Здравствуй, лагерь пионерский!

Кто бы мог подумать, что лето в пионерлагере, нелюбимое, неприятное будет вспоминаться так светло. прав какой-то дядечка из телевизора: плохое из памяти уходит, а хорошее остается. Вот и сейчас, ушли в прошлое, обиды, страхи, переживания, которых было достаточно, остались в памяти: речка, лес, солнце и ощущение свободы и беззаботности.

И в памяти, как не странно, встают не обычные дни, а напротив неординарные.
Такие особые дни, а их два или три в сезон, дежурные, когда разбредались всем отрядом по постам, по въездным воротам, шли в столовую и на пляж. Особый шик - дежурство в радиорубке. Но сколько не было у меня дней дежурных, так и не перепало мне ощутить в руке тяжесть микрофона и пощелкать тумблерами, поставить пластинку и завести, что-нибудь любимое на весь лагерь.
Статус радиорубки был столь высок, что за честь считалось даже пробежаться до нее от главных или речных ворот. Охотников всегда находилось много. Бегали в основном с сообщением о приезде родителей. Некоторым таким бегунам, особо доверенным лицам, давали объявлять самим. И тогда над лагерем, прерывая "Modern Talking", Вячеслава Добрынина или очередную пионерскую песню (такая была эклектика), неслось что-то вроде: "Вася Петров из шестого отряда, подойди к центральным воротам, к тебе приехали папа и мама". "Приехали папа и мама" - говорили специально, подбивая на легкое подтрунивание и добрые насмешки. Тех, кого не хотели дразнить, или кого дразнить и насмешничать, тех, над кем это было опасно проделать вызывали почти официально - "тебя ожидают", или "тебя ожидают родители".
Ребята смеялись друг над другом "папа и мама", однако каждый, к кому приезжали с замиранием сердца, не обращая внимания на насмешки, в которых читалась скорее зависть, стремглав несся туда, к воротам.
И они встречали тебя: папа и мама, братья и сестры, бабушки и тети с большими сумками, в которых чего только не было: свежая ягода, огурчики, помидорчики с огорода, картошечка свежего урожая, консервы, конфеты, печенье, пряники, но, самое главное, - газировка!
Родители торопливо писали расписку, и ты подхватив этот бесценный листочек  бежал за вожатым, за грязными и рваными вещами, поделками и прочей ненужной ерундой.
В пионерлагере моей памяти не было больших мероприятий, только обычные, стандартные уже "зарницы", "веселые старты", смотр строя и песни и дальше классика (день Нептуна, 22 июня, помощь шефам). И вот эта рутина радовала. Дни были наполнены
чем-то, но свободы хватало.
В первые три-четыре дни по приезду рисовали стенгазету, традиционно с осьминогом и другими морскими гадами по синему фону (отряд традиционно назывался либо "Волна", либо "Дельфин" попеременно), писали список отряда, распределяли дежурства - и все, дальше жизнь шла по расписанию, своим чередом, можно было жить. Доставали теннисные и бадминтонные ракетки, брали воланчики и шарики - досуг был обеспечен, лето летело незаметно: от завтрака до обеда, от обеда до полдника, и, далее, к ужину первому и второму, который с кефирчиком или ряженкой.
Живи и наслаждайся под ненавистную и набившую оскомину песню "Здравствуй лагерь, здравствуй лес, мы попали в край чудес!"
По вечерам, кто хотел, шел на дискотеку, где поначалу гремели те же Modern Talking, Joy, Bad Boys Blue, Scotch а позже подтянулись Sabrina, "Мираж" и "Ласковый май".

Не то чтобы танцевали, сколько дергались и топтались на месте оглушенные басами и ослепленные цветомузыкой. Однако были и мастера, владевшие основами брейк-данса во всех его формах и проявлениях.
Кому все это общелагерное топтание надоедало, тот шел в столовую, где стоял телевизор и можно было вместе со столовскими работниками, окончившими рабочий день, и ребятами с других отрядов, сев кругом, смотреть все что душе угодно - от "Международной панорамы" до футбола (о, то было золотое время советской сборной, Марадоны и второго пришествия голландцев в виде Гуулита, Ван Бастена, Рийкаарда).
Были и другие альтернативы: можно было почитать книгу, взятую из лагерной библиотеки, неплохой, кстати сказать, по подбору литературы, поиграть в ручеек, игру бесполезную, но чрезвычайно забавную, с точки зрения игрового процесса (шутки над приятелями, девчонками, легкий флирт). 
Часто переодевались в спортивное и, после ужина, шли на футбольное поле играть в "жопу", игру с причудливыми правилами, но обязательным распиныванием означенной части тела посредством мяча в случае проигрыша, если я правильно помню.
Футбольное поле было задействовано и в тех, случаях, когда разворачивались футбольные death-матчи между нашими старшими ребятами и деревенскими. Несколько раз я даже судил такие встречи. Хотя, судейство сказано сильно,  - следи за временем, да свисти в спорные моменты, правила знали все и соблюдали неукоснительно.
Death-матчами их можно было называть с тех пор и с полным основание, после того как в двух встречах подряд одному из наших сломали руку (попал мяч), а другой порвал связки. Со стороны деревенских потерь не было.
Перед сном, или в ужин обязательно тянулись к священному месту окошечку хлеборезки, к тете Клаве, доброй женщине лет под пятьдесят, пухлой как сдоба, не жалевшей хлеба и дававшей нам его как булками, так и в нарезку. Брали себе, для ночного жора после отбоя, брали для того чтоб рыбачить. И никогда не знали отказа: чего-чего, а хлеба было не жалко.
Дни неслись, заполняемые разного рода событиями и происшествиями, забавными и не очень. И вот, наставал час расставанья.
День перед отъездом - самый лучший, и не потому что все в душе пело "Домой! Домой!", а потому что все как-то теплели, становились проще, более открытыми. Отступало все, что накопилось за сезон - обиды, вражда (хотя бывало и наоборот, жуткое обострение с последствиями в виде драк и порчи имущества), праздновали окончание сезона с обязательным общим костром и отбоем на час позже после супердискотеки.
Первый сезон окончен. Ты едешь в полупустом автобусе в город, многих забрали еще вчера сами родители, и распеваешь от счастья вместе с друзьями, со всем отрядом, то, что не стал бы петь никогда: ""Мы едем, едем, едем..."
Впереди еще один сезон, и, следом, после него, еще один месяц лета. Впереди - целая жизнь.