Жизнь без детей возможна, но есть ли в ней смысл?

К вопросу о том, хорошо ли не иметь детей вообще. Недавно тут была такая обсуждаемая статья про то, как это всё глупо и ненужно—рожать, воспитывать, когда можно потратить жизнь на разные более приятные вещи( типа секс, наркотики, рок-н-ролл)).

Рассказываю. Был у меня двоюродный дед, так наверное называется, если родного деда братец. Рождён он был в славные 30-е годы, в семье многодетной и крепкой. Во время войны уцелел, хотя и был на оккупированной территории и даже исхитрился у одного оккупировавшего лично их хату немца украсть велосипед, не иначе как от детской глупости. Немец оказался человеком, поржал, найдя его за сараем, и отпустил, повертев за ухо.

Вырос он—кстати, звали его Михаил—видным, чернобровым и чернооким молодчиком, отслужил срочную на Балтийском флоте, вернулся домой молодец-молодцом: чуб с волной, бескозырка, морской характер и умение играть на гармошке. В далёкие 50-е годы это было на селе просто чёрт знает, что такое, жених первой категории! Только фигушки он женился.

Он быстро понял, что дамочки замужние и незамужние липнут к его очаровательным клёшам без всяких претензий на ЗАГС, так чего ж ему страдать, молодому-то такому? И тут, как говорят, Остапа—Михаила, то есть, понесло… Ни одной юбки в своём селе и окрестных сёлах он не пропустил . Как сам с гордостью говорил лет в 40: «Скока баб перепортил—батальонами ходили!».Такой, видишь, повод для гордости.

В семье особо его не ругали—как бы сам пипец своего счастья, грубо-то говоря,—но и хвалить не за что, благо ещё, что остальные его братья оженились и до детей-внуков дожили.

Он периодически «подживал» по селу то с одной, то с другой, как на то было его желание. Однажды—это уже почти сельский анекдот—две очередные бабы из-за него стали ругаться прямо под окнами хаты, где он на тот момент «подживал» с разведёнкой Настюхой. Вот бабы-то под окном орут разное, и одна вдруг говорит: «Да и пёс с ним, там уже и смотреть-то не на что!». Как был—то есть без портков—он выскочил на крыльцо и, сняв кальсоны, всей улице показал их содержимое, гордо крича: «Так-таки и не на что посмотреть?!!»

Очень он был охоч до женского полу, но вот рожать от себя ни одной не позволил—случись неладное, мигом вёз в больницу или куда там, чтобы дело закончилось без детей.

Красоту свою берёг, как зеницу ока, очень страдал, когда в 50 с лишним лет у себя нашёл седой волос, а уж когда первый зуб выпал—пил неделю с горя.

Ну, сколько верёвочке не виться, а конец будет. Его братья вырастили своих детей и внуков, умерли в свой срок в окружении родных и близких, всегда поминаются с уважением и любовью.

Он дожил до 76 лет. Последние несколько лет—около 10—жил совершенно один, потому как ни одна баба и даже бабка в селе уже не желала с ним «подживать», ведь в постельных делах показывать стало и впрямь нечего, по хозяйству толку от него никогда и не было, а гонору много, да и покушать он любил , что послаще; привередлив был всегда, а к старости и вовсе стал несносен. Помимо того, пристрастился выпивать до бесчувствия.

Мы звали его к себе не из большой любви, а чисто из родственных побуждений, но он гордо отказался: «Ещё за мной вы горшки не выносили, найдётся какая-нибудь дура, погодите! Да едь к вам ещё к чёрту на рога!»

Когда ему было 73 года , он ослеп, но переезжать не хотел. Мы упросили старушку -соседку ему варить и убирать, так как сами могли приехать лишь раз в неделю. Однажды она пришла утречком, чтоб помыть пол и сварить ему каши, и обнаружила его висящим в петле посреди хаты.

Иногда я его вспоминаю. Без особой любви и нежности, так как я их и от него не видела никогда, за всё моё детство, помнится, он не подарил мне даже леденцовой конфетки… Я думаю, был ли он счастлив в эти последние годы, совсем один, не нужный красавицам-любовницам, которые обзавелись всё-таки своими семьями, поняв, что от него не дождутся радости материнства, да и радости вообще…

Не знаю. А как вы думаете?