пишет, что это "выдающийся аме­риканский лингвист, резко критикующий США и капитализм. Он выступал за ликвидацию Израиля и отказался ответить, верит ли он в реальность Холокоста" ("Форум", 1-7/1, 2009 г.).

Так же, как фарисеи переложили свой грех распятия Христа на римлян, так же умело вожди сионизма, подталкивавшие нацистов к тому, чтобы те об­резали "сухие ветви", стараются всю последующую историю скрыть своё со­участие в Холокосте с "гитлеровским Римом".

"Лучше пусть один человек умрёт, нежели весь народ", — яростно и не­двусмысленно заявила фарисейская верхушка всему миру.

"Лучше пусть миллионы "сухих ветвей" сгорят в пламени Холокоста – лишь бы сильные выжили, чтобы возродить государство Израиль, и чтобы возникла религия Холокоста", – вот что в разных форматах твердили вожди сионизма в 30-40-е годы.

Впрочем, вполне возможно, что для Западной Европы, впавшей в 30-е годы в языческий культ расовой религии, в катастрофическое забвение хрис­тианства (что продемонстрировал даже Ватикан, благосклонно относившийся к культу "арийских ценностей"), такая смена веры будет справедливым ито­гом. А почему бы нет? Вспомним нынешний апостасийный дух Западной Ев­ропы, пустые храмы, обвинения апостолов Нового завета в антисемитизме, извинения Ватикана перед евреями за "новозаветное зло", содомские грехи в среде духовенства, эпидемия педофилии – всё свидетельствует о том, что Запад созревает для религии Холокоста. На землях Запада разрушаются хри­стианские храмы (в Косово), возводятся музеи Холокоста, куда приводят па­ломников, католических монахинь изгоняют из Освенцима, школьники запад­ных стран штудируют новое евангелие — историю Холокоста.

Природа не терпит пустоты: износились одна вера, не устояли потомки святого Петра и Франциска Ассизского в христианстве, качнулись было в мир расовой демонологии, но не сумели выиграть борьбу за религию Розенберга – что ж, побеждённые получают взамен религию Валленберга.

Но мы-то, православные, здесь при чём? У нас храмы полны народа во все дни главных двенадцати праздников христианских. Рождество у нас от­нюдь не сумасшествие шоппинга, а праздник Рождения Младенца Христа. У нас Пасха – праздник чудесного Воскрешения Сына Божьего – главный светлый праздник нашего православия, в отличие от Закатного мира, посте­пенно забывающего смысл пасхальной мистерии.

Так что в русском православии жертва Христа — явление животворное, и нам никакая новая религия Холокоста не нужна. В России христианство себя оправдало.

Когда Господь хочет наказать кого-то, то лишает его разума. Чтобы рели­гия Холокоста стала окончательной карикатурой на христианство, её жрецы не нашли ничего лучшего, как создать решением своего синедриона холокостную священную инквизицию. А как же иначе назвать всяческого рода законы, по которым не из-за отрицания потерь европейского еврейства (таких злостных идиотов среди историков нет), а за сомнение в количестве погибших в эпоху катастрофы, за объективное изучение документов, за разоблачение множест­ва афер и мошенничеств в индустрии Холокоста – историков, журналистов, демографов во многих странах мира вот уже несколько лет подвергают гоне­ниям, денежным штрафам, тюремным срокам, запретам на профессию. Раз­ве это не похоже на средневековые гонения, которым европейская инквизи­ция подвергала не только великих учёных вроде Галилея, Джордано Бруно и Коперника, но и многие тысячи пытливых еретиков, сомневавшихся в непо­грешимости папы и в истинности прочих ватиканских догматов, о которых се­годня уже забыли и в самом Ватикане.

В герберовском бюллетене "Холокост" (№ 1, 2007) опубликована резо­люция Генеральной Ассамблеи, принятая 26.01.2007 г. без голосования, гласящая:

"Генеральная Ассамблея безоговорочно осуждает любое отрицание Холо-коста. Она настоятельно призывает все государства-члены безоговорочно от­вергать любое отрицание Холокоста – будь то полное или частичное – как ис­торического события или любые действия в этих целях". Особенно важны здесь слова о "частичном" отрицании Холокоста и о "любых действиях в этих целях" — то есть запрещается изучать, исследовать, анализировать, сомне­ваться. Абсолютно средневековый инквизиторский подход к событию, проис­шедшему в новейшей истории.

В начале 2009 года в Европе произошёл большой скандал: папа римский Бенедикт XVI отменил отлучение от церкви епископа Уильямсона, который не раз публично высказывался о том, что число евреев, погибших во время Хо­локоста, сильно преувеличено. В связи с этим популярное российское изда­ние "Коммерсантъ" опубликовало 30 января 2009 г. корреспонденцию под за­головком: "Папу римского отлучили от Израиля", в которой был такой абзац:

"Бенедикт XVI напомнил паломникам о своём посещении Освенци­ма <...> где в годы Второй мировой войны погибло 6 млн евреев". Если все 6 миллионов погибли в Освенциме, то в других концлагерях не погибло ни одного еврея. Перестарались "коммерсанты".

Слава Богу, что я живу и пишу в России и потому могу высмеять отвязан­ных журналистов за их клевету на реальную историю. Но во Франции, где действует "холокостный" закон Гессо, наказывающий "любые действия в этих целях", то есть в целях изучения Холокоста, мне грозил бы тюремный срок.

Жрецы Холокоста, словно нынешние эпигоны Торквемады, воспринима­ют всякое прикосновение к своей религии как кощунство ("на святое посяга­ют"!), забывая в своём фанатичном (или корыстном?) раже о том, что Гали­лей после суда и своего вынужденного покаяния оставил последнее слово за собой: "А всё-таки она вертится!"