Конская опупея-1982. Часть первая.

На модерации Отложенный

Давно обещал я нашей пристанской Одминистрации некий многосерийный "мемуар". Уже три месяца перебираю старые дневники, подбираю фото, но текучка заедает... Тем не менее, кое-что уже оформилось, хотя - предупреждаю заранее, фото не все подлинные, кое-что подобрано из Сети - слайды-1982 до сих пор не отсканированы... Частей будет много, но обещаю слишком часто не отвлекать от более насущных публикаций. Ну - поехали... )))

Конская опупея-1982. Часть первая.

1. Предыстория вопроса. Хомолхо.

     Лето 1982 года. Ровно тридцать лет тому назад. Я, недавний выпускник геологического факультета МГУ, молодой специалист по второму году, работал тогда геологом-инженером в Оронской партии Иркутской геологосъемочной экспедиции (ИГСЭ) на геологической съемке масштаба 1:50 000. Орон, если кто не знает, – это такое озеро в Бодайбинском районе Иркутской области, на территории Амалыкского заповедника, в том месте, где речка Култушная впадает в Могучую Сибирскую Реку Витим (МСРВ) – приток еще более великой Лены.

Витим. Фото с партийной базы.

     Было мне в тую пору аж двадцать три годика. И была мне поставлена задача – перегнать три лошади из деревни Хомолхо (той самой, куда куда за четыре года до этого Вадим Туманов привозил своего друга Высоцкого) на базу нашего горного отряда, за 150 километров (по прямой, реально же пройти предстояло свыше 200 кил, часть из которых, впрочем, – водным путем, вверх по Витиму). В отряде лошади должны были завозить взрывчатку на канавный разрез и вывозить оттуда образцы и пробы горных пород. В подмогу мне дали конюха – бодайбинского бича Володю (жив ли он еще?), который при наеме в партию заявил нашему завхозу, что у него когда-то были свои лошади (пусть это заявление останется на его совести). Это был не слишком еще испитой гориллоподобный детина лет двадцати семи-восьми с не обезображенным интеллектом лицом, ухватками павиана и павианьим же чувством юмора.

     Мне же к тому времени уже не раз приходилось иметь дело с конями – и на отдыхе, и в полях, в которые начал ездить еще с 8-го класса, и даже в прошлом году, в своем горном отряде, поэтому предстоящий перегон меня пугал не слишком.

1975 г., 10-й кл., зим. Московское, Заларинский (?) р-н Ирк. области.

     И вот, 29 мая, мы выехали в кузове партийного ГАЗ-53 на это самое Хомолхо. На перевале через хр. Кропоткина, где еще лежал снежок, у нашего раздолбанного грузовика наглухо полетел блок цилиндров (прогорела прокладка), и возглавлявший этот рейс завхоз партии ныне покойный (сердечный приступ вследствие скоротечного энцефалита два года спустя, прямо в поле) Николай Устимыч Демиденко - отправил нас с Вовой дальше на проходившем мимо на Перевоз рейсовом ПАЗике. При нас было по рюкзаку, спальнику, четыре мешка овса для лошадей, шесть вьючные сум, ящик тушенки и баул с другими продуктами (баулом у нас называют такой мешок из толстого брезента, емкостью литров так на 40-50, с «ушками» для переноски вдвоем,). В Хомолхо нас встречали. Геолог соседней Верхне-Жуинской партии Коля Микаев, парень на пару-тройку лет постарше меня, уже два дня находился там со своим конюхом. Часть пути (до их партийной базы на в верховьях реки Жуи) мы должны были пройти вместе, в шесть лошадей.

     Следующий день был посвящен ковке лошадей. Надо сказать, что местные кони, еще державшиеся в то время в некоторых бодайбинских селах служили тогда для своих хозяев не только транспортом, но и источником сезонного дохода через сдачу их в аренду в геологические и прочие партии. Зимой они ходили сами по себе, добывая пропитание из под снега, как олени, обгладывая кору с осин, летом паслись тоже сами по себе, и всегда готовы были жрать все, включая старые газеты, картон, и даже хозяйственное мыло (это вовсе не шутка, ребята, а горькая правда). Мне достались вороной с белой отметиной на передней ноге мерин Пегаш (Пеганый) и две кобылы – гнедая Победа и молоденькая, совсем необъезженная, рыжая Стрелка. У Коли их тоже было трое – высокий и очень сильный гнедой Звездарь (с белой звездочкой во лбу), его супруга, тоже гнедая, Машка, и низкорослый соловый Ванька с почти белой длинной гривой – явный потомок славных и выносливых монгольских лошадок, попавших в Сибирь в незапамятные еще времена.

Такой вот примерно.

     

     Местный коваль-кузнец заслуживает отдельного абзаца. Это был угрюмый, мощный, коренастый латыш, чьи родители-хуторяне волею Сталина были сосланы вместе с детьми в Сибирь в 30-х еще годах. С нами был добр (еще бы – денег привезли, за ковку), без лишних слов угостил нас (после вчерашнего) собственного изготовления бражкой, но – весьма немногословен, если не сказать - молчалив. Меня тогда он потряс одним небрежным жестом – когда молоденькая и почти дикая Стрелка заартачилась, не желая быть привязанной к станку (там лошадей привязывают веревочными растяжками, чтобы они не дергались, подковываемую ногу в согнутом состоянии приматывают к отдельному держаку – обрубку бревна и прибивают к копыту подкову специальными плоскими гвоздями-ухналями из мягкого железа), – он просто засунул ей два пальца левой руки в ноздри, и так крутанул нос, что бедная аж присела на задние ноги; после чего практически безропотно дала себя «распять». А что делать – без подков по камням много не находишь…

     Вечером немного погуляли с Колей по окрестностям, верхами, – мне нужно было срочно восстанавливать полузабытые за год верховые навыки.

Николай показал мне, как нужно навьючивать на специальное седло спальники, баулы, и специальные конские сумы для провианта, овса (привезли с собой) и небогатых личных вещей. Делается это при помощи полутора-двухметровых бельевых веревочек с петелькой на конце – вьючек, – для которых на вьючных седлах существуют специальные крючки. На одну лошадь грузится обычно около 80-90 кг, при этом садиться сверху лишний раз не рекомендуется – тяжеловато. Ну, это мне было знакомо еще по прошлому году – тогда у меня тоже был горный отряд с лошадьми, на которых мы возили на реку шлиховые пробы для промывки, а также перемещались с одного поискового участка на другой.

Август-1981. В пути - вот так оно и выглядело...


2. Хомолхо. Победа, Стрелка и Пегаш. "Одержание" Стрелы.

     Хотели выезжать уже назавтра, 31-го, но с утра погода не обещала в пути ничего доброго – все было затянуто туманом, собирался серьезный дождь. А потому, позавтракав и слегка похмелившись, мы, все вчетвером, захватив с собой хлеба, соли и сахара, пошли на местный конский двор, познакомиться поближе с нашим конским поголовьем («полошадьем», как было принято у нас выражаться в те далекие уже времена).

     С Пеганым мы подружились еще вчера, поэтому, угостив его хлебом с солью и потрепав по холке, я занялся своими кобылами. Гнедая Победа была вполне добродушной кобылой, уже не раз работавшей с геологами, и особых хлопот не сулила. Насторожило меня ее слегка раздутое брюхо, на что ее хозяин простодушно буркнул: «не уследили маненько, да как уследишь… авось, до осени дотянет…» Короче, жерёбой оказалась кобылка, то бишь, беременной. Ну – так, дак так, что бы я тогда понимал в лошадиных сроках, а договор аренды был заключен Устимычем еще зимой. Кабы знатьё, чем это обернется впоследствии, но об этом речь еще впереди…

     А вот со Стрелой возникли проблемы. Оказалась она даже не полудикой, а дикой практически. Хлеба – за еду не понимала вообще. Хорошо – понравились ей соль и сахар.

     Даже после угощения нахлобучить на Стрелку седло оказалось нелегким делом. Кобылка уросила, вертела задом, взлягивала задними ногами и препаскуднейшим образом надувала брюхо при попытках затянуть ней подпругу. Но после того, как подошедший местный конюх врезал ей коленкой в живот, проклятый ремень был, наконец затянут как следует Я забрался в седло, принял поводья, и… ребята отвязали непокорное животное от изгороди, к которой оно было привязано толстой веревкой.

     И Стрела полетела… Я едва успел пригнуть голову, чтобы не расшибить лоб о перекладину ворот, мы вылетели на не очень прямую деревенскую улицу и помчались во весь опор. На скаку эта дрянь не забывала вскидывать задом, и я прилагал все усилия, чтобы удержаться в седле. Не помогали ни «тпр-ру!», ни натягивание поводьев, ни передергивание удил во рту взбесившейся скотины. Как выяснилось позже, верхом на нее сели в первый раз в жизни, и такой неслыханной наглости эта дикая лошадиная девушка спокойно снести, натурально, никак не могла.  Кроме того, стоило чуть ослабить поводья, как она задирала назад голову, пытаясь укусить седока за колено…

      В какой-то момент я таки не удержался в седле, и, выпустив поводья, полетел наземь… Это бы еще ничего, но левая моя нога запуталась в поводе и ваш покорный слуга поволокся по влажной грязи вслед за проклятой кобылицей, которая продолжала мчаться, не разбирая дороги. В морду летели комья грязи из-под бешено мелькающих перед самым носом подкованных (а хоть бы и не подкованных!) копыт… Короче, картина маслом… Мысленно я уже попрощался с жизнью, поход был готов завершиться, так и не начавшись, но тут нога, наконец, освободилась, и наездник остался лежать посреди улицы, аккурат посреди большой грязной лужи… Как мужики ловили Стрелку, я смотреть уже не стал, а похромал, весь из себя опозоренный, к тому гостеприимному дому, где мы остановились.

     Даже хозяйский петух, казалось мне, посмотрел на меня с нескрываемо издевательской насмешкой…

     Хозяйка, всплеснув руками, без лишних слов занялась моей изгвазданной робой, а я, переодевшись в сухое и зачерпнув ковшиком бражки из стоящего в сенях бачка, в который хозяевами периодически доливалась кипяченая вода, досыпался сахар и добавлялась томатная паста (дрожжи по тем местам всегда были в большом дефиците), стал потихоньку приводить в порядок упавшее до нуля настроение. Молодого аппетита, впрочем, невеселое мое приключение меня не лишило, и баночку консервированной рисовой каши «с мясом» под бражку и хрусткие галеты (кто помнит, что такое советские галеты?) я уел.

     Забегая вперед, добавлю, что до самого конца на Стрелку больше никто не садился, на пристяжи в караване она идти тоже отказывалась, и потому брела всю дорогу на отшибе, задевая стволы лиственниц своими вьюками, от которых поначалу пыталась избавиться, катаясь по земле; но принятые «воспитательные меры» возымели действие, и с поклажей уросливой кобылке пришлось-таки смириться. На ночь же ее приходилось треножить или привязывать к дереву, поскольку ловить эту заразу по утрам тоже оказалось делом непростым, хоть аркан учись кидать. Остальные же паслись вольно, хотя пастись было особенно не на чем – молодая трава еще только начинала пробиваться по долинам рек…

…

(продолжение следует)