«Умирал у меня на глазах пьяница»: реальная история из жизни священника

«Господи, как же хочется жить!» Эти слова мне пришлось услышать от одного пьяного человека. Я еще тогда подумал: «Вот ведь напьются — и давай всем мозг выносить».

В общем, умирал у меня на глазах пьяница. 

Этот человек не исповедовался. Он, если можно так выразиться, разговаривал с Богом. По-своему, глядя сквозь меня, как будто и не замечал меня вовсе. Кто-то может сказать: «Как же так, как можно без исповеди»? А мне тогда прямо всем моим существом почуялось, что я лишний, пока не пришло еще мое время. 

Все звали его Чугунок. Он и правда был какой-то весь черный лицом. Может быть, поэтому и Чугунок. А может быть, потому, что любил при любом случае рассказывать, как когда-то на спор выпил литровый чугунок самогонки залпом. В общем, пил Андрей-Чугунок безбожно. 

И когда он попал в аварию на мотоцикле, он был пьяным, как говорится, вдрабадан. Ударился колесом о камень, вылетел из седла и, перелетев через руль, всем своим грузным телом насадился на штакетник забора. Приехавшая скорая отвезла его в больницу. И там, уже в реанимации он вдруг заявил: «Позовите мне попа!» Так мы с ним и встретились. 

И вот эти слова: «Господи, как же хочется жить»! И полные муки глаза. И я, весь такой правильный и уставной, призывающий «закоренелого грешника» к покаянию. И эта мысль: «Я здесь лишний, не пришло еще мое время»!

Я вышел, но громкий и горячий шепот Чугунка был слышен через полуоткрытую дверь. 

«Господи, как же хочется жить! Ты прости меня, дурака. Я столько тебе гадостей по пьяни наговорил.

Столько дурости в своей жизни наделал. Но пожалуйста, ты прости меня, если сможешь. Я же старался иногда быть хорошим. И бабе Поле одинокой бесплатно плиту починил. И деньги свои ей незаметно на лечение подкладывал. А соседским ребятишкам фрукты покупал на все праздники. Я очень плохой человек, Господи. Я по пьяни жену свою бил. Она детей у меня не может иметь, а я ей этого простить не мог. Вот и дурил, как нажрусь этой водяры. Да и гулял я от нее, скот безмозглый. А она-то хорошая у меня, жалостливая. Я ее люблю. Сирень ей дарил, как зацветет. Она и я очень любим сирень-то. Я ее, Маринку свою, правда сильно люблю. Господи. Еще Сашку, моего сменщика, прости. Он ведь по морде мне дал не со зла, а за дело. И в церковь я к Тебе не ходил, хотя мог. Ты и попа сюда к нам хорошего дал, а я не ходил. Ой, как мне больно, Господи. Кишки я себе пропорол, опять по пьяни. Да Ты и знаешь сам все. Прости меня. Жене моей, Маринке, помоги, не оставь ее, пожалуйста. И тетку мою Валентину, тоже. Ой, больно, Господи, как же мне больно…».

Чугунок замолчал. Я зашел в палату. Подошел поближе. 

«Ты слышал все, батюшка?»

Я кивнул, накрыл его голову епитрахилью и прочитал молитву на разрешение от грехов. Чугунок тихо прошептал, еле слышно, но я услышал: «Пусть сиреньку на могилке… А еще я один раз пельменей в пост объелся и кошку свою несколько раз ударил. Прости меня, батюшка!»

Он вздохнул последний раз, выпрямился и перестал дышать. 

В палате пахло какими-то лекарствами и перегаром от Чугунка. Но вот чудо: помещение, все перебивая, неожиданно наполнил аромат сирени. 

И я невероятно ощутил, всем своим существом ощутил, что сейчас на небеса вошел не Чугунок, а раб Божий Андрей.