Наркомания: Арсенал утрат и зрелищ

«…не жди от меня прощенья,

не жди от меня суда;

ты – сам свой суд,

ты сам построил тюрьму.

Но ежели некий Ангел

случайно заглянет сюда,

то мне хотелось бы знать:

что ты ответишь ему?»

Б. Гребенщиков.

<dl>Хотелось написать о том, что привычно рядовому читателю: как и что потребляют больные наркоманией, обрисовать клинические проявления, методы терапии и профилактики; ужаснуться масштабам наркомании; укорить в очередной раз общество, создающее благоприятные условия для возникновения различных деструктивных групп…Вдруг подумалось: Боже правый, а зачем? Зачем писать на потребу дня и о том, чему нисколько не веришь? К тому же в последние годы на эту тему написано более чем достаточно. Уверяю вас: социум – при любом политическом режиме и экономическом укладе – совершенно ни при чем. Имея личный опыт общения с теми, кто экспериментировал с различными медпрепаратами, вершил «психологическую революцию», разбивал «оковы интеллекта с целью освобождения творческой энергии бессознательного», пропустив (после знакомства с книгами «Небеса и Ад», «Врата восприятия» Олдоса Хаксли, писаниями Кастанеды и подобными им) через собственный мозг все известные сведения о наркомании, могу сказать лишь одно: социально-исторические перипетии имеют к означенной проблеме отношение весьма косвенное.Дело в психике человека как такового, в вечном стремлении его стать чем-то большим, чем он есть. Наркомания – один из ложных, тупиковых путей к этому. Лучшим пояснением будет рассказ о двух, прерванных обращением к наркотикам судьбах: мальчика, который «храмы иллюзорные возводил, чтоб себя разрушить», и девочки, той самой, - «кокаином распятой». Не судите поспешно, задумайтесь.Ему было 22 года. И он, как представитель «золотой молодежи», имел все то, о чем ровесники лишь грезят. Фешенебельная квартира в Северной Пальмире, диплом престижного факультета Петербургского университета, известность в художественных салонах Европы (прекрасный график), записи с одним из знаменитейших джаз-оркестров страны (отменный саксофонист), обилие поклонниц и, в довершение ко всему – счастливая любовь. Чего же еще, позвольте спросить? Чем обделило его общество, природа, Господь Бог?«Всегда всего мало», - любил он повторять. Знаток философии и психолог по образованию, он выстроил целую систему, основанную на получении с помощью наркотического инсайта «мгновенной вездесущности».Помню вечер знакомства с ним в известном кафе, где собиралась интеллектуальная аристократия. Помню шприц, выскальзывающий из его дергавшихся пальцев, и слезы отчаяния от неспособности попасть в вену. Помню аффектированные разглагольствования за стойкой, лейтмотивов коих служила фраза бальзаковского героя: «Когда атакуешь небо, надо брать на прицел самого Бога!» Галлюцинации он называл «шифрами надзвездной ментальности», а расшифровку их - «спуском в преисподнюю подсознания, дабы узреть там Божий Лик».Вот одно из его видений.«Неземное сияние лунного круга и его отражение в воде – крылья бабочки, а речная излучина – ее тельце. Бабочка, внезапно вспорхнув, улетает. Я бегу за ней, пытаясь поймать, но она выскальзывает из пальцев. Вспышка тьмы. Оглядываюсь: в каком-то сюрреалистическом подвале двойник мой ищет вену на своей руке. Чудовища Босха и Дали подталкивают меня к двери – в иное измерение. Глазок в ней – луна, а внутри – чей-то изучающий меня глаз. Я вонзаю в зрачок иглу и, выкачав мозг, ввожу его в вену.

То же делает и двойник. Вспышка света. Слияние. Я - вездесущ! Вижу разом все происходящее в сознании всех живущих на планете, все процессы на всех уровнях в солнечной системе, наконец, - во всей Вселенной! Приближаюсь к последней тайне и…что-то вроде короткого замыкания…пустота…пустота…»Во время последней нашей встречи, резко остановившись на проезжей части Невского проспекта, сквозь матерный ор водителей и истошные сигналы машин, запрокинув лицо к небу, он, срываясь на визг, кричал: «Вот он! Вот он – полигон боли и нищеты у Арсенала утрат и зрелищ. Осточертели всхлипы! Взрыв! К черту молитвы. Ты не слышишь их! Взрыв! Я не люблю, Тебя, Бог!»Вспоминаю слезы и глухой плач женщины, любившей его больше жизни и вынесшей от него столько психологических издевательств, что хватило бы на долю сотни побывавших в застенках НКВД. Давя судорожно транквилизаторы, посерев, как «крыло уже тронутого тленьем ангела», она поведала о нелепом, каком-то декадентски-пошленьком финале того, кто был ею любим.«У меня голова от волнения и боли раскалывалась. Саши не было больше недели. Пришел домой и не сказа мне ни слова. Будто не было меня. Стал жечь последние свои рисунки. Включил очень громко музыку. И сейчас еще в голове прокручивается этот Гребенщиков: «…время луны, это время луны, у нас есть шанс, в котором нет правил…» Нет никакого шанса! И не было! Потом заперся у себя в комнате. Чувствовало мое сердце.. .А утром…Господи! Вены словно разорваны…Кровь всюду, всюду…На стене написал кровью из Вийона: «Я у всех прошу пощады». Ну, зачем, Господи, зачем?!»Она никогда не сможет ответить на этот вопрос. Я тоже. «Мудрый» коллега-психолог, разумеется, ответ давно знает. Оставим его знание ему. Я не знаю. Здесь кончается психология и начинается не богословие даже, а нечто такое, на что мы, если и получим ответ, то только после смерти. Быть может, именно поэтому так хотелось ему умереть. Если искомое он обрел за порогом смерти - наши размышления смешны. Если там – ничто, тогда – ничтожны.Еще хочу рассказать горькую и непоучительную, угнетающе банальную историю бедной девочки-провинциалочки, взахлеб говорившей о своей будущей артистической карьере. Она приехала в Москву, спасаясь от безнадеги прозябания в городке, где «трое имеют все (и меня хотели «иметь»), сотни служат им, а все остальные – забыли, что можно быть людьми».Мне до сих пор помнится ее умилительная косичка и то, как она читала стихи, дыхание ее срывалось, а голос дрожал от волнения и восхищения красотой ахматовских строк…Но она была бездарна, как ни горько об этом писать. Абсолютно бездарна. Зато сумасшедше красива: редкостный разрез бирюзовых глаз, безупречная фигура и прочее. Покровители, само собой, сыскались. Но даже они не смогли определить ее во ВГИК. Просто красивой жизни ей не хотелось. Ей нужен был талант, а где ж его взять? И началось: жизнь – как игра ради игры, подпольные порностудии, кокаин. День за днем.Это было не пресловутое бегство от действительности, а самая настоящая война – с собственной заурядностью. В каком-то смысле - месть природе за свое ничтожество. Последним актом сей пьесы абсурда стал укол в вену с помощью подруги, не подозревавшей, что в шприце – трупный яд…Суть – в гнетущей ограниченности природы человека. В том, что происходит в мозгу, который, как известно, со времен кроманьонцев (или изгнания из Эдема - кому что ближе) не изменился. Наркомания, как и магия, алхимия, евгеника, нынешние попытки изменить генетический код  – изначально обреченная на провал попытка его изменить, усовершенствовать. Все остальное – частности.</dl>