Убивший собственную жизнь или Самоопустошение (история-ответ Марку-II Казимировскому)

На модерации Отложенный

Любительская попытка продолжить этот рассказ: http://gidepark.ru/community/1825/content/1450427

P.S. Автором - санкционировано.

P.P.S. Не судИте строго - на гордое звание литератора не претендую, просто "задела за живое" тема исходного рассказа.

 

 …Последняя судорога свела икроножные мышцы, пальцы ног и рук, губы сами собой сложились в ироническую улыбку.

"Спи, дорогой. Может быть, в следующий раз тебе повезет больше…" - сладко промурчала в уставшем мозгу жалость к себе, свято уверяя его в том, что именно сейчас он, как и давно мечталось - спокойно, лениво и безболезненно отправится в благодатный Мир иной...

"ВитяяяАААА" - словно из параллельного мира прозвучал голос Матери из соседней комнаты. В последнее время он совсем не обращал внимания на этот голос. На привычные уговоры поесть, помыться и хоть как-то вернуть добровольно выброшенный на помойку человеческий облик.

Голос матери, вместе с её образом уже остался в прошлом и не вызывал у него больше никакой реакции. Но сейчас этот голос звучал как-то угрожающе, жутко - словно нечеловеческий вопль из Преисподней.

"ИТТЯААОУУУ" - нет! Такая привычная декорация его пустой жизни, как мать, не могла издавать этот адский, непрекращающийся  вой.

Волосы зашевелились на его голове, по телу пробежала мерзкая дрожь. Раух-топаз расслабления в голове медленно распался на капли вонючей жидкости, стекающей вниз и невыносимо распирающей мочевой пузырь...

Так как мочиться под себя ещё не вошло в понятие зоны его комфорта, пришлось поднять бренное тело и побрести в туалет. Путь лежал через комнату матери, откуда перестал раздаваться вой, а звучали тихие, но не менее страшные и угрожающие булькающие хрипы...

Страх заставил вернуть из небытия своё зрение и посмотреть, откуда раздавались звуки. Неестественно раскинув руки, бледная, с перекошенным лицом, Мать лежала на полу в комнате. Её глаза смотрели на сына со смертельным ужасом, смешанным с проблеском последней надежды на помощь сына.

"Так. Нужно вызвать скорую помощь...Телефон в квартире давно отключен за неуплату, мобильный пропит недели три назад." - страх понемногу возвращал к нему здравый смысл...

      Дальнейшее он помнил, словно во сне. Сосед-нувориш с мобильным телефоном, договаривающийся о чём-то с врачами скорой помощи, мать на носилках, горячий сладкий чай с коньяком в комфортной двухместной платной больничной палате, настойчивый голос соседа и какие-то бумаги, которые он не глядя подписывал и первый за долгое время сон от усталости...

"Молодой человек, вставайте! - разбудил его спокойный голос вошедшего в палату доктора - Жизнь вашей мамы уже вне опасности. Сейчас придёт сестра подготовит кровать и будем везти её из реанимации сюда. Вы успеете ещё принять душ, побриться и сходить в столову позавтракать - встретить маму надо в нормальном виде."

"Но... Я не бреюсь. Давно... Да и бритвы у меня нет" - попытался возразить он.

"Есть и бритва и всё необходимое для вашего пребывания здесь. А так же - для лечения вашей мамы. После инсульта её понадобится очень долгая и серьёзная реабилитация. Благо, что ваш сосед оказался таким великодушным человеком - оплатил лечение Софьи Львовны и ваше пребывание в палате с матерью" - мягко объяснил доктор...

"Ну что ж - снова придётся возродиться и ещё немного пожить. Не даст спокойно сдохнуть судьбина проклятая" - подумал он и побрёл в душ...

      Через месяц он, держа под руку опирающуюся на ходунки мать, входил в парадный своего дома с привычным желанием снова впасть в такую вожделенную депрессию. В кармане лежал остаток материной пенсии, который он собирался потратить на любимый коньяк - "Заслужил ведь! Не всё ж время с "дизелем" с алко-точкаря депрессировать" - вспомнилось невольно збытое за последний месяц чувство жалкой самоиронии...

      Двери его квартиры почему-то были новыми, из добротного дерева, с красиво блестящими замками и светящейся изумрудным светом кнопкой дверного звонка. Мать что-то промычала (речь к ней так и не вернулась), в её глазах появился страх и недоумение. Потоптавшись минуту у двери, тщетно попытавшись засунуть в замочную скважину совсем другой конфигурации свой старый ключ, он всё же нажал на светящуюся кнопку.

"Кто там?" - раздался вежливый женский голос из домофона на двери.

"Я... Мы... Здесь живём" - пролепетал он.

"Простите, но вы ошиблись адресом. Это - квартира Олега Васильевича. Весь этаж ему принадлежит" - спокойно ответил голос.

Мозаика прошлых событий в его голове начала складываться в логическую цепочку. Телефон - сосед - скорая - чай - бумаги - оплаченное лечение - месяц в больнице...

"Открывай, подонок!!!! Ты меня кинул!!! Ты забрал нашу квартиру обманом!!!" - закричал он, тарабаня в дубовую дверь слабыми кулачками.

Мать беззвучно плакала, её губы дрожали, руки, вцепившиеся мёртвой хваткой в ходунки, побелели...

"Что ж ты, скотина, буянишь! - мощный удар под рёбра вернул его в уже новую реальность - Серёга, давай его в машину и в отделение".

"А со старухой что делать?" - спросил второй милиционер.

"Вызывай скорую, пусть её в приют для бомжей забирают. Старший распорядился. Славка, останься здесь до приезда скорой, а этого гаврика мы с Серёгой в отделение заберём".

"Но... Я... Я здесь живу... Меня обманули" - заныл он, растирая слёзы по тощим щекам.

Второй удар заставил его замолчать, лишь слегка подвывать и всхлипывать. Слёзы катились по лицу. Спазм боли и страха перешёл в мерзкое ощущение чего-то горячего и липкого в нижней части тела. Лишённого пацанячьего детства, армейской юности и мужественной зрелости, его до этого никогда никто не бил...

"Сука, он ещё и обосрался! Андрюха, ты этого урода бил - тебе теперь и воронок мыть! - проворчал сбитый парень в камуфляже, сморщив конопатое и казавшееся от этого детским, лицо - Вот ёпт, нас в Чечне убивали и по кускам резали - мы зубы сцепив терпели. А тут, сучёныш паразитский, тычёк под рёбра получил и обосрался. Тьфу, бля!"

"А что ж ты хотел, молодой? Эт жизнь такая. Кому пахать да воевать, а кому лишь пить, жрать, да срать" - философски протянул здоровенный загорелый детина лет 45-ти с виднеющимися из-под форменного берета добела-седыми висками...

      Три месяца в СИЗО словно возродили к жизни не успевшие погибнуть от бездействия, алкоголя и задрачивания самокопанием извилины его головного мозга, а так же -  мобилизировали оставшиеся в его тщедушном теле данные матушкой-природой защитные силы организма. Да и инстинкт самосохранения заявил о своём праве на его жизнь. Постоянные побои охранников и сокамерников уже не вызывали в нём столь бурной реакции - правду говорят, что человек ко всему привыкает. В качестве способа защиты от побоев а в дальнейшем - и добычи пропитания он вспомнил о своём давно забытом литературном таланте, как выяснилось - востребованном здесь бывалыми сидельцами для написания писем доверчивым "воблам" - не отличающимся умом и сообразительностью девушкам, желающим "исцелить любовью благородных рыцарей-заключённых".

      И вот однажды череду бесчисленных серых дней его жизни в СИЗО прервал вызов на беседу с полагающимся по закону государственным защитником. Войдя в маленькую комнатушку без окон с уныло мерцающей под потолком тусклой лампочкой, прикрученными к полу железным столом образца школьной парты и двумя стульями, он увидел высокого седовласого мужчину в длинном чёрном пальто и несколько старомодном, но изысканном шёлковом шарфе.

"Игорь Петрович Соболевский. Адвокат. Присаживайтесь, пожалуйста, господин подследственный" - спокойно и слегка иронично прозвучал мелодичный но при этом мужественный и уверенный баритон незнакомца.

"Такой голос должен был быть у Воланда" - про себя подумал Виктор...

Плавно прохаживаясь по комнате, адвокат рассказывал ему о предъявленных  обвинениях в хулиганстве и попытке незаконного проникновения в чужое жилище, о предстоящем суде и незыблемости позиции обвинения в связи с высоким положением в обществе и важной государственной должностью потерпевшего... Он слушал Игоря Петровича без внимания - и так в этой жизни он ничего не в силах изменить.

"А теперь - приятная новость для вас. Я принёс вам письмо от матери." - вырвал его из оцепенения голос адвоката.

Всё это время прохаживающийся Соболевский присел напротив него и вытащил из внутреннего кармана сложенный листок бумаги.

И только сейчас Виктор заметил, что вместо обеих рук адвоката из рукавов добротного пальто выглядывали жалкие обрубки. На правой руке сохранился лишь один большой палец, левая же рука представляла собой жалкое зрелище - обтянутая кожей кость с выемкой посредине.

"Но... Я забыл в камере очки..." - пролепетал он, понимая, что не сможет прочитать здесь письмо матери.

Игорь Петрович ловко, словно не было у него такого страшного физического недостатка, развернул листок, вытащил из кармана свои очки: "Значит вам придётся доверить прочтение письма мне" - улыбнулся он и начал читать с трудом выведенные больной мателью каракули письма. Там было несколько слов о том, что в приюте мама чувствует себя хорошо, есть еда и чистая постель. Только очень скучает за ним.

И ни слова укора, обвинения. Ни слова об ушедшем от них доме...

"Ваша мама - мужественаня женщина. Настоящий боец! Таких матерей надо на руках носить" - с лёгким укором произнёс адвокат и, видя непрерывный взгляд с беззвучным вопросом, сосредоточенный на его руках, продолжил - Ах, это? Это я пацаном девятилетним на железной дороге играл. Заигрались мы, пОезда не заметили. Мама, словно чувствовала, что со мной что-то должно случиться - бежала меня искать. Успела... Меня из-под поезда вытолкнула - только кисти рук мне отрезало, а сама погибла. Дальше - детский дом, школа. Как адвокатом стал? А вот так и стал. Очень хотел жить нормальным уважаемым человеком - вот и начал учиться. Выучился. Женился. Трое деток. Старший сын в этом году тоже в юридический поступает"...

Слёзы отчаяния и жгучей жалости о своей иначе не скажешь - просранной - жизни неуёмным потоком хлынули из глаз Виктора. Сбивчиво, урывками, он пытался что-то рассказать адвокату и снова плакал, как маленький обиженный ребёнок. Плакал от обиды, от ненависти к себе, от стыда перед матерью и близкими людьми, жизнями которых он играл, словно депрессивный ребёнок, получающий удовольствие от порчи игрушек...

"Ладно. Хватит тратить время на нытьё! Я дам тебе ещё один шанс" - коротко закончил беседу адвокат и кликнул конвойного.

      ...Прошёл суд. Стараниями адвоката он получил условный срок и был выпущен на свободу, где его ждала выбитая тем же Игорем Петровичем маленькая, но СВОЯ комната-бытовка и полагающаяся к ней работа дворника. Мать потихоньку поправлялась и уже даже сама начала выходить на лавочку у подъезда - послушать разговоры соседок, т.к. сама она после болезни говорила очень слабо. Виктор принял решение выплачивать за комнату адвокату часть своей зарплаты. Соболевский брал деньги , "Долги дисциплинируют" - говорил он.

Получив очередную зарплату, не пьющий уже почти год Виктор решил позволить себе её отметить. Купил себе чекушку почти забытого коньяка, матери  - её любимое лакомство пастилу и поспешил домой.

Войдя в подъезд дома он сразу почувствовал какое-то странное ощущение. Ощущение из прошлого... В комнате на своей кровати лежала мать - словно она прилегла отдохнуть. Только лицо её было мертвенно бледным и неживые глаза вонзили последний взгляд в серый потолок...

"Мамочка, прости!" - кинулся на колени он. В стену полетела бутылка коньяка, разлетевшись блестящими осколками и янтарными каплями алкоголя по маленькой уныло-бесцветной комнате... Приехавший врач скорой констатировал смерть. Игорь Петрович, помогая с организацией похорон, жёстко напомнил ему о невыплаченном долге за комнату. А ещё - о том, что у Софьи Львовны есть единственный внук, которого она "благодаря" Виктору не видела почти 30 лет. "Не успела при жизни внука увидеть - пусть хоть в последний путь бабушку проводит!" - безапелляционным тоном сказал адвокат, протягивая ему бумажку с адресом и телефоном.

      ...В прощальный зал морга быстро вошёл молодой, дорого одетый мужчина. Кивнув Виктору, он подошёл к гробу. Молча стоял несколько минут, лишь стёкла его дорогих очков слегка запотели - то ли от волнения, то ли от скупой мужской слезы...

"Что же ты наделал, отец" - были единственные слова сына на кладбище.

И ещё - укоризненный взгляд.

По прошествии стольких лет Виктор узнал, что его жена так и не оправилась после его жестокого, почти молчаливого предательства. Через несколько месяцев после развода страшная болезнь непрощённой и невысказанной обиды - рак - сожгла её. Артёма воспитывали бабушка с дедушкой.

"Как же он похож на меня в молодости... Был бы похож.. Я на него... Если бы я..." - тиски уже не жалости к себе, а страшной ненависти и безысходности сжали сердце Виктора своими мощными чугунными лапами...

.....

"Виктор Альбертович, привезли новую мебель в спортзал." - пропела дородная дама-воспитатель с добрым, тронутым морщинами благородного старения, лицом, деликатно постучавшись и войдя в кабинет с надписью "Завхоз".

"Иду, Мария Демьяновна" - немолодой, но поджарый мужчина в очках энергичной походкой вышел из кабинета и направился в сторону хозяйственного пандуса.

Наблюдая за разгрузкой добротных шведских стенок, досок для реабилитации, коробок с различными мячами и тренажёрами, Мария Демьяновна восхитилась:

"Вот же Артём Викторович молодец! Добрейший человек. Подбирал всё для деток - словно для себя!"

"Да что там мебель, Мария! Начать с нуля проект, набрать команду, выбить у бюрократов все разрешения, подтянуть меценатов, собрать колоссальные деньги по всему миру и построить лучший в стране реабилитационный центр для детей-инвалидов, да так, чтобы со всей страны детки к нам ехали лечиться и учиться - титанический труд!" - поддержала её учительница рисования.

"А главное - что всё это и для родителей наших воспитанников бесплатно и у нас здесь зарплата хорошая. Просто чудеса творит наш Артём Викторович! Душа-человек. - и прибавила громче, чтобы услыхал давно нравившийся ей Виктор Альбертович, Мария Демьяновна - Такого прекрасного сына мог воспитать только очень мудрый и мужественный отец. Правда, Виктор Альбертович?"

"Воспитала жизнь и вовремя правильно использованные шансы. - подумал про себя Виктор Альбертович, а вслух произнёс - Времена нынче другие, Мария Демьяновна. Скорее, мудрые дети воспитывают своих родителей"...

      Во двор Центра заехал автобус с воспитанниками. Некоторых родители выводили из автобуса за ручку. Других, кто передвигается на инвалидных колясках,  вывозили со специального подъёмника молодые нянечки и волонтёры. Двор наполнился весёлым гомоном и детским смехом.

"А жизнь, всё-таки - чертовски прекрасная штука! Работай, живи и радуйся, дорогой. Тебе в этой жизни реально повезло!" - улыбнулся он солнцу, своим воспитанникам и своему, теперь только счастливому будущему...