«Плохая» мать

Любовь к детям — еще не гарантия счастливой семейной жизни

— Видите ли, все дело в том, что я плохая мать.

Я внимательно посмотрела на двух играющих на ковре детей. Мальчик и девочка, соответственно шести и четырех лет. В меру шумят, в меру препираются из-за игрушек, чистенько одеты, на вид здоровы и вполне упитаны.

Женщина перехватила мой взгляд.

— С детьми все в порядке, — быстро сказала она. — Я не в порядке.

Последняя фраза показалась мне какой-то неловкой. Женщина как будто переводила с английского.

— Расскажите подробней, — попросила я. — Что именно заставило вас прийти к такому печальному выводу?

Она охотно приступила к рассказу. Такое почти всегда можно угадать заранее: приходят не столько получить какие-то рекомендации, сколько просто выговориться о наболевшем или непонятном. Здесь главное — не перебивать собственными интерпретациями (хотя они и просятся из опыта), дать выговориться до конца.

— Понимаете, среди моих подруг есть женщины, которые принципиально не хотят рожать. Есть те, кто относится к рождению детей как к неизбежным заморочкам. Все это осознанные позиции, не имеющие ко мне никакого отношения. Я всегда хотела иметь детей, любила их, возилась с ними. Когда мне было лет 10-12, вокруг меня во дворе собиралась вся окрестная малышня, я организовывала для них игры, конкурсы всяких поделок, эстафеты. Дети меня просто обожали, увидят — бегут с восторженными воплями, виснут, отталкивают друг друга. Мне это очень льстило. Их родители тоже не могли на меня нарадоваться, говорили: ну надо же, какой талант! После школы я даже собиралась стать педагогом, но родные отговорили (моя мама много лет учительницей проработала).

Я хорошо рисовала, чертила, конструировала. И вот пошла учиться на дизайнера. Два раза во время студенчества я работала в детском летнем лагере — самые солнечные воспоминания. И потом мне нравилась моя работа. Но о детях я все равно думала постоянно. Даже в вопросе замужества именно дети, а вовсе не любовь к будущему мужу, были главным аргументом. Любить можно и так, но у детей должен быть законный и настоящий отец (мои родители развелись, папа живет в другой стране, в раннем детстве мне очень его не хватало). Значит, надо идти замуж… — женщина захихикала. — Будущему мужу я, разумеется, все эти соображения не излагала. У меня почти одновременно было два более-менее серьезных романа. Отец детей — тот, кто позвал замуж.

— А вам-то кто больше нравился? — не удержалась я.

Она отмахнулась от моего вопроса.

— И вот главное, ради чего все затевалось, — родились дети. Сначала сын, потом дочь. Я сама была единственным ребенком, мне всегда хотелось сестру или брата, чтобы можно было играть, чем-то поделиться. Я решила: пусть у них это будет. Муж не возражал, у него есть старший брат, они достаточно близки. Я, как мы с самого начала и запланировали, сидела с ними до того, как старшему исполнилось три года. Делала все, что положено, но — о ужас! — не получала от этого ни малейшего удовольствия. Муж приходил с работы поздно вечером, раздавал подарки и с порога начинал умиляться: ах вы, мои крохотулечки, ах вы, мои любимые! Ну идите же сюда! Они прибегали, висли на нем. Я шла на кухню разогревать ужин и испытывала жуткое раздражение. Думала: ага, так бы и я могла, по полчаса-то в день! Ага, он-то с вами только ласками и подарками! А воспитывать кому? Понимала, что несправедлива к мужу и детям, и от этого огорчалась еще больше.

Потом я вышла на работу. Дети пошли в садик, начали болеть. Я ничего не успевала — дом, садик, работа, кружки. Муж помогал как мог: забирал вечером сына из кружков, закупал продукты. Но все равно сумасшедший дом (помочь некому: моя мама еще работает, а родители мужа живут в Казахстане). Муж сказал: «Знаешь, так нельзя. Давай, ты еще посидишь дома. Все равно сыну скоро в школу, его надо готовить и хотя бы первый класс встречать, кормить и все такое. Моего заработка вполне хватит. Если уж так захочешь работать, будешь брать заказы на дом. И вообще, можно родить еще одного ребенка. Ты же всегда хотела много детей. И я так люблю малышей».

Я понимала, что он совершенно прав, но мне хотелось от злости разнести все квартиру. На кого я злилась? Должно быть, на себя, больше вроде не на кого. Но что я сделала неправильно?

И вот я сижу дома с детьми. Они совершенно нормальные, хорошие дети. Ссорятся, мирятся, играют, бегают, шумят, хотят все знать, все исследовать. Я же стала совершеннейшей мегерой: кричу на них, беспрестанно раздражаюсь. Даже когда удается себя сдерживать, на душе просто мерзко. Делаю все по хозяйству буквально с остервенением. Недавно в одной кастрюле дырку протерла. Улыбаетесь? А я ведь не вру! Муж приходит вечером усталый, умиляется: ах, какая радость — жена, детки, семейный уют. Я и на него срываюсь. Он говорит: я понимаю, домашний труд — это большая работа, ты устаешь в четырех стенах, давайте все вместе съездим на природу…

В общем, все расползается: дети уже меня сторонятся, лишний раз не подойдут приласкаться, играют только между собой. Я даже не делаю с ними поделки, что всегда обожала. Младшая все время болеет — мне кажется, это я виновата. Муж в последнее время тоже лишнего слова не скажет, чтобы меня не провоцировать, уложит детей — и за компьютер. Пробовала поговорить с мамой: может быть, она бросит работу? Она сказала: это твои дети, когда я тебя воспитывала, мне никто не помогал. Надо учиться не только о себе думать. Подруги говорят: ты с жиру бесишься! А сами завидуют… И вот: полная семья — а я одна. И все мне не в радость. Хотя понимаю, что действительно тысячи, что там, миллионы женщин многое бы отдали за мои возможности: обеспечена материально, любящий муж, позволяющий не работать, но ни на чем не настаивающий, здоровые дети…

И все время думаю: где же это я так ошиблась? Почему не догадалась прежде, что я буду плохой матерью? 

Чтобы удостовериться, я задала еще десятка полтора вопросов. Картина, в общем-то, вырисовывалась.

Как это часто бывает, нерешенные проблемы передаются по наследству. Мать моей клиентки много лет была педагогом, к тому же матерью-одиночкой. О работе в школе вспоминает с ужасом — тяжелый, муторный, неблагодарный труд за низкую зарплату. Дочка же с ранних лет тяготела именно к организаторско-педагогической деятельности. Любила быть лидером для младших, любила многолюдные игры «с правилами», сопровождающий их эмоциональный позитив. Чувствовала себя счастливой от того, что дети развиваются под ее руководством, а родители благодарны. То есть, в общем-то, педагог от бога. Но мать и другие родственники, опираясь на свой негативный опыт, напугали-отговорили. Были еще и художественные способности, они-то и реализовались в профессии.

Но нереализованная часть личности упорно просилась наружу. В сознание это вывелось в виде желания иметь собственных детей. Это главное! Собственные детские переживания (развод родителей, тоску по уехавшему отцу) молодая женщина спроецировала на еще не родившихся детей. В результате порвала отношения с тем, кого действительно любила (он не собирался немедленно жениться), вышла замуж за хорошего человека, к которому испытывала лишь ровную приязнь. Вполне могла обойтись одним ребенком (сидя с ним, уже обо всем догадалась бы), но снова вступили в действие проекции («мне самой так не хватало сестры или брата!»). Двое детей родились с минимальным отрывом друг от друга. Возникло ощущение захлопнувшейся ловушки, которое от «понимания» мужа и «непонимания» матери и близкого круга друзей только обострялось. 

Все это отлично, подумала я. Но, кажется, она ждет не только объяснений, но и позитивной программы действий. Вот я сейчас ей все объясню или лучше саму ее подведу к пониманию с помощью каких-нибудь там методов. Допустим, все именно так, как я предполагаю. Но что ж ей дальше-то делать? Разводиться с мужем, обожающим детей? Поступать в педагогический институт и шесть лет там учиться? 

— Я знаю, — печально сказала женщина, по-своему истолковав мои колебания. — Все безнадежно. Они же уже есть, их надо растить. Пожалуй, муж прав: раз уж все равно сижу дома, придется родить третьего ребенка…

— Ни в коем случае! — воскликнула я.

Женщина взглянула на меня с удивлением и, пожалуй, с осторожной надеждой. Неужели то, что ей кажется абсолютным тупиком, видится мне как-то иначе?

— Знаете, — сказала я. — В детстве я очень любила читать производственные романы, написанные в стиле социалистического реализма. Про всяких сталеваров, инженеров, строителей. Кроме меня их, кажется, вообще никто не читал. А мне нравилось — казалось, что там про настоящую жизнь.

Удивление во взгляде женщины усилилось до некоторой оторопелости. Какой социалистический реализм?! Но мне нужно было немного расшатать затвердевшие «рамки» ее сознания, и мои литературные вкусы подходили для этого ничуть не хуже всего другого.

— Уже в перестройку, — продолжила я. — Перевели и издали много всяких западных романов XX века. Я говорю не о великих романах, а о мейнстриме. И их я тоже прочитала почти все. Они рассказывали о повседневной жизни немцев, французов, американцев…

Она пыталась следить за моей мыслью, но явно не преуспевала.

— И вот знаете, среди этих сюжетов было довольно много монологов вполне обеспеченных американских домохозяек: дом, муж-бизнесмен, сад, машина, четверо-пятеро детей… К 40 годам, когда дети почти выросли, она оглядывается по сторонам и вспоминает: варила, стирала, подстригала газон, мирила детей, посещала школу, проверяла задания, возила на футбол, бейсбол, теннис… Боже мой, и это все?!

— Да, да! — подавшись вперед, воскликнула женщина, наконец-то уловившая ход моих рассуждений и успешно отождествившаяся с 40-летней американской домохозяйкой. — Это — все?!

— Разумеется, нет, — усмехнулась я. — У нас совершенно другие традиции. Класс обеспеченных домохозяек у нас еще просто не сформировался. И нет для него психологической платформы (я противоречила сама себе, но женщина этого не замечала). Наш стиль — это производственные романы, общественная активность советской женщины. Но есть и симпатичные нововведения: вы наймете няню, даже если на это уйдет вся ваша зарплата.

— Я думала об этом, но мама говорит… Подруги говорят…

— Думайте, пожалуйста, своей головой, — грубовато посоветовала я. — Мама и подруги живут ту жизнь, которая их устраивает. Люди и их потребности разнообразны, и в этом прелесть нашего мира.

— Но получится, что я их бросаю. Да, я плохая мать, но…

— Перестаньте крутить шарманку! Думайте! Все те впечатления, свершения, ошибки, беды и радости, которые вы получите во внешнем мире, вы куда, собственно, понесете?

— В семью, вы правы.

— И кстати, еще одно. Вы хорошо рисуете, и эти поделки... А животных любите?

— Обожаю. С детства хотела завести собаку и кошку, но теперь боюсь, вдруг будет как с детьми?

— У меня подруге — директору детского экологического центра требуется творческая тетенька для работы в кружке, что-то вроде «умелых ручек», но с экологическим уклоном. Я дам ей ваш телефончик?

— А я смогу? Я же сколько не работала с детьми. У меня же и свои…

Я показала рукой, как крутят ручку шарманки.

— Давайте! — решительно сказала она и, уже уходя, спросила еще. — А с этими, американками из романов, что с ними потом стало?

— С ними все было в порядке, — уверила я. — В основном они сделались писательницами, журналистками или модельерами. 

Приятельница напомнила мне о ней почти через два года. Ее кружок называется «Увлекательные путешествия по земному шару». Записаться можно уже только на следующий сезон. Занимаются у нее всей семьей — дети и родители, даже бабушки-дедушки. Ходят на экскурсии в Эрмитаж и Музей почвоведения. Клеят модели горных систем, создают этнографические костюмы и рисуют рисунки в стиле палеолита. Недавно о ней и ее студии написали в городской газете. На фотографии она выглядит вполне довольной.