В сердце Чечня

На модерации Отложенный
Нечеловеческая по своей жестокости война знала удивительные по своей человечности истории любви и дружбы
 
Многое в жизни – как дорожные знаки. Здесь «знак» остановит, там свернет в сторону, заставит сбросить или прибавить скорость… Что-то останется в памяти, что-то уйдет так, словно и не было этого в жизни. Истории, которые не забываются, случаются реже, однако именно они остаются ориентирами, которые помогают не сбиться с пути. Две истории, о которых хочу рассказать, на первый взгляд, никак не связаны друг с другом, но для меня, журналиста, они – как два знака на одной дороге. Чеченской дороге.
 
Песня Родины
 
Летом 1995 года судьба забросила меня в поселок Белая Глина в Краснодарском крае, где в ту пору жил и работал мой родственник. Еще не улеглись страсти после рейда Басаева в Буденновск, шли какие-то переговоры с масхадовской стороной… И было тревожно на душе.
 
На Кубани я не был лет 15. Все мои воспоминания об этом крае были связаны со спокойным временем брежневского застоя, когда мы не знали ни войны, ни тревог, ни человеческих потрясений. Оказавшись в тихом уютном поселке, я не мог свыкнуться с местными реалиями: без стрельбы, без военной техники, без митингов…
 
Как-то под вечер мы с родственником  заглянули на местный базар. Народ расходился, а мы стояли в стороне, разговаривали на родном, чеченском языке. Напротив, через прилавок, остановилась девушка лет 18-19 и изучающе смотрела на нас. Наши взгляды встретились. И вдруг она крикнула:
 
-Мама, наши приехали!
 
Она подбежала к своей матери, стоявшей поодаль, и в следующее мгновение мы оказались рядом. Потом подошел отец девушки, солидный человек с интеллигентной внешностью.
 
- Мама, это – наши! Они оттуда приехали, – говорила девушка.
 
Эмоций было море, и девушка этого не скрывала.
 
Мы разговорились. И то, что я услышал, меня тронуло до глубины души. До сих пор помню фамилию матери девушки: Холод. Она в советские годы работала преподавателем в одном из грозненских институтов. Муж ее занимал какие-то руководящие должности в г. Грозном. Дочь, как оказалось, окончила школу уже после переезда из Чечни и была студенткой краснодарского вуза.
 
Женщина с удивительной теплотой отзывалась о друзьях семьи – чеченцах, с которыми они много лет делили и радости, и печали. Воспоминания о Грозном ей давались с трудом…
 
-Еду на общественном транспорте, закрываю глаза, а мысли уносятся в красивые зеленые кварталы довоенного Грозного, где прошла золотая пора моей молодости, – вспоминала она, то и дело утирая навернувшиеся слезы, – В память врезались улицы, по которым я ежедневно ходила на работу. Как беззаботно и мирно мы жили! У нас же совершенно не было трений, разобщенности по национальному признаку. Мы семьями больше дружили с чеченцами. Еду предпочитали из чеченской кухни. А наши соседи – удивительная дружелюбная чеченская семья – всегда звали нас в гости, когда готовили чепалгаш или жижиг-галнаш. Я своих студентов разной поры практически всех помню… Где они сейчас, и как они там?… Наверное, многих коснулась эта война…
 
Мы слушали ее и не могли найти слов утешения. Дочь то и дело всхлипывала, нервно сжимая дрожащие руки матери.
 
- А когда в Москве к власти пришел Горбачев, и особенно при ельцинской «дерьмократии», все завертелось, закружилось. Начались митинги на площади. Грозный стал наполняться незнакомыми людьми, в основном, с гор. Это были совсем другие люди, циничные, без элементарной культуры поведения в обществе. Один из этих новых столичных жителей оказался нашим соседом по подъезду. Он стал угрожать мне, мужу, дочери. Предлагал уехать от греха подальше, квартиру обещал купить за символическую цену. День ото дня становилось все хуже и хуже. Дудаев и Яндарбиев по телевизору только то и делали, что нагнетали страхи…
 
-Наступил день, когда мы приняли решение покинуть родную землю. Наши старые знакомые, которые сами имели виды на переезд в Москву, без лишнего шума купили у нас квартиру за приличную сумму, наняли машину и проводили нас до границы. До сих пор не могу забыть наш последний вечер. Мы долго сидели за столом, было обилие яств… Но кушать не хотелось, мы больше плакали, утешали друг друга. А на следующий день на границе со Ставропольем мы расстались…
 
- А как вас встретили здесь, как живется с новыми соседями? – спросил я.
 
– Здесь спокойно. Но какая эта жизнь, если физически ты здесь, а духовно – там, в Грозном. Представьте ситуацию: у нас дома день и ночь из магнитофона льется песня Хусейна Расаева «Мой город Грозный». Наша дочь «заездила» эту единственную кассету…
 
При этих словах глаза девушки, не участвовавшей в беседе, загорелись. Она, перебивая мать, заговорила:
 
- Мам, я не буду здесь жить… Я уеду туда… Пусть со мной будет все, что угодно… Пусть я погибну там, мне лишь бы переступить границу родной земли…
 
Она не обращала внимания на прохожих, которые останавливались и с недоумением разглядывали нас. Эти люди не знали, какую великую трагедию пережили наши земляки, оторванные от своей исторической Родины, но не потерявшие ее…
 
Базар опустел. Мы расстались. На душе было чисто и светло. И была надежда, что война вскоре закончится, и мы будем в Грозном встречать своих новых друзей и жить в этом прекрасном городе под надрывный голос певца Хусейна Расаева:
 
«Мой город Грозный,
 
Я по тебе скучаю…»
 
Но встреча в Грозном не состоялась, ибо ждали нас новые великие потрясения, которые через четыре года разрушат Грозный до основания…
 
Побег из ада
 
А эта история случилась осенью-зимой 1996 года.
 
Все началось с того, что однажды жительница г. Тих­вин Ленинградской области Галина Пожидаева получила письмо от сына Саши, служившего в армии в Да­гестане.
Он писал из плена: просил мать срочно найти крупную сумму денег и переправить ее бо­евикам. Иначе ему не выйти из «волчьей ямы». У женщины таких денег не было. Ей и зарплату-то давали от случая к случаю…
 
И она по­шла в клуб «афганцев». Ребята, нюхавшие порох сражений с душманами, решили помочь солдатской матери в поиске необходимых средств. Вскоре стало ясно: от властей и военкомата ждать помощи не приходится… Остался один-единственный вариант – ­продать квартиру.
 
И она ее продала. Зашила деньги в пояс и двинулась в дорогу, в  край, где ни разу не была даже в мирное время. В поезде, следующем до Гудермеса, познако­милась с молодым человеком, который предложил исстра­давшейся женщине помощь. Он рассказал Галине, что потерял на войне двух братьев. Но парень не огрубел душой. Он помог ей добраться до Хасавюрта. В этом дагестанском городе она на­няла таксиста-частника по имени Ханпаша, чтобы доехать до воинской части, где до пленения служил ее сын.
 
В полку мать солдата встретили так, словно она была повинна в пропаже сына. Короткий разговор с одним из офицеров закончился тем, что ее в холодный осен­ний вечер выставили за во­рота. Женщина вдоволь вып­лакалась у глухих стен. Она решила, что сюда больше никог­да не вернется, и сделает все, чтобы не вернулся и сын, если найдет его живым…
 
Саша тем временем рыскал по виноградникам в нескольких километрах от нее… Он уже был на территории Чеч­ни, в окрестностях села Герзель. А до этого находил­ся в приграничном дагестанс­ком селе Нурадилово, куда был доставлен сразу после плене­ния. Подвергаясь жестоким истязаниям, он долго отказывался написать письмо матери. Он знал, что она не в силах собрать огромную сумму выкупа. Потом, когда Саша все-таки подчинился требованиям, его пись­мо дополнили угрозами: дескать, если оговоренной суммы не будет к сроку, то будут торги за «меньшее» – за голову сына…
 
Через пару недель Саша рискнул – и су­мел убежать из заточения. Он не знал местности, но на вся­кий случай перебрался через реку Аксай. Оказавшись на сопре­дельной чеченской террито­рии в сырую осеннюю погоду, подался в близлежащее село Гер­зель-аул. И тут же был пойман и доставлен в штаб какой-то ме­стной воинской структуры…
 
Галина об этих мытар­ствах сына не знала. Она нашла Ханпашу. Он отвез ее, уже отчаявшу­юся, к себе домой в Хасавюрт и подключил­ся к поиску сам. Вскоре появилась обнадежи­вающая весть: в Герзель-ауле в плену у боевиков находится рус­ский парень, который похож на Сашу. Через посредников вышли на связь и убедились: он! Затем передали деньги, и Сашу на мото­цикле привезли на мельницу близ села Кошкельды. Мать не верила своему счастью, а сын не сдерживал слез.
 
Но ни в тот день, ни в следующий день они не смогли по­кинуть Ичкерию. Сашу вновь поймали боевики, и на этот раз он оказался в яме в резиденции Салмана Радуе­ва в селе Гордали-Юрт, который при­казал: пленника не отпускать, а обменять на кого-нибудь из боевиков…
 
Саше заставляли ежеднев­но работать. Но не запрещали видеться с мате­рью, нашедшей приют у местной жительницы Зулпы. В ту пору многие семьи нищенствовали, жили впроголодь, и содержать вне­планового «иждивенца» было весьма накладно. Но гостепри­имная хозяйка даже не подала виду, что у нее есть материаль­ные проблемы.
 
3улпа не была одинока в сво­ем сострадании к русской жен­щине. Сестра Зулпы, Зура и подруга Яхита часто прихо­дили на выручку. Кроме того, они хорошо знали Пашу – начальника штаба при Раду­еве. Это был человек далеко не молодой, вышедший из «совет­ской шинели». Он и отпускал парня на ночь к ма­тери. Он явно рисковал, тем не менее, пользовался тем, что Раду­ев редко бывает в селе.
 
Галину мучило повышенное давление. Вдобавок стали поступать угрозы в адрес 3улпы. В селе было немало семей, которые лиши­лись в ходе боевых действий по несколько человек. Женщи­ны на своем «совете» решили, что Галине лучше поменять дом.  И она стала жить у Зуры Есентукаевой. Мать четырех детей, при муже-инвалиде, Зура едва сво­дила концы с концами, тем не менее, приняла Галину без сомнений и оговорок…
 
1996 год был на исхо­де. Выход из си­туации был один – побег. И женщины стали строить планы. Крайне рискованные, но вынуж­денные. Галя успокаивала себя тем, что рядом были но­вые подруги, готовые на без­рассудные действия во имя спасения теперь уже близких для них людей…
 
До Нового года оставалась неделя. Из штаба пришла пло­хая новость: в полночь Сашу кому-то сдадут. Медлить уже нельзя было. Галина и Саша оделись под чеченцев, и вместе с Зулпой направились в соседнее село Нойбера, к сестре 3уры. Вдруг в полумраке выросла фигура Паши – начальника радуевского штаба. Беглецы в страхе заскочили в близле­жащий открытый двор. Паша их узнал, но никаких действий не предпринял. Постоял в темноте и… удалился.
 
Через пару часов в одном из домов на окраине села Ной­бера принимали ночных гос­тей. Утром подъехали Зура с Яхитой. Первым же автобусом вся группа доб­ралась до Гудермеса. Перрон железнодорожной станции хорошо охранялся. К тому же Сашу явно выдавала славянская внешность… Но пронесло…
 
Чеченки проводили Галину и Сашу до г. Прохладный в Кабардино-Балкарии. Были слезы, слова благодарности…
 
Затем в Чечню стали поступать письма. И была неожиданная встреча в Москве, в студии НТВ у Арины Шарапо­вой, которая пригласила к себе всех участников побега…
 
Но это уже совсем другая история.
 
Я не знаю, где сегодня живет семья Холод, как сложилась дальнейшая судьба Галины Пожидаевой и ее сына Александра. Надеюсь, у них все хорошо. А мои землячки – героини второй истории – живут на одной со мной земле, и мне хорошо от одной мысли о них…
 
Хожбауди Борхаджиев, журналист, "Кавказская политика"