Динамистка

Она назвалась Музой. Какое красивое имя. Безупречная фигура. Потрясающая, не призывно рекламная, а скромная, чуть застенчивая красота. Загадочная улыбка… Загадочная? Нет, не то. В этой улыбке читалась вся мудрость, все восторги и терзания человечества во все времена. Куда там Моне Лизе. Возраст?… вообще возраст женщины определить трудно… точно, еще репродуктивный. Видимо она пришла из санатория, расположенного ниже по течению реки. Конечно же, такой женщине там скучно. Я же расположился в недоступном для машин глухом месте. Она приходила часто – почти каждый день. С ней было легко, она поддерживала разговор на любую тему, довольно эрудированна для общения, приятный тембр голоса. Без напряжения рассуждала на любую тему, подбирала точные слова, формировала фразы потрясающие глубиной мысли. Речь ее была, в меру лаконична, достаточно метафорична, с точными яркими эпитетами. Мы купались в реке теплыми ночами, смотрели в ночное небо, усыпанное яркими звездами, рассуждали о непостижимости пространства и времени, о колоссальном количестве условий существования материи, о крохотном диапазоне этих условий, где есть жизнь, и в совсем ничтожном – разумная. Утром рыбачили на туманной речке, радовались удачной добыче, а если не было клева, я не огорчался – рядом была она. Бродили по диким лесным зарослям, наткнулись на следы войны – заросшие окопы. Нашли ржавый артиллеристский снаряд, размышляли о бесчеловечности войны, о жестокости и гуманизме, о страхе, обреченности и отчаянной храбрости. Мы восхищались стройными корабельными соснами, разноцветьем и ароматом цветов, вкусом дикой клубники. По вечерам сидели у костра оценивали вкусовые достоинства запеченной в золе рыбы, пили чай с чебрецом, пели песни или задумчиво молчали, глядя на огонь. С ней и молчать было приятно.

            Забрела к нам на огонек компания шумливых туристов, два парня и две девушки. Скорее это были любители экзотики бытового уровня – выпить и вкусно поесть на природе. Я достал водку, расчехлил гитару. Ребята выставили вино и домашнюю закуску. Выпили. Разговорились. Муза оказалась интересной собеседницей и в компании. Я взял гитару. Она знала весь мой репертуар, если я забывал слова, незаметно подсказывала, провоцировала беглую импровизацию, но держалась совершенно незаметно. Я пел старые бардовские песни, народные и даже романсы, в заключение осмелел и исполнил Вертинского, пытаясь копировать его чарующую картавость. Наверное, получилось. Ребята заметно меньше стали бравировать и почти перестали материться. Я удовлетворенно ловил взгляды девчонок, в них читалось удивление, а может восхищение? – как со мной, давно не юным и, отнюдь, не героической внешности, оказалась Муза?

         Пора уезжать, она опять появилась. Я медлительно упаковывал рюкзак, разноречивые мысли и чувства переполняли меня. Она наблюдала, со своей изумительной улыбкой. И я решился, редчайший шанс, может единственный в жизни – я предложил ей поехать со мной. Квартира свободна, жена вернется через три дня, дети взрослые, живут отдельно.

Нам никто не помешает, никто не узнает, даже если и жена узнает, так что ж, она поймет, мне это нужно, она чуткая, не осудит. Это не пошлый адюльтер, просто Муза разделит мое одиночество. Не может быть! Чудо – она согласилась. Согласилась без жеманства, без кокетства, просто, ни чуть не изменившись в лице.

         Обычно утомительная дорога оказалась необременительной. Мы беседовали и не замечали вокзальную суету и духоту вагонов. Наговорившись, мы уснули с улыбкой на лице.

         Я бросил рюкзак в прихожей, потом разберу, и быстро в душ. Нетерпеливо смыл дорожную усталость и к Музе…

         - Нет, не так, - она отстранилась. – Не спеши, не так грубо.

         - Да, да ты права, надо успокоиться. Выпью коньяку, выкурю сигарету.

         - А это поможет?

         - Обычно помогало.

Я глотнул коньяку, задумчиво затянулся сигаретой. Ну, попробуем…

         - Подожди, это все не то, слишком натянуто…

         - Но ведь ты сама говорила, тогда, ночью на поляне, помнишь?

         - Ой, мало ли что я говорила, это было тогда… и, потом, все-таки я женщина. Успокойся, выпей еще коньяку, выкури сигарету.

         - Хорошо… Я включу телевизор.

         - Телевизор? - ее поразительная улыбка стала медленно угасать.

         - Я только новости посмотрю… Она пожала плечами. Я закусил коньяк долькой шоколадки и, потушив сигарету, снова умоляюще призвал Музу…

         - Ну что ты? Откуда эта слащавость?

         - Да, ты права, так не годится… Я стал бродить по комнате, пытаясь придать мыслям определенный строй. Глотнул коньяку, выкурил сигарету, наполнился решимостью и жалобно обратился к Музе…

         - Боже! Да это же сленг недоучившихся птушников. На лице ее лице появилась брезгливая гримаса. Куда девались ее потрясающее обаяние и отзывчивость.

         - Да, ты опять права. Это, действительно никуда не годится…

Я не заметил, как она ушла, просто незаметно исчезла. По телевизору шло занудливое серево – примитивная мелодрама перепутанная тупым боевиком. На столе бутылка с остатками коньяка, пепельница заполненная окурками, на мониторе компьютера белый лист формата А4.