Ткачевщина. Размышления над речью краснодарского губернатора
На модерации
Отложенный
Речь Краснодарского губернатора Александра Ткачева, проговоренная им на расширенной заседании коллегии ГУ МВД по Краснодарскому краю 2-го августа 2012 года, поражает воображение и взывает к внимательному изучению.
Местами она настолько политически провокационна, что глазам своим не веришь, читая слова губернатора богатейшего края с 12-летним стажем, члена Госсовета, депутата разных созывов, доктора экономических наук, кавалера оденов всех мыслимых степеней и прочая, и прочая, и прочая…
Местами она рациональна и взывает к обсуждению и размышлениям. А местами она психоделична и создает ощущение, что Александр Николаевич бредил наяву или ему, как герою песни Галича “сукин сын порученец перепутал в суматохе бумажки”…
Впрочем эту речь надо изучать пристально и со всем вниманием, с воображением даже…
Представьте себе на минутку зал расширенной коллегии ГУ МВД… Изможденные борьбой с преступностью и нарушениями общественного порядка лица краевых полицейских, столь хорошо знакомые и незабвенные каждому, кто ездил за рулем от Краснодара до Сочи через Геленджик и Туапсе… Железная дисциплина, строгие глаза, летняя парадная полицейская форма…
И вдохновенная фигура всегда элегантного Алесандра Ткачева…
Давайте же приступим, не упуская ни слова, ни вздоха…
“Мы сознательно пошли на этот проект, эксперимент. Впервые в России будут созданы казачьи дружины – 1 тысяча казаков будут помогать наводить общественный порядок на территории нашего края.
Знаете, это не прихоть, или просто нам так захотелось, или мы в угоду модным течениям. Нет и еще раз нет. Вы видите, что на протяжении последних 10-20 лет мы сознательно поддерживаем казачество, это наша культура, традиции, песни”.
Итак, перед нами взвешенная, продуманная позиция. “Мы пошли сознательно” – говорит Ткачев, и начало речи обнадеживает.
Что плохого в том, что казачьи дружины будут наводить общественный порядок? Кого-то пугает словосочетание “казачьи дружины”? Ерунда! За последние 20 с лишним лет мы привыкли к этим странным людям, называющим себя “казаками”. Бродящими вокруг церквей то с шашками, то с нагайками… Бренчащими какими-то невиданными ранее наградными крестами и непонятно где и как работающими…
Вместе с тем, в стране возникла прекрасная и богатая культура – сотни фольклорных групп, поющих и исполняющих, берущие за душу, казачьи песни, пляшущих лихие казачьи пляски и возрождающих красивые казачьи традиции.
Да, приходилось видеть и уродливых толстых теток и дядек в очках с линзами на “минус 7” непонятной наружности, упихнутых в казачьи мундиры, и каких-то “всечерноморских атаманов” с красными рожами и фуражками с тульей до небес, расшитой золотыми цветами, вензелями и птицами по красному фону, да и откровенных проходимцев, гыкающих, гакающих и вопящих “любо” по каждому удобному случаю.
Недавно я был в Норвегии и наблюдал людей, изображающих из себя викингов, одевающихся как викинги и живущих (по их мнению) подобно викингам. Мужчины носят кольчуги и мечи с топорами (в машинах снимают и кладут на заднее сиденье), женщины – холщовые рубахи.
Почему им можно, а нашим гражданам нельзя называть себя казаками, одеваться в соответствующую “социальной ролевой игре” одежду и носить шашки? Конечно же, тоже можно, и вреда здесь никакого, одна польза! Прав, Ткачев…
Предложи современным викингам патрулировать улицы норвежских городов в кольчугах и с топорами, так, уверен, они взвоют от радости и пойдут бренчать по сонной Норвегии своим восстановленным в “настоящих кузницах” железом!
Так и нашим казакам, почему нельзя – нарушения здесь нет. Любые социальные группы (хошь солдаты в форме наполеоновской армии, хошь хоббиты и эльфы) могут охранять общественный порядок, будь на то их воля и разрешение властей.
Но кубанский губернатор идет дальше…
“По большому счету, ведь еще и сто лет не прошло, как на кубанской земле жили казаки. А ведь казаки – это народ, как русские, татары, мордвины и т.д. Это народ, входящий в Российскую Империю. Потом он лишился этого статуса, никто и не претендует на возвращение, но тем не менее… Это была своя ментальность, культура, обычаи”.
Тут Александр Николаевич погружается в опасную пучину историософии… Спор о том, чем были казаки – народом или сословием – долгий, жаркий и не имеющий решения.
Есть мнение, что первоначально казаки – это свободная община свободных вооруженных людей, связанная общим неприятием ЛЮБОГО государства, его институтов и мифологии, а также внутренней этикой, формализованной в своде собственных, казачьих справедливых и суровых законов.
Кто-то выводит казачество чуть ли не от тех же викингов, кто-то доказывает, что оно тюркского происхождения, кто-то, что кавказского или славянского. А по мне, так и не важно – полагаю от всех взяли эти храбрецы лучшее, что соответствовало их духу свободолюбия, товарищества и правды!
К тому же, есть мнение, что, живущее на своей земле сообщество людей, обрастая всеми формами культуры и вырабатывая свой уникальный язык, принимает со временем черты народа.
Вот здесь самый спорный момент. Попытка казаков стать подлинным народом, может быть даже нацией, – в трагической истории Гражданской войны, в мечтах Краснова и Шкуро.
Победи они (что было, на мой взгляд, невозможно) – и сегодня мы имели бы дело, так же, как с Украиной – с Доном, Тереком и Кубанью (или их федерацией). Но они проиграли и в народ, в историческом смысле, так и не “дооформились”…
А кое-кто полагает, что успели-таки, в эмиграции завершили, и казаки – отдельный народ славянского происхождения, подобный тем же украинцам или белорусам. А уж про кубанцев, так и говорить не стоит – язык порой таков, что москвичу или питерцу и не понять… Хотя, может, это жители столиц язык потеряли?
Безусловно, казаки в Российской империи были сословием. Особым, с особыми правами, обязанностями и территориями. Они владели землей, владели оружием, не подлежали рекрутчине, могли заводить семьи и использовались властью для войны и карательных мероприятий внутри страны. При этом положение их было странным – из казаков выслуживались в дворяне, получали графские титулы, но оставались притом казаками (подобно Платову) – “особым сословием”.
В это сословие казаки пошли не по своей воле. Под железное ярмо Империи склонились они после кровопролитных восстаний и войн – запорожских от Хмельницкого до Мазепы, донских от Разина, Болотникова до Булавина, яицких – тут уж Пугачев сам на ум приходит.
Все это сопровождалось невероятной кровью и жестокостями с обеих сторон – от повешенных Разиным вниз головой на стенах Астрахани боярских детей и пугачевских судах над дворянами, до посаженных на кол тысяч разинцев под Арзамасом, например, и плотов с виселицами, что Екатерина пускала по Волге и Яику.
Говорят, что, подавляя булавинцев, Петр приказал кожу сдирать с людей… Верю. Казачество сотни лет было самым опасным врагом Империи и самым важным ее “пленным”, начавшим служить победителям.
А “сто лет не прошло” – это кубанский губернатор имеет ввиду 1917 год и Гражданскую войну, больше ничего на ум не приходит. Истребление коренного, реестрового казачества было почти тотальным, что правда, то правда… И вполне обоснованно считать поражение в Гражданской войне (в том числе и в ее продолжении 1941 -1945 годов) полной гибелью коренного казачьего рода.
Остались, наверное, жившие в других городах, да примкнувшие к большевикам – но это были проценты. Выжили коренные казаки и по женской линии, через прабабушек и бабушек. Но в основном, казачество – хоть кубанское, хоть донское, хоть терское было “белым”– а, стало быть, оказалось уничтожено.
Далее Ткачев переходит к очень важным и опасным сюжетам…
Эта земля, по большому счету, не принадлежала Российской Империи, она принадлежала кавказским народностям, черкесам. Потом попала под влияние Турции, и Екатерина II вынуждена была идти на компромисс с запорожскими казаками – достаточно независимыми, вольными людьми, хлебопашцами, свободными, крепкими, державными.
Это наши предки, в наших жилах течет их кровь. Именно от них пошло “За царя, за веру, за Отечество”. Они и пахали земли, и работали, не щадя себя, на свою семью, у них были наделы. В то же время, когда звучал горн, когда нужно было, они вставали в ряды, на коня и уходили в походы далеко за пределами края.
Поэтому эта земля – славный кусок земли юга Российской Империи – стала частью нашей великой страны. Если Петр I освоил европейские просторы, то Екатерина именно через казаков – Юг России. А это земля, зерно, хлеб, благополучие для родной страны. Прошло всего 100 лет – ничтожно мало. И этот народ имеет право на существование, на то, чтобы жить на этой земле и, самое главное, защищать ее.
Фактически кубанский губернатор, поставленный президентом РФ, заявляет себя политическим лидером возрождающегося народа, которым он видит кубанское казачество.
Под казаками, в свою очередь, Ткачев подразумевает все некавказское население Краснодарского края (то есть и приехавших туда в разные годы, осевших там выходцев из других регионов страны), возводя, тем не менее, их исторический генезис к запорожцам.
Это опасное в устах губернатора противопоставление, но, на мой взгляд, оно все-таки не криминальное.
На самом деле, Кубанское войско исторически произошло от переселенных на прикубанские земли помимо их воли, фактически на условиях военной и политической капитуляции, части запорожских казаков.
Это далеко не вся Сечь – некоторые ушли в Турцию, полагая, что там, в мусульманских землях, православному казаку свободы больше, чем в романовской империи, в которой Екатерина дарила своему любовнику Потемкину в крепостные рабы сотни тысяч украинских крестьян и бывших казаков, а Церковью руководил Священный Синод во главе с обер-прокурором, зачастую даже и не православным.
Тем более, что под Анапой, на турецкой тогда территории, несколько десятков лет к тому времени жили, ушедшие с боями от петровской Империи участники булавинского восстания, названные по имени своего атамана – некрасовцами.
Они хранили “старую веру”, дружили с мусульманами (но не сближались с ними – за переход в иную веру полагалась смерть), создали живую военную демократию, когда атамана можно было сечь за провинность перед Кругом и истово ненавидили Российскую империю, полагая ее обителью зла, царством антихриста и неправедным государством, руководимым немцами, голландцами – кем угодно, но только не русскими православными людьми.
Потому, возможно, запорожцев на Кубань и бросила Екатерина, чтобы стравить казаков с казаками – османских с петербургскими…
Но досталось в основном коренным народам, адыгского корня. Теперь мы только по книгам знаем, что были какие-то закубанцы, шапсуги, убыхи.
А вот как описывали дело 1863-64 годов русские офицеры, участники войны…
“В конце февраля пшехский отряд двинулся к речке Мартэ, чтобы наблюдать за выселением горцев, а если понадобится, так и силою выгонять их…
Поразительное зрелище представилось глазам нашим по пути: разбросанные трупы детей, женщин, стариков, растерзанные, полуобъеденные собаками; изможденные голодом и болезнями переселенцы, едва поднимавшие ноги от слабости, падавшие от изнеможения и еще заживо сделавшиеся добычей голодных собак…
Едва ли половина отправившихся в Турцию прибыла к месту. Такое бедствие и в таких размерах редко постигало человечество; но только ужасом и можно было подействовать на воинственных дикарей и выгнать их из неприступных горных трущоб…
Теперь в горах Кубанской области можно встретить медведя, волка, но не горца.
…Весь северо-западный берег Черного моря был усеян трупами и умирающими, между которыми сохранялись небольшие оазисы еле живых, ожидавших своей очереди отправления в Турцию”…
Поначалу казаки без энтузиазма относились к геноциду, который устраивала Империя адыгским народам.
По мере развития войны ситуация менялась, ожесточение росло: «Горцы до такой степени запуганы последними событиями, что не оказывают сопротивления никому и никогда, что бы с ними ни делали.
Казаки же не великодушны, и с черкесами сбывается басня об умирающем льве; всякий их топчет.
От безнаказанных убийств до мелких оскорблений, побоев, захватов отведенной им земли им пришлось много вытерпеть. Как казаки вне дома вооружены, а горцы безоружны, то первым легко позволить себе насилие; побить без причины горца для многих составляет забаву.
Когда горец приходит в станицу для продажи своих произведений, казак дает ему, что хочет, половину, четверть того, что он требует, и затем гонит его вон… Захваты земли производятся также без зазрения совести не только казаками, но войсками, которые выкашивают у горцев покосы, как сделал ставропольский полк и многие станицы по Кубани и Лабе, или даже хлеба, отданные им начальством, как сделал крымский полк…
Бывают насилия и покрупнее. Я слышал о многих случаях убийства и разбоя, совершенных казаками над горцами» [Р. А. Фадеев. «Дело о выселении горцев», Собр. соч. СПб., 1890. Т. 2. С. 71]
Истребление черкесов вызвало ужас и отторжение у лучшей части русского общества.
Так, русский мыслитель Лев Тихомиров (в молодые годы – народоволец, под конец жизни – монархист и охранитель), уроженец крепости Геленджик, будучи в детстве очевидцем выселения черкесов, писал: “План Евдокимова был совсем иной. С черкесами ужиться нельзя, привязать их к себе ничем нельзя, оставить их в покое тоже нельзя, потому что это грозит безопасности России, разумеется, не вследствие пустячного хищничества абреков, а вследствие того, что западные державы и Турция могли бы найти в случае войны могущественную опору в горском населении.
Отсюда следовал вывод, что черкесов, для блага России, нужно совсем уничтожить. Как совершить это уничтожение? Самое практичное – посредством изгнания их в Турцию и занятия их земель русским населением.
Этот план, похожий на убийство одним народом другого, представлял нечто величественное в своей жестокости и презрении к человеческому праву.
Он мог родиться только в душе человека, как Евдокимов. Это был сын крестьянина, взятого в рекруты по набору и дослужившегося до какого-то маленького офицерского чина – уж конечно не благодушием, а силой воли, энергией, суровостью.
У Николая Ивановича Евдокимова текла в жилах кровь мужика, энергичного и чуждого жалости, когда дело касается его интересов. Имея огромный практический ум, несокрушимую энергию, свободный от всякой чувствительности, совершенно необразованный, только грамотный, он спокойно взвесил отношения русских и черкесов и принял свое решение в плане “умиротворения” посредством “истребления”
Известен диалог между одним из высоких инициатором массового уничтожения горцев Западного Кавказа военным министром Милютиным и наказным атаманом Войска Донского Хомутовым, выступившим в защиту адыгов, которых планировали переселять на равнины.
Резко обрушившись на правительственный план, он назвал его “мерою жестокой и несправедливой, а в отношении черкесов – жесткой и бесчеловечной”.
После выступления атамана Хомутова военный министр, либерал, кстати, Милютин “резко заметил: так может рассуждать только казак, а не государственный человек”.
В роли кого у нас сегодня выступает Ткачев – “энергичного и чуждого жалости, когда дело касается его интересов мужика” генерала Евдокимова, казака Хомутова?
Боюсь, что он являет симбиоз чуждого жалости мужика и государственного человека, но никак не казака. И потому позволяет себе рубить сплеча и пускаться в публичные рассуждения в тех вопросах, в которых человеку его уровня ответственности надо бы говорить шепотом и сосчитав прежде про себя до ста, а, может, лучше и вообще не высказываться… Остаться казаком подобным атаману Хомутову…
Но пойдем дальше за мыслью губернатора – сейчас начнется самое интригующее…
Потому что если мы с вами не будем постоянно об этом говорить, писать, рассказывать, значит, мы просто растеряем нашу самобытность. Мы перестанем быть общностью, перестанем быть регионом, который самостоятельно следит за порядком, ценит свои традиции, отвечает за свои поступки, у которого высокий уровень патриотизма. Это принципиально важно. Я скажу следующее наблюдение.
Есть Ставропольский край – наши соседи, наши братья, и мы видим, насколько там потеряно чувство общности, солидарности и в т.ч. культурное наследие.
И эти земли очень легко завуалируют другие народы. Прежде всего, кавказских национальностей. По причине того, что они – близко, они интегрируются в Ставрополье. И сегодня мы видим, что количество переселенцев (это и бизнес, и экономика, и родственные связи) переходит в качество. И, по большому счету, уже русская часть населения там чувствует себя некомфортно.
Некогда народ, который, собственно, создал, завоевал этот благодатный хлебосольный регион со своими традициями (в т.ч. и казачьими), год за годом сдает позиции.
И сегодня я думал и размышлял, что мы еще успеем: между Кавказом и Кубанью есть фильтр – Ставрополье. Но теперь я вижу, что его нет. Следующие – мы с вами.
Ткачев говорит “мы” присутствующим – а это, в основном, полицейские чины Кубани. Губернатор полностью соединяет три понятия: себя, как государство – полицию, как силу – “русскую часть населения”, как тех, кого первая и вторая составляющие должны защищать от врага.
Враг для него – это “завуалирующие земли” кавказцы.
Ткачев проговаривает то, что, на самом деле живет в душе и сердце каждого почти полицейского, чина ФСБ или государственного начальника, работающего не только на юге России, но и в других ее частях. Они уверены, что Кавказ и его народы – это вредная и обременительная нагрузка их власти и господству над бюджетами, доходами, людьми т.д.
При этом, такие начальники и силовики могут иметь партнеров кавказцев, заместителей кавказцев, собутыльников-кавказцев, но, в глубине души, они свято уверены, что есть “мы” (себя все эти начальники полагают русскими) и “они” (нерусские, “черные”).
Кавказские народы они полагают (сам слышал в Москве и в других регионах откровения высоких чиновников) архаическими племенными народами, и никакие заверения, что в среде кавказцев полно ученых, интеллигентов, писателей, инженеров и.д., их не убедят.
“И чего ты, Макс, их защищаешь? Платят они тебе, что ли?” – классический вопрос, не раз обращенный ко мне начальником “русской национальности”. Способ аргументации выдает собственные подходы к формированию окружающей человеческой среды.
Причем, Ткачев клянется сегодня везде, что “у него друзья и замы адыги”. Мы и без него знаем, что сенатором от Кубани – дагестанец Ахмед Билалов. Но это все богатые и сверхбогатые люди. Богатые же для Ткачева и ему подобных – люди “его круга” – не имеют национальности.
Вообще, в России, те, кого нельзя “прессануть” полицаям – правильной национальности всегда. Вот, кто думает, что какой-нибудь Алишер Усманов – узбек? А будь он не миллиардер – дубинкой в ребра и “гони бабло за неправильную регистрацию”.
Также и с кавказцами – те, кто в деле, в доле – хорошие. Остальные же “переселенцы, количество которых переходит в качество”.
Можно подумать, что речь идет о каких-то многотысячных ордах, которые с кибитками и табунами рвутся на исконные казачьи земли, а не о десятках, может быть сотнях людей из народов общей численностью максимум в несколько сотен тысяч человек (самые большие чеченцы – их около миллиона по всей стране), которые, в принципе, живут в своей стране, паспорта этой страны держат в своих карманах…
Кстати, Ставрополье, поминаемое Ткачевым, при его товарище и партнере Гаевском было превращено усилиями бывшего губернатора практически в территорию межэтнической войны.
Сам тот еще “русский и казак”, Гаевский встал грудью на пути экспансии горцев. Что, естественно, не мешало быть депутатом от самой антикавказской партии России (ЛДПР) по Ставрополью племяннику мэра Махачкалы Саида Амирова (как там у Ткачева – “и бизнес, и экономика, и родственные связи…”).
Русская часть населения в Старополье чувствует себя некомфортно – утверждает Ткачев. А ногайская и даргинская, (которых стравливала власть при Гаевском), карачаевская, кабардинская, чеченская, осетинская, армянская, греческая, немецкая, корейская, калмыцкая – в масле катается?
Это разделение и противопоставление граждан России друг другу (в то время, как бюрократия и бизнес очень даже толерантны и интернационалистичны в своем кругу) не ноу-хау Ткачева. Утверждаю, что так думают не менее 60% начальников всех мастей и ведомств.
И их естественные союзники в этом вопросе – полицейские и силовики, ведущие длительную войну за то, чтобы между Кавказом и «ними» (то есть, в данном случае, зоной владения, вотчиной Ткачева) был «фильтр».
Здесь тоже важный момент. Губернаторы в России зачастую ощущают себя хозяевами вверенных им территорий, своего рода удельными князьями. В советское время были “народ и партия едины”. Сегодня едины бюрократы и проживающие на управляемой ими по поручению высшей власти территории люди. В фантазиях губернатора и его челяди, естественно…
Собственно, Ткачев, фактически, говорит – губерния, край – это я. Я есмь воплощение живущих в нем правильных, лояльных мне, моей крови и веры людей – и защита от неправильных чужих, иной крови и веры.
Народ есть семья (консервативные идеологи современной власти любят это повторять), губернатор – отец, инородцы – приживальщики, которым “можно”, приезжие же инородцы – вторженцы, агрессоры… Им – нельзя. И я, из моих Выселок, с миллиардами ежегодного дохода членов моей семьи, с Надеждой Цапок и такими как она тружениками агрокомплекса Кубани, буду решать, кто желательный, а кто – нежелательный приезжий.
Какое отношение это имеет к словосочетанию “Российская Федерация”, непонятно…
Дальше идет чистая психоделика…
А кто будет отвечать, когда здесь прольется первая кровь? Когда начнутся межнациональные конфликты? А рано или поздно это будет. Я говорю – количество переходит в качество. Мы видим это по Югославии – албанцы, хорваты… Сначала хорватов было 80%, албанцев – 20%. Потом стало все наоборот, буквально через 50 лет. Они стали рушить храмы, стала доминировать своя культура, религия, начались конфликты, выдавливание, кровь, война малая, война большая. И все – нет страны, нет народа, тысячи беженцев по всему миру и т.д.
Ткачев перепутал. Это у сербов с албанцами был конфликт. Хорваты с албанцами даже не соприкасаются. А вот между католиками-хорватами и православными сербами кровавые счеты длятся не один десяток лет. Вуковар, Мостар, бои вокруг Сараево – тысячи убитых, десятки разоренных церквей и костелов (если, конечно, в коммунистической Югославии было такое количество религиозных зданий)…
Страны (Социалистической федеративной республики Югославия) и в самом деле нет. Но албанцы ли виноваты в этом? Они, что ли, тянули Слободана Милошевича за язык, когда он, приехав в Косово в 1989 году, начал, подобно Ткачеву, вслух рассуждать об экспансии албанцев на священной сербской земле? И получил в ответ почти восстание албанского населения – по крайней мере, именно с этого момента начинают свою новую жизнь албанские националистические организации в Косово.
Милошевич был человек, которому покойным Тито, Скупщиной единой Югославии и партией коммунистов, было поручено беречь хрупкий, построенный на крови и репрессиях межнациональный мир этой балканской федерации.
Главным политическим преступлением в СФРЮ был национализм. И когда высшая власть в лице Милошевича начала сама этот национализм разжигать, противопоставляя сербов (как доминирующую нацию) всем остальным народам Югославии, то она сама стала преступницей и несет ответственность за кровавую бойню 90-х.
А слов красивых было говорено немеряно. Но дело было сделано – война стала необратимой. Все поняли – власти нет, власть встала на сторону одного из народов, она больше не верховный беспристрастный судия.
Я был, в отличие от Ткачева, в Косово с первых дней войны и потом летом 1999 года, вернувшись в Приштину практически вместе с десантниками, с первых минут ее окончания, с вывода югославской армии.
Сначала, в апреле, я видел пылающие албанские села, горящие мечети, обезумевших стариков, бродящих по разоренным улицам и пьяных, вооруженных до зубов, прошедших боснийскую бойню “парамилитаре” Александра Бокана из группы “Белый орел” (казаков по местному).
На сожженных албанских домах, расстреляв несколько человек и сказав оставшимся: “шиптары, бегом до Шиптарии!”, они рисовали православный крест и писали над расстрелянными: “Теперь эти люди с Богом!”.
Потом в летнюю жару, среди гудящих трупных зеленых мух и тошнотворного сладковатого запаха разлагающегося человеческого мяса, мотаясь по пустым албанским селам, я фотографировал отрубленные головы, сложенные пирамидкой на берегу ручья, рвы с расстрелянными, раскопанные собаками, отведавшими человечины, сожженные тела неопознанных мужчин и женщин в разоренных албанских домах.
Переезжая в те же дни в обезумевшие от страха сербские села, на которые начинались пока еще отдельные, спонтанные нападения мстящих албанцев (поджоги церквей, убийства пастухов, похищения скота), я слушал крики православного населения о том, что это не они, что это приезжие четники (тоже казаки “православные”) “змордовали шиптаров”. Но ненависть уже проросла из посеянных слов и дел.
И через два года, на границе, между Косовым и Нишем, сидя в полуразрушенной заставе с сербскими пограничниками, я наблюдал перестрелку снайперов через бывшую административную границу внутри бывшей Югославии, да беседовал с не находящими слов от горя сербскими беженцами из-под Приштины..
Отдает ли отчет Ткачев в последствиях переноса югославского опыта на российскую землю, сравнения кавказцев с албанцами, противопоставления, по югославскому варианту русских (подобно сербам) другим народам нашей хрупкой и больной национализмом федерации?
Если да, то он, находясь на высоче-е-енном государственном посту, совершает преступление.
Если же нет – то Александр Николаевич должен осознать недопустимость и преступность подобного и просто, по-человечески покаяться перед многонациональным народом Российской федерации.
Я не хочу драматизировать и надеюсь, что так не будет. Но мы должны сегодня (а может, уже и вчера) по-новому отстаивать свою независимость, свои устои и традиции. И соотношение кавказских народов, которые сложилось здесь традиционно (это армяне, адыги, дагестанцы), в пропорциях по отношению к русскому народу, славянскому народу. Это всех устраивает, в т.ч. числе и национальные общины. Они понимают прекрасно, что интегрированы в российскую культуру, им комфортно, многие занимаются тут бизнесом, имеют свои доходы.
Они понимают, что миграция с других территорий, засилье и увеличение численности населении той или иной нации помешает им же. Они также этого боятся. Те люди, которые исконно живут здесь 100, 200, 50 лет. И я ничего такого крамольного не говорю.
Я отстаиваю интересы как русского народа – большинства, 80% Кубани, так и многонациональных народов (Кавказа и не только Кавказа), которые проживают на территории нашего края. Этот баланс сложился годами, десятилетиями, столетиями, и мы должны его ценить.
Если он будет иметь перекос – рано или поздно или казаки, или любые другие народы начнут заявлять о себе, начнут громко говорить, что-то делать – значит, может случиться конфликт.
О чем говорит Ткачев? На первый взгляд, о многонациональной структуре Краснодарского края, сложившейся в ходе исторических перипетий. Но давайте вдумаемся в список кавказских народов, которые, по мнению губернатора, традиционно присутствуют на Кубани. Над этим стоит поразмышлять… Адыги и армяне, более или менее, понятны…
Конечно, можно сказать, что адыгов недоистребили в годы Кавказской войны, а армян завезли во время нее или после в рамках “христианизации края”.
Немало их переселилось в Сочи и Армавир в начале 90-х из Армении и Карабаха.
А дагестанцы? Только что, несколькими абзацами выше, Ткачев говорит о “завуалировании Ставропольского края”, а теперь называет дагестанцев традиционными жителями Кубани. Создается впечатление, что где-то губернатор либо привирает, либо недоговаривает.
Конечно, ни для кого не секрет, что дагестанцы активно боролись в 90-е годы за Новороссийский порт и нефтепереработку в регионе и, как гласят неформальные журналистские летописи, во многом победили в этой борьбе. Но это не очень большая и очень влиятельная, по своему, группа отдельных дагестанцев, преимущественно аварцев.
Если Ткачев имеет ввиду их, то тогда они, правда, чувствуют себя в Краснодарском крае как дома. А так, незаметно, чтобы дагестанцы попадались там на каждом шагу, честно говоря, их там вообще не очень много.
Хотя, не так давно, в Сочи были серьезные конфликты между местными армянами и дагестанцами, приехавшими работать на олимпийских стройках. Дело доходило до драк, почти до смертоубийства.
Но кто же тогда “вуалирует” Ставрополье, навязывая свои устои и традиции? Кто угрожает, по мнению Ткачева, Кубани? Если это не кабардинцы, не карачаевцы (которых немало в Ставрополье и некоторые, по крайней мере, на Кавминводах, чувствуют себя достаточно свободно, полагая, что в принципе, они там не приезжие, а у себя дома, на родине), то остаются, по-видимому, только чеченцы и ингуши.
Возможно, Ткачев вообще имеет в виду именно чеченцев, бросая таким образом вызов Рамзану Кадырову – бесспорно сильнейшему (в том числе и по контролируемой им силовой и финансовой мощи) политику Северо-Кавказского региона.
Но разве существует проблема экспансии чеченцев на Кубань? Разве известны факты о попытках силовых акций или скандального поведения вайнахов в регионе?
Не считать же таковым избиение в спортивном лагере чеченских подростков превосходившими их и числом и по возрасту местными “казаками”, фактически покрытое губернатором и воспетое “русскими националистами”?
Вот, кстати, фамилии “казаков” из окрестных сел в районе Туапсе, которые были условно осуждены туапсинским судом за то, что числом в 150 человек на территории лагеря “Дон” проломили головы семи чеченским подросткам, “защищая русскую девушку из Ростова от посягательств кавказцев”: Артур Боладьян, Геворг Агабекян, Леонид Резников, Виктор Ингилизян, Вячеслав Джевелек и Камо Манукян – они были признаны виновными по части 2 статьи 213 УК РФ (хулиганство, совершенное группой лиц по предварительному сговору) и приговорены к двум годам лишения свободы условно с испытательным сроком на один год каждый.
Или речь идет о желании Ткачева не допустить одних инвесторов (например, из Грозного) в угоду другим инвесторам? То есть заботой о “русском народе” и традиционном “национальном мире в регионе” просто-напросто прикрывается лоббизм и коррупция, ликвидация открытого тендера на всевозможные “вкусные”, с точки зрения прибыльных инвестиций, проекты?
Не секрет, что Краснодарский край является с одной стороны, крайне неразвитой в инфраструктурном смысле территорией (с плохими автодорогами, отсталыми курортами, несовременными аэропортами и ж/д вокзалами), с другой стороны – крайне лакомым и перспективным регионом, с точки зрения возможных в нем заработков и бизнес-проектов. Известно, какие страсти кипели и кипят вокруг сочинских строек, просто за право пробить туннель, проложить дорогу, провести коммуникации и т.д.
Так, что же, получается, что губернатор нагнетает страсти исключительно из финансового интереса, что под миграцией из других регионов Северного Кавказа, он имеет ввиду просто-напросто защиту своей делянки (в которую, судя по многочисленным публикациям превращен Краснодарский край) и разжигает конфликт “местные – приезжие” исключительно из интересов узкой группы приближенных бизнесменов – собственного “интернационала”?
Так что, в итоге, все-таки непонятно, какие именно народы так сильно “завулировали” Ставрополье, что теперь Кубань осталась с ними один на один? Что за “нерусские” волны миграции заполняют край, в котором, по словам Ткачева, “казаков 80%»?
А теперь, о самом приятном, о любимом нашими гражданами – о родной полиции, о ее правах и том, как ее обижают и недопонимают…
Возможности и права у полицейских и всей правоохранительной системы края и страны достаточно высокие, мы прекрасно понимаем. Но существуют и ограничения – тем более, мы видим, в последнее время, в последние годы в условиях демократии, повышенного отношение к правам человека, гражданского общества.
То, что вчера прощалось милиционеру, сегодня полицейскому не прощается. И административная машина работает в т.ч. и против вас. Во многом это делается ради “красного словца”, ради угоды моде, но это, безусловно, разрушает определенные принципы.
Я не совсем согласен с такой постановкой. Если мы разрушим авторитет милиции и ее сущность, если мы будем унижать рядового милиционера, сержанта или генерала (где зазря, а где и по делу), то потом все мы – простые граждане, большинство – будем страдать. А кто нас будет защищать, кто пойдет за нами, кто вступится за нас? Это тоже реалии сегодняшнего дня.
Поэтому когда казаки будут стоять вместе с вами на защите нашего Отечества, правопорядка – это серьезный щит. С народом воевать никто не хочет…
…Мы прекрасно понимаем: с народом воевать бесполезно, этого все боятся. Поэтому когда казачество будет рядом с представителем правопорядка, с полицией, то и вы будут чувствовать себя увереннее. То, что нельзя вам – казаку можно. В определенной степени, на бытовом уровне, на на подсознательном, на понятийном.
Нет, дальше только затаив дыхание и благоговейно, дальше надо осторожно, не нарушая сакральность темы.
Из приведенного фрагмента речи (я соединил два абзаца в один отрывок, а тот, что был между ними, о кавказской музыке – обсудим чуть позже) следует, что:
- милиционеру прощалось что-то такое, что полицейскому никак не простится,
- и работает на это суровое ужесточение жизни вчерашней милиции, ставшей по воле Медведева полицией, загадочная “административная машина” (а Ткачев кто? Царь, стоящий над всеми администрациями? Борец с административной машиной?).
Эта машина разрушает определенные принципы, унижает рядового “милиционера, сержанта или генерала” (ну, ничего, мы еще путаемся в этом “милиция-полиция”, так, что простительно), но это унижение не всегда “зазря”, а бывает и “по делу”.
Так что, извиняйте генералы полиции, униженные административной машиной (уволенные друзья-товарищи по саунам и отдыху на черноморском побережье с шашлычками, изабеллой и охотой в местных лесах, имеются ввиду, скорей всего), иногда вас по делу увольняют и унижают незаменимых.
Но без вас все равно никак – мы, простые граждане (спасибо, Александр Николаевич, что не погнушались, встали в наши ряды “простых граждан”, век не забудем!), будем страдать и, в целом, пропадем.
Но кто же защитит этих униженных и оскорбленных “милиционеров, сержантов, генералов”, этих жертв произвола чиновников, связанных по рукам и ногам “повышенным отношением к правам человека, гражданского общества”?
Ответ есть – это казаки, которые щитом оборонят родную полицию и позволят ей сделать так, чтобы “простые граждане” не страдали.
Конечно, эти загадочные казаки – настоящие мужики. Потому, что рядом с ними, под их защитой и опекой даже трепещущие, утратившие уверенность в страшных условиях демократии под давлением и унижением административной машины и в тенетах “прав человека”, полицейские, будут чувствовать себя увереннее.
Более ясными и твердыми голосами требовать у приезжих на курорты автолюбителей “багажник к осмотру” (без протокола, естественно)… Более мужественно измерять степень тонировки стекол, чистоты фар, да и машины, в целом, и более твердо наказывать нарушителей рублем (а нарушители – все с неместными номерами, как правило)…
Более бестрепетно внезапно проверять у фланирующих по набережным и потерявших бдительность отдыхающих регистрацию и штрафовать слабонервных прямо на месте… Ну и, конечно, более жестко и твердо, по итогам очередной резни, устроенной какими-нибудь очередными цапками, говорить, что “никто не предполагал такого”, что “непонятно, как такое вообще могло случиться”, и что “будут приложены все силы, чтобы такого не повторилось…”
Естественно, ведь казаку, по мнению губернатора, можно то, чего нельзя полицейскому. Что же это? Неужели речь идет о чем-то, что выходит за рамки “Закона о полиции”?
Ткачев идет еще дальше. Он видит казаков существами, решившими про себя великий вопрос “Тварь ли я дрожащая или право имею?” положительно, в пользу наличия права.
Причем решившими вопрос на подсознательном уровне – подобно великим воинам казацкого прошлого, шедшими под Желтыми водами в бой полуголыми, с двумя саблями в руках, которыми они полосовали на глазах изумленных поляков свою грудь – ибо “быть козаком, это прежде всего быть верным вере и товариществу”.
То есть, Ткачев, фактически, апеллируя к подсознательному уровню, освобождает казаков от необходимости соблюдения химеры, называемой законом, и говорит им: “Вам можно, дерзайте казаки!”.
Этот романтический взгляд на роль и место вооруженного мужчины (каковым, по идее, является казак) не может не вызывать симпатию.
Все как в песне – пока “злой чечен ползет на берег, точит свой кинжал”, “славный воин, закаленный в бою” защитит и спящего малютку (многонациональный народ Краснодарского края), и лишенную возможности сопротивляться полицию…
Непонятно, как это соотносится с реалиями того, в чем мы живем – Российской Федерации почему эти странные люди, называемые казаками, представляют народ, “с которым воевать бесполезно” (этнический состав народа мы примерно увидели по решению Туапсинского суда по итогам драки в лагере “Дон”), и который нуждается в защите.
Может быть, речь идет о ЧОПах с расширенными правами и с уставом, утвержденным лично губернатором? Но об этом чуть позже. А сейчас – об угрозах (для защиты от которых нужны казачьи отряды) со стороны приезжих, о том, как эти угрозы видит губернатор Ткачев.
И немного геополитики от Александра Николаевича…
….Мы когда приезжаем в кавказские республики или Европу, мы всегда пытаемся подстраиваться под их жизненные принципы и устои: громко не говорим на своем языке, не делаем каких-то неадекватных действий, чтобы быть незаметным. Это нормальное цивилизованное поведение человека.
Но мы видим, как наши гости ведут себя совершенно по-другому – особенно, на побережье. Могут включить национальную музыку и ехать по набережной, где ездить нельзя, обращать на себя внимание. Вести себя нагло, цинично.
Дело даже не в том, что Ткачев сравнил “кавказские республики” с заграницей. Возможно, он имел ввиду, по доброй советской памяти – Грузию, Армению и Азербайджан. Особенно Армению, наверное, откуда в Сочи и Краснодар самолеты летают ежедневно и постоянно.
У Ткачева, естественно, сегодня ровные и взаимовыгодные отношения с богатой и влиятельной армянской общиной Кубани – в отличие от предшественника “батьки Кондрата”, который совсем неполикорректно ставил вопрос в “лихие 90-е” о том, почему коренное население края не имеет денег, а беженцы из Армении и Карабаха, которые, по идее, должны быть лишенными всего на свете, скупают земли и недвижимость.
За это Кондратенко получил, по меньшей мере, глубокую неприязнь краснодарских армян. Ткачев начал свое губернаторство, по разным свидетельствам, еще более лихо.
Так, в 2001 г., Александр Николаевич на съезде краевой партии «Отечество» выразил свою позицию вполне определенно: «На Кубани нет места для цыган,турок-месхетинцев, курдов и инакомыслящих». Несмотря на присутствие представителей прессы, данное заявление не было озвучено, зато было встречено аплодисментами со стороны сотен делегатов из разных районов Краснодарского края. (Карастелев В., Приходько Т. Беженцы: школа выживания. — Новороссийск: Вариант, 2002. — С.25)
В 2002 г. на совещании в г. Абинске, посвященном гармонизации межнациональных отношений, краснодарский губернатор заявил, что «определять законный мигрант или незаконный, можно по фамилии, точнее по её окончанию. Фамилии, оканчивающиеся на „ян“, „дзе“, „швили“, „оглы“, незаконные, так же как и их носители» (Бедеров И. Незаконная фамилия // Новая газета. — 2002. — 11 июля).
Спустя почти десять лет, 6 февраля 2011 г., в передаче Владимира Познера на Первом канале, Александр Николаевич признал, что он «поддался многим эмоциям» и «это была глупость».
Эмоция – дело простительное. Особенно на побережье. Там ведь такая тишина, на этих набережных Анапы, Геленджика, Туапсе, Лазаревского, Адлера и Сочи, такое Монте-Карло!
И понятно, что, когда в эту патриархальную тишину пляжей и набережных курортов черноморского побережья нагло и цинично вторгается кто-то, кто включает национальную музыку и едет прямо сквозь толпу отдыхающих, то как тут не поддаться эмоциям?
Интересно, сам Александр Николаевич бывает на этих набережных без охраны, этаким Гаруном ар-Рашидом, инкогнито и неузнанным? Он вообще имеет хотя бы примерное представление, во что превращена курортная жизнь в подвластном ему крае?
Грохот попсы, грязное море, замусоренные пляжи и набережные, местные жители (казаков, которых по Ткачеву в крае 80%, увидать практически невозможно), выкачивающие из отдыхающих немалые деньги за не очень качественные товары.
Старые санатории и базы отдыха, к которым ведут неудобные для подъезда дороги (точнее, практически одна дорога с многокилометровыми пробками, если сломается какой-нибудь грузовик, вдоль всего побережья).
На этом фоне – начальственные и ведомственные дачи, вип-отели в местах, недавно еще бывших заповедными (тут к Ткачеву нет претензий –разве он хозяин лесов по берегу от Джанхота до Туапсе? Так, наблюдатель просто…).
Все это производит впечатление обломков Римской империи, на территории которой некоторые патриции не только сохранили виллы и латифундии, но и с помощью отрядов наемников отделили их от прочего деградирующего пространства бывшей нормальной жизни.
На этом фоне проблема национальной музыки из машины, незаконно (не спорим и осуждаем!) въехавшей на набережную, стоит невероятно остро. Особенно при наглом и циничном поведении водителя и пассажиров.
А местным это можно, Александр Николаевич? Они всегда и всюду могут въезжать и входить, вести себя как угодно и какой угодно музыкой греметь из своих авто?
В других местах-то, в упомянутой вами Европе (хоть в Ницце, хоть в Биарицце) полиция не позволяет ездить в неположенных местах не только «приезжим», но и, не поверите, местным!
Если там на дороге превышают или после 23 часов музоном народ глушат, то оштрафуют их, вне зависимости откуда они родом и какого племени.
Про то, что в кавказских республиках мы стараемся громко не говорить на своем родном языке – сочтем просто оговоркой губернатора Ткачева. Он не то имел ввиду. Он хотел сказать, что мы, приезжая в иные города и аулы кавказского региона, с иными нормами социального поведения (исламскими, например, или горскими) – стараемся не провоцировать конфликты с местным населением, даже, если мы привыкли у себя дома (на наших набережных, где чужим не место!) горланить во все горло, ходить в шортах голыми по пояс по улицам, пить пиво прямо на ходу, когда хочется, сквернословить и приставать к каждой симпатичной молодой женщине.
Потому, что видим, что подобное поведение, особенно, если ты молод и горяч, может привести к серьезным последствиям. И хотел сказать губернатор всего-навсего, что и приезжим надо бы соблюдать нормы жизни, принятые в курортной зоне.
Я только “за”! Но для этого эти нормы надо сначала сформулировать, потом утвердить, а потом неуклонно соблюдать. Жизнь по принципу “тебе нельзя то, что можно мне, потому, что я тутошний, а ты – нездешний”, не всем по нраву.
Быдло – оно в любой точке земли быдло. Свое быдло, конечно, милее, но все равно отвратительно.
Я что-то вообще не слышал ни о каких конфликтах между приличными людьми, допустим между русскими православными и кавказскими мусульманами, которые чинно и спокойно приезжают на Черноморское побережье.
Проблема только в том, что в Турцию или Хорватию поехать и дешевле, и приятнее, и безопаснее. Безо всяких там казаков и машин на набережных.
Так, что идея то правильная была на уме у Ткачева – с языка сорвалась лабуда какая-то…
Таким образом, я уверен, у нас нет другого пути – мы будем выдавливать, наводить порядок, спрашивать документы, заниматься миграционной политикой (откуда прибыл, зачем и т.д.). Чтобы те, кто пытается просто “на дурака” сюда приехать, застолбить, заниматься провокациями или неправомерным бизнесом, понимали, что на Кубань лучше не ехать. Здесь кубанцы, здесь у них свои законы, здесь они достаточно жесткие ребята. Есть полиция работающая, есть казачество, лучше я поеду в другое место.
Так и надо действовать: жестко, решительно, основываясь на законах края и РФ. Но системно и последовательно, по всей поляне, во всех городах нашего края. Особенно, конечно, касается побережья, там, где мы особо видим этот перекос, мы видим этим тенденции, и с каждым годом количество растет.
На Кубань лучше не ехать, ребята… Здесь свои законы и охраняющие эти “свои” законы “достаточно жесткие ребята”. Лучше, правда, ну его, поеду-ка я в другое место…
Миграционная политика отдельно взятого курортного региона, в котором спрашивают документы и наводят порядок – дело правильное. Я не помню в Европе или в Турции курортного места, где у меня спросили бы документы, хотя порядок на моих глазах пару раз наводили – один раз местные французские мафиози, быстро и резко избившие албанских цыган за несанкционированную торговлю то ли сигаретами, то ли наркотиками, другой раз – полицейские, задержавшие подростков за публичное курение марихуаны.
В принципе, местное самоуправление – сила, которая могла бы спасти Россию как от начальственного бюрократического беспредела, так и неконтролируемой стихийной миграции.
Я всегда был и остаюсь последовательным сторонником не только полное установления права местного самоуправления на распоряжение землей, но возможность выборности полиции (шерифов), контроля за миграцией и продажей земли и объектов недвижимости, особенно, приезжим (для этого, правда, сами участники этого самоуправления должны быть полноценными собственниками – своей недвижимости, земли, предприятия).
Местное самоуправление должно включать в себя возможность формирования подразделений национальной гвардии или территориальной милиции – сил гражданской обороны, создающихся на добровольно-обязательной основе (если не участвуешь лично, то платишь определенный налог).
В задачи которых входит, как охрана порядка в места на территории, находящейся под юрисдикцией органа местного самоуправления, так и специальные мероприятия на случай войны или стихийных бедствий (типа Крымска).
Назовите их казаками, назовите их мужиками, назовите их джигитами – да как угодно! – лишь бы по сути они были тем, чем должны быть и без чего невозможна никакая демократия – свободными организациями сил обеспечения порядка и безопасности свободных граждан.
Я выступал и всегда выступаю за разрешение вменяемым, законопослушным гражданам владеть оружием на общих, прописанных законом основаниях.
Конечно, бюрократию, олигархов и силовиков, забравших в свои лапы почти всю совокупность почти всех форм власти почти на всех уровнях общественной жизни России, при упоминании национальной гвардии и любых реальных, гражданских форм самоуправления, начинает тошнить.
С их точки зрения, мы должны быть овцами, благодарными за то, что они, начальники наши, есть на Земле и руководят нами. Без них мы бы пропали, думают они.
Проблема России в том, что власть не видит в народе возможного партнера в деле управления страной.
Налогоплательщиков, электорат, мобилизационный армейский ресурс, оппозицию, нашистов, бюджетников, – но только не партнера, которому, хотя бы по месту его жительства, можно доверить самому себя защитить, жизнь свою организовать, человеком себя ощутить. И снять, тем самым, с себя, с власти, часть ответственности.
Потому что власть ответственность с себя снимать не хочет. Она так и называет себя иногда – “ответственный работник”.
Она знает, что чем больше у нее, у власти, должностей, тем больше бюджетов и бюджетных возможностей.
А, чем больше бюджетов, тем больше она власть – “иван иваныч”, с пузом (или моложавая, аля-сколково, подтянутая в фитнесах) и уважением окружающих, тем более она незаменима, тем больше она отец родной или мать родная для подопечных.
Ответственность в России – почти что и есть синоним власти.
Это реальное местное самоуправление (с остающимися у него налогами, национальной гвардией и шерифами), снимающее часть ответственности, а стало быть и часть власти, сама власть в гробу видала. Изменить эту ситуацию, похоже, смогут только глубокие и серьезны политические перемены.
Так, что по сути, Александр Николаевич, призывая к созданию сил охраны правопорядка в рамках “местных” – в правильном направлении двинулся.
Вот только создать он пытался не силы самоохраны местного населения , формирующиеся по территориальному признаку и по принципу гражданства, а личных опричников, подбираемых по одному ему ведомому признаку “козацства” и финансируемых из краевого (читай, его личного) бюджета.
В чем мы сейчас, в финале и убедимся.
Поэтому сознательно: тысяча казаков, 650 млн. рублей в течение года. Зарплата около 20-25 тысяч. Не отталкиваете их от себя, а вовлекайте в свою “веру”. Они – и ваша защита. Мы таким образом увеличим количество людей, которые должны контролировать наш край.
Контролировать край – вот ключевая мысль! Он хозяин, губернатор, латифундист (ну, формально, не он, семья его точно уж латифундисты), почти феодал, царь и бог на Кубани – чувствует, что контроль уходит.
Когда-то он был комсомольским работником и наверняка учился на каких-нибудь партийно-комсомольских курсах.
Там он мог слышать, что с развитием экономики (ну, курорты там всякие, агрокомплексы, сочинские стройки в данном случае) развивается капитал, формы его вложения и оборота.
А с развитием капитала, развивается и борьба за контроль этого капитала – причем буржуазия, делающая ставку на владение через установление “священного права частной собственности” с помощью разных форм вложения капитала (в ситуации РФ все это условно, естественно) вступает в конфликт с феодалами, владеющими по “праву крови”.
В Российской Федерации, когда в некоторых регионах назначенные бюрократы начинают играть роль “как бы” феодалов, подминая под себя все формы и виды оборота капитала в руководимом ими регионе (с помощью печати и подписи – разрешительной и запретительной процедур), отстегивая и откатывая “куда-то наверх” (вот куда только?), связывая себя с другими федерального уровня чиновниками родственными связями – бюрократия приобретает черты “феодально-бюрократической аристократии” и вступает в прямой конфликт с формами свободного оборота и вложения капитала.
Бюрократ вроде бы как назначен, но вместе с тем незаменим – он становится частью единого тела “владельцев страны” – несминаемого политическими бурями и несменяемого политическими процедурами пула “феодало-бюрократов”, завязанными на единый интерес и чуть ли не “общую судьбу”.
Чем сильнее подобные связи, тем подозрительнее отношение феодало-бюрократов к формам свободного вложения капитала в подконтрольных им регионах.
Ведь свободное вложение предполагает и свободное развитие объектов инвестиции, без санкций “местного начальника”, просто в рамках установленных законов, без обязательного привлечения его или его челяди в “совладельцы”.
А стало быть, возникают сферы развития, неподконтрольные феодало-бюрократу.
Власть же в России – почти всегда синоним контроля – природного ресурса, идеологии, народонаселения, капитала и его оборота.
У начальника, феодало-бюрократа создается ясное ощущение, что любые формы жизни, которые он не контролирует или не понимает (а, стало быть, также плохо контролирует), уменьшают его власть.
Не прикормленные Ткачевым , не состоящие с ним или его придворными в доле кавказцы на Кубани (да и не только они, уверен, что и москвичу практически невозможно только на основании своего желания, инвестировать, например, в “развитие курортов”, не “договорившись” с местными) – угроза контролю, угроза власти.
И на борьбу с угрожающими власти явлениями Ткачев мобилизует, по сути, спайку, находящейся у него в услужении региональной полиции и создаваемых им, за счет финансирования из государственного бюджета, ЧОПов под видом “казачьих дружин.
Нынешний “атаман” Кубанского войска “батька” Долуда – никакого отношения к кубанским казакам, как говорят злые языки, вообще не имеет. Родом не местный, курировал в должности вице-губернатора “вопросы казачества” (читай – подконтрольных губернатору ЧОПов – именно так зарегистрированы многие казачьи организации), потом был продавлен Ткачевым в атаманы.
Губернатор даже использует, обращаясь к полиции криминальный термин – “вовлекайте в свою веру”.
Это у воров есть понимание о “воровской правде” и “ментовской вере”. В какую веру должны вовлекать полицейские (“менты” в том мире, в котором используют выражение “ваша вера” по отношению к “ментам”) казаков, руководствующихся интуицией в разборках с “чужаками”?
На эту тему есть немало злобных тюремных анекдотов, общая суть которых сводится к тому, что “все менты повязаны одной своей страшной ментовской верой в общее дело, ставящее их против всего мира, и ради этой веры готовы они поступиться самим дорогим, что у них есть и о чем даже вслух сказать страшно”. О какой вере “ментов” говорит губернатор, руководитель края и т.д. и т.п.?
Подобная игра в “царя горы”, которая является главной особенностью российской политической системы (кто залез наверх – тот и держит масть) и может быть названа “ткачевщиной” – по имени одного из самых одиозных и ярких, смелых на язык и на дело, ее представителей.
Похоже, что проблема Ткачева в том, что он просто самый заметный и врагов наживший немерено – настоящий казак, в общем…
Гутарют же люди, что все элеваторы в регионе принадлежат его семье и ни одна рисинка не может попасть на рынок в обход их, из-за чего частные рисоводческие хозяйства разорены, а их бывшие хозяева озлоблены – ну, да это, злые наветы, должно быть….
И последнее, самое скучное, о чем уже писали. Подсчеты да расчеты… 1000 казаков по 25 тысяч зарплаты в месяц (берем максимум) – это 1000 х 25 000= 25 000 000. Это в месяц.
Умножаем на 12, получаем 25 000 000 х 12 = 300 000 000 в год. Триста миллионов для запутавшихся в нулях.
650 миллионов минус 300 миллионов получается 350 миллионов, остающихся сверх зарплаты.
Ну, казармы, ну форма, лампасы там, газыри, шашки, рации, ногайки… ну машины (даже, если “хаммеры” со спутниковой связью, штук 10, например) – более чем на 10 миллионов долларов всего этого для тысячи казаков.
Размах кубанский, щедрый – а как иначе то защитишь родное, кровное, ткачевское?
Максим Шевченко, главный редактор "Кавказской политики"
Комментарии