« Уезжайте, это наша земля»

Вот такой рассказ мне рассказала жительница села Джигинка (бывшая немецкая колония Михаилсфельд) Краснодарского края:

В конце 80-ых семья Людмилы переехала в Джигинку. Из Чечни. Когда-то ее предки поселились в Чечне в одной из казачьих станиц, которые были основаны еще при Екатерине Второй для охраны границ.

Казаки и чеченцы в станице, где родилась Людмила, всегда жили очень дружно. Но в 90-ые годы все изменилось. Молодые чеченцы стали предвестниками нового времени. Они могли на улицах бросить вслед или в лицо русской женщине омерзительные по смыслу слова. Они прямо говорили: « Уезжайте, это наша земля».

Молодые казаки в долгу не оставались. Так, прежние друзья стали выяснять между собой отношения. Первое время- на кулаках и словесно. А потом... Людмила хорошо помнила, как начинался тот день. Обычный день в череде подобных дней нового времени. В тот день она встала рано, убралась по дому, накормила детей. На селе была необычная тишина, но это почему –то ее не удивило. Потом она вспомнила, что просила соседку оставить для нее молоко. Нашла на кухне крынку, подхватила авоську, наказала детям вести себя хорошо и вышла за калитку. На улицах села была какая-то зловещая тишина, в которой было слышно только гудение моторов. Но это опять не удивило Людмилу.

Когда она стала пересекать улицу, ей навстречу из-за поворота вынырнул грузовик, набитый молодыми чеченцами. Они увидели ее, стали активно жестикулировать и громко выкрикивать бранные слова в ее адрес. Слова эти она пыталась не впускать в свое сознание, настолько они были омерзительны, оглушительны. Она не могла поверить, что эти слова звучат в ее адрес, но дерзкие, наглые, злые взгляды молодых парней в грузовике были обращены на нее. Ненавидящие взгляды. Людмила замерла на месте и стояла так, пока грузовик не проехал. Когда же он скрылся за домами, она двинулась с места. Шла, как во сне, не в силах поверить в произошедшее, оглушенная словами, взглядами, ненавистью. Так и вошла во двор соседки-судорожно сжимая крынку и авоську в побледневших от напряжения руках-случившееся не выходило у нее из головы. Но вопрос соседки поразил ее еще больше.

-Ты что, с ума сошла?! Ты зачем из дома вышла? Разве не видишь, что творится?..

И соседка резким движением буквально втянула ее в свой дом. Людмила опешила. А что творится?

-Да как же! Чеченцы сегодня такое устроили…

И соседка рассказала ей, что чеченские парни врывались в дома, вытаскивали парней(наугад) и отрубали им головы. Мстили за прошлые выволочки со стороны молодых казаков. Словом, устроили страшную резню. В одном доме в этот день была свадьба, съехалось много гостей. И свадьбу не пощадили-разгромили все, побили людей. Жених с невестой успели убежать, по счастью…

Резня продолжалась неделю. Или больше. Счет дням был потерян. Как и счет несчастьям. Жили одним страхом и ожиданием смерти.

Запирались в домах после работы. Но на работу ходили. И каждый день страшный список жертв пополнялся.

Не все выдерживали напряжение и ужас тех дней. Например, один мужчина просто сошел с ума. Поехал в лес за хворостом, и там, в лесу, нашел тела своего соседа с сыном. Оба были обезображенные до неузнаваемости. Мужчина, который это увидел, был не робкого десятка. Но он сошел с ума от увиденного…

Оставаться дальше в селе было безумием. Собрали самые необходимые вещи и уехали. В Джигинке семья Людмилы оказалась почти без вещей, почти без денег, почти без надежды. Но они были живы.

Первое время, как вспоминает Людмила, было дико слышать смех. Было странно, дико видеть улыбающиеся лица, безмятежные глаза. Как же можно смяться, когда там.. Как можно быть безмятежными, когда там убивают, насилуют, выжигают? Как можно ? Но потом научила себя принимать и смех, и радость окружающих. Как могла она их осуждать, если они почти не знали, не понимали, что творилось Там…

Жизнь продолжалась. Купили старенькую хибару, взяли план и стали строить дом. С тех пор прошло более двадцати лет. Дом построен, жизнь как-то устроилась. Дети выросли, разъехались по большим городам. Учатся, работают. Жизнь как-то устроилась. Есть верный кусок хлеба, стабильность. Но вот ощущения дома…Его нет. Дом остался там, в Чечне. Самые красивые места, дорогие сердцу места-там , в Чечне, где прошло детство и юность. Чечня часто снится во сне…

Людмила вспоминает, как в первый год жизни в Джигинке ее старший сын очень тосковал. Часто выходил по вечерам из дома, вставал на крылечко и долго-долго смотрел на горизонт. -Однажды я услышала какой-то стон что-ли…

 Вышла на крыльцо. Смотрю, мой старший сын стоил на крылечке (ему тогда шесть лет только было), стоит и ..Понимаете, он даже не плакал. Он тихо выл. Другого слова я подобрать не могу. Тихо скулил и выл. Он думал, что его никто не видит. Только слышу, как он говорит тихо-тихо: «Где же наш дом, где дом-то наш?» Он очень долго не мог привыкнуть к новому месту. Скучал по нашему дому в Чечне. Да и мы до сих пор не привыкли. Мы здесь до сих пор как-будто в гостях, а дом наш там, в Чечне.. А теперь нам велено делать вид, что ничего из этого не было...

P.S.

Не, я понимаю если бы нам была предложена позиция взаимного прощения. Тем более, что с 94-го года русские в Чечне тоже натворили делов. И позиция взаимного прощения - пожалуй единственно возможная в сложившихся условиях. Но позиция что, мол, ничего этого (т.е. первоначальных зверств со стороны чеченцев) вообще не было, а это злой Ельцин ворвался на танках в мирную Чечню аккурат под новый 1995 год, это не та позиция, которая даст долговременный позитивный умиротворяющий эффект. И что главное - эта позиция есть по сути клевета на русских.