Влад Ривлин: я сначала – советский, а уже потом – еврей

Влад Ривлин – поэт, прозаик, публицист, переводчик и просто замечательный человек, который помогает мне в реализации моих проектов. Родился на Украине, в 1965 году. Работал в архиве, преподавал в школе. В 1991 году эмигрировал в Израиль. Работал на стройках и на заводе. Окончил открытый университет в Тель-Авиве. Преподавал в школе, колледже, работал в университете. Регулярно публиковал публицистические материалы по истории и политике в израильских и зарубежных СМИ. Его проза печаталась в российских журналах «Сибирские огни», «Огни Кузбасса», "Университет Культуры". Стихотворные миниатюры – в газете Союза писателей Болгарии "Словото Днес". Рассказ «Повезло старухе, повезло!» отмечен премией литературного конкурса «Золотое перо Руси 2010». Живет в Тель-Авиве.
    Предлагаю одно из произведений Влада – его размышление «Двадцать лет в Израиле».

Влад Ривлин

ДВАДЦАТЬ ЛЕТ В ИЗРАИЛЕ

    В Израиле  я живу 20 лет. Для человеческой жизни срок огромный. Времени, чтобы осмыслить и переосмыслить события собственной жизни и окружающей меня действительности, было в моем распоряжении предостаточно.    
    Начало девяностых прошлого века... Развал Союза и сотни тысяч иммигрантов, хлынувшие в Израиль в то время. За каких-нибудь два года Израиль  получил нежданный негаданный и самый дорогой подарок судьбы за всю свою историю.
    Иммигранты из СССР позволили Израилю нейтрализовать демографическую угрозу со стороны палестинцев - причину постоянного страха израильских элит и поборников государства только для евреев. А еще, массовая иммиграция советских евреев сказочно обогатила многих уроженцев страны и старожилов.
    В то время на эмиграции из СССР обогащались все, кто могли. Это был звездный час квартирных маклеров, всевозможных подрядчиков и спекулянтов. Рынок труда превратился в рынок рабов. Рабочих мест на всех не хватало и масса людей, прибывшая в страну со ста долларами в кармане на человека, вынуждены были соглашаться на любую работу и на любых условиях.
    Израиль стал государством с самыми образованными дворниками, мойщиками посуды, чернорабочими и сиделками. Дешевая рабсила из бывшего СССР позволила избавиться местным работодателям от палестинцев. Платить "русским" можно было не больше, чем арабам, эксплуатируя и обманывая их, не рискуя при этом получить удар ножом.
    Сытые, самодовольные физиономии чиновников в министерствах и
ведомствах, хамство лавочников, рыночных торговцев и всяких хозяйчиков, убогая архитектура и крайне низкий уровень культуры - таковы были мои первые впечатления от встречи с новой страной.
    Это был шок, после которого началось отрезвление. Этому отрезвлению способствовала окружавшая нас убогая действительность, которая была в полном противоречии с панегириками в адрес Израиля - "передовой, европейской во всех отношениях страны, единственной демократии на Ближнем Востоке", которые мне часто приходилось слышать до отъезда.  
    Убогая колониальная архитектура (помню, в какой шок привела меня старая автобусная станция в Тель-Авиве) и совершенно не европейские манеры уроженцев страны, от министра до рыночного торговца, предпочитавших застиранные майки, шорты, больше похожие на семейные трусы, и сандалии на босу ногу. Они не стеснялись чесаться, находясь в общественных местах. А там, где жили, всегда держали двери в свои квартиры открытыми. И те, кому посчастливилось жить с ними в одном доме, были вынуждены с утра до глубокой ночи дышать сигаретным дымом, слушать их громкую речь и такую же громкую и навязчивую восточную музыку.
    До других людей им, похоже, дела не было, поскольку людьми они считали только себя. Соседи, собравшись возле дома, громко разговаривали, грызли семечки, заплевывая узенькие дорожки между домами, а их дети в это время шумно резвились на пустырях возле домов, планировавшихся кем-то и когда-то как полисадники. Нужду они справляли там, где это им это было удобно, а удобно им было везде. Часто они усаживались прямо на ступеньках лестницы, так, что соседям, для того, чтобы выйти из дому или попасть в свою квартиру, приходилось просить их потесниться.
    Говорить что-либо детям или их родителям было себе дороже: любое замечание они воспринимали как покушение на их свободу и жестоко мстили нарушителям. Как правило остракизму подвергались старики, не знавшие местного наречия но пытавшихся изменить существующие порядки. Месть принимала самые разнообразные формы: от разбитых окон до постоянной травли, когда подростки шли за жертвой буквально по пятам, выкрикивая ей вслед оскорбления и бросая в спину мелкие камни.
    При этом все они - и дети, и взрослые свято соблюдали субботу,  кашрут и все религиозные праздники, входя в дом первым делом целовали мезузу, а на День Независимости вывешивали на своих окнах бело-голубые флаги со звездой Давида.
    Но это было не главное. С первых дней своего пребывания в Израиле я был поражен силой ненависти к нам, царившей в израильском обществе. Навсегда мне запомнилось, с каким презрением и злорадством произносились здесь  слова "Русия" и "русим".
    А ведь сколько было говорено об антисемитизме до отъезда! "Здесь нас будут ненавидеть всегда, а вот в Израиле…" В Союзе мне приходилось сталкиваться с проявлениями антисемитизма, но так, как в Израиле, меня еще нигде не ненавидели! Помню, как в раввинате молодой раввин в течение часа с пристрастием иезуита допрашивал меня, пытаясь выявить обман в моих ответах и добыть доказательства моего нееврейства: «Кто может подтвердить твое еврейство? Как звали твою бабушку со стороны матери?

Что написано на могиле твоей прабабушки?».
    Знал ли этот самодовольный чиновник от религии хоть что-нибудь про историю советских евреев? Что довелось им пережить во время войны?
Вряд ли это его вообще интересовало.
    Антисемитизм в Союзе был. Но все члены нашей семьи получили высшее образование, которое в нашей семье считалось нормой. И после окончания вуза работали в соответствии с полученной профессией. Кто-то добился больше, а кто-то - меньше. Но никого из нас после окончания вуза не отправляли работать дворником или чернорабочим.
    В Израиле ни наше образование, ни наш опыт никому не были нужны. В нас видели лишь замену дешевой рабочей силе палестинцев с оккупированных территорий, разнорабочих, сиделок, охранников…
    Мне довелось работать и на уборке, и на стройке, и в теплицах. Оплата везде была либо минимальной, либо меньше минимума. Многое мне довелось повидать за время моих трудовых будней в Израиле. Не раз я видел, как падали в обморок люди в теплицах и цехах. Жара летом невыносимая, работали по 10-12 часов. В парниках температура была летом стабильно под 50. Не все выдерживали.
    Соседка, тридцатилетняя женщина, работавшая со мной в парниках, за год поседела. Но тогда, чтобы получить эту работу, мы вставали затемно, в три часа утра, бежали в центр города - машин тогда ни у кого не было, чтобы успеть на работу в теплицы.
    Потом многое изменилось и немало людей из числа иммигрантов все-таки восстановили свой прежний статус врачей, учителей, инженеров, ученых. Но еще больше было тех, кто так и не смогли восстановить свой прежний социальный статус. И не их вина в том, что образование, опыт и творческий потенциал этих людей оказался никому не нужен в Израиле. Кто-то вернулся обратно, кто-то решился на повторную эмиграцию. А кто-то смирился со своей невостребованностью, ради семьи, ради детей...
    Лично мне помогли выжить образование и опыт работы, полученные в СССР, где меня учили не только специальности. В первую очередь меня учили самостоятельно мыслить, развивали во мне критическое чутье, готовили из меня ученого, а не ремесленника...
    Мне очень повезло в том, что я учился в СССР. Таких учителей как в Союзе, которые вкладывали в свой труд не только собственное время и опыт, но и душу, я, увы, в Израиле не встречал. Новая действительность стала для меня толчком к переосмыслению моих взглядов на жизнь. Особую роль в этом сыграла работа с палестинскими арабами.
    Полностью избавиться от палестинской рабсилы израильским подрядчикам в то время так и не удалось и благодаря этому, мне довелось с ними работать. Мы делали одну и ту же работу и находились примерно в одинаковых условиях. За время нашей общей работы я многое узнал о своих палестинских собратьях.  У большинства из них были большие семьи.
    "Мои дети едят только хлеб",- однажды просто сказал мне один из рабочих,- и круглый год ходят босиком". Этот человек не был лентяем, но тех денег, которые он зарабатывал не хватало, чтобы содержать большую семью, где было десять детей. Становясь старше, дети работали вместе с родителями.
    Значительную часть заработанных денег рабочие-палестинцы тратили на проезд. Выезжали они из дому затемно и затемно же возвращались. Чтобы утром попасть на работу в Израиль они часто подолгу ждали на контрольно-пропускных пунктах, нередко подвергаясь унизительной проверке.
    Они, эти рабочие, очень мало были похожи на террористов, которыми нас повсюду пугали. У этих людей были совсем другие проблемы. Они думали,  как прокормить свои семьи, а вовсе не о том, как кого-то убить или взорвать.  
    Узнав этих людей получше за время нашей совместной работы, я сделал для себя интересное открытие: палестинские рабочие, с которыми у меня зачастую не было общего языка, оказались мне ближе, нежели еврейские подрядчики. В конце концов я пришел к убеждению, что с рабочими, будь то палестинцы, евреи или русские мне делить нечего.
Мне часто доводилось отстаивать свои взгляды в спорах с теми, кто позиционирует себя  в качестве "истинных патриотов Израиля".
    -Разве там у вас были такие машины?!- не раз патетически вопрошали меня эти люди.- У вас ведь там не было всего того, что вы имеете здесь! -
Да, у нас действительно не было многого из того, что есть сейчас. Но все, что мы имеем, стало результатом тяжелого труда, а вовсе не чьей-то милости.
    Но это не главное. У нас было нечто очень важное, чего нет теперь.
В Союзе профессора, врачи и инженеры не подметали улицы, и там я чувствовал себя человеком. И еще, без подрядчиков по трудоустройству и квартирных маклеров, без еврейского местечка с его убогостью, мне жилось гораздо лучше. Такие выводы я сделал для себя в первые годы моей жизни в Израиле и не собираюсь отказываться от них и сегодня.
    И хотя за время своей жизни в Израиле я полюбил мудрость древнего иврита, самобытную ивритскую культуру - уникальное явление, оставшееся, к сожалению, незамеченным даже многими из самих уроженцев страны, не устаю восхищаться удивительной природой и историей этой древней земли, и многие события в повседневной жизни я воспринимаю неравнодушно, либо с радостью, либо с досадой, выражая свое возмущение или одобрение, потому что это уже мое, я не намерен отказываться от того, чему меня учили и воспитывали во мне с детства.
    Поэтому я осознаю себя не просто евреем, а советским евреем - потомком тех, кто строил и защищал великую страну – Советский Союз. Причем сначала советским, а потом уже евреем.
    В общем, действительность все расставила по своим местам.