Битва при Молодях - второе Куликовское поле. "Забытая" страница русской истории.

440 лет тому назад в нескольких километрах от МКАД произошла практически забытая битва, которую можно с полным правом назвать «второй Куликовской». «Забытая» потому, что повальное очернительство Ивана Грозного «заодно» испачкало и всю его эпоху, неужто в годы его «мрачного» правления могло происходить что-то яркое и великое? Давайте вспомним эту страничку нашей истории, которая достойна занимать место в ряду самых великих побед русского оружия и духа.

           Давайте мысленно вернёмся в то время.

           Россия была вынуждена вести военные действия на западе и юге. На западе, после того, как нашим «заклятым друзьям» полякам не удалось нарушить балтийскую торговлю России через Нарву, дававшую три четверти доходов казны, иезуитам удалось настроить враждебно по отношению к России только что воцарившегося в Стокгольме Юхана. Швеция стала стремительно превращаться во врага России. Чтобы нейтрализовать новую угрозу, Иван Грозный предложил союз Фредерику Датскому, подкреплённому идеей создания Ливонского королевства, во главе которого должен был стать брат Фредерика Магнус, породнившийся с царём благодаря браку с племянницей Евфимией. Ливонцы Магнуса получали льготы на беспошлинную торговлю с единственным условием свободно пропускать русские товары и купцов, и бороться с пиратством шведов. Такая политическая ситуация подтолкнула польского короля Сигизмунда к заключению альянса со Щвецией и попыткам привлечь к союзу Турцию. Помешала этому болезнь и смерть Сигизмунда, но на выборах короля Сейм выбрал королём Речи Посполитой османского вассала Стефана Батория. Таким образом, единый фронт против России от Балтийского моря до Чёрного стал реальностью.

           Турция, до недавнего времени стремившаяся поддерживать с Россией мирные отношения, после присоединения царём Казани и Астрахани, почувствовала угрозу своим интересам на Северном Кавказе и полностью развязала руки своим вассалам крымским татарам. С татарами мира не было никогда, но теперь в составе войск крымцев стали появляться и турецкие части. Хотя поход крымского хана Девлет-гирея на Астрахань в 1569-м году полностью провалился, из 65-тысячного войска назад вернулось едва несколько тысяч человек, но в 1570 году крымские царевичи совершили налёты на рязанские, каширские, новосильские окрестности, а возле Тулы были замечены отряды и Девлет-Гирея. Столкнувшись с русским полками Бельского и Мстиславского на Оке, татары не стали ввязываться в бои, а, нахватав полона, обратились вспять. Это была разведка боем, а главный удар в 1570г. они нанесли по союзникам России – по Кабарде. Царевич Адиль-Гирей отомстил за прошлогоднюю помощь русским, Терский городок устоял, стрельцы и казаки смогли отбиться, но кабардинский князь Темрюк Ильдарович был разгромлен, раненый скрылся в горах, двое его сыновей попали в плен. Ряд других кабардинских князей покорились Крыму. Таким образом, Девлет-Гирей взял под контроль почти весь Северный Кавказ, обеспечив себе безопасный тыл для будущих операций на севере.

           С целью укрепления обороны на юге, в феврале 1571 года, Боярская Дума приняла разработанный Михаилом Воротынским «Приговор о станичной и сторожевой службе», который, фактически, положил начало русским пограничным войскам. «Чтобы чужие люди безвестно не приходили», создавалась система станиц-застав из детей боярских и служилых казаков, готовилось строительство новых крепостей, ремонт и сооружение засечных линий.

            Но самым страшным противником в тот момент оказалась возобновившаяся с конца 1569 года эпидемия чумы. Теперь она добралась до центра страны, в Москве ежедневно умирало до 600 человек, а к лету 1570-го года смерть перекинулась и в западные районы. В Новгороде, только в общих могилах, скудельницах было похоронено около 10 тысяч человек (которых либеральные историки не постеснялись причислить к жертвам «погрома» Ивана Грозного). И царь, и Церковь предпринимали экстренные меры, кормили голодающих из своих запасов, монастыри принимали вдов, сирот, монахи самоотверженно ухаживали за больными. Государь ввёл более строгие санитарные правила, специальные патрули в городах выявляли заболевших и переводили на режим карантина. Из осуждённых преступников и добровольцев создавались команды для сборки и перевозки трупов, которые хоронили в отдельных местах. По данным британского посла Дженкинса жертвами эпидемии стало около 300 тысяч человек, хотя, кто их считал-то?

            И этот враг оказался самым страшным. Ряды русского воинства из-за эпидемии сильно поредели, мероприятия, предусмотренные «Приговором…» провести в жизнь не успели, поэтому, когда в 1571 году Девлет-Гирей повёл в набег всю крымскую орду, к которой присоединились ногайцы, перекрыть все возможные направления движения татар оказалось невозможным. Первоначально крымский хан ставил ограниченные задачи, хотел погромить Козельск и пограбить окраины, но когда к нему явились предатели - галицкий дворянин Башуй Сумароков и группа перебежчиков во главе с сыном боярским Кудеяром Тишенковым и предложили свои услуги, чтобы показать броды на Оке, планы хана изменились. Он обошёл по верховьям реки ждавшие его под Серпуховом и Коломной царские полки, опрокинул стоявший здесь 2-тысячный дозорный полк опричников Волынского и 100-тысячной лавиной ринулся на Москву по Серпуховскому тракту. На руку татарам сыграло ещё то, что стоявшие во главе дозорных полков на Оке глава опричной Думы Михаил Темрюкович и воевода Тёмкин-Ростовский пренебрегли своими обязанностями, разведку не вели, а воевода всех войск Бельский им вообще не указ. Не обнаружив крымцев они доложили царю, что сигналы казаков ложные, значит хан отменил набег и пошёл в другую сторону. Получив донесение, царь выехал в Александровскую слободу – не заезжая в Москву (его враги потом изобразили это «бегством»). Когда известие о появлении татар уже за Серпуховом, и их численности, достигло ставки Грозного, он сделал единственное, что мог – срочно выслал в Москву все силы, опричный конвой во главе с М.И.Вороным-Волынским, поручив ему вооружать горожан, а сам выехал в Ростов и Ярославль собирать местных дворян, поднимать народ и отзывать полки с запада. Пусть оборона Москвы хотя бы ненадолго остановит татар, а угроза подхода царских войск заставит их снять осаду. Бельский тоже снял армию с позиций на Оке и погнал её к Москве. Это был труднейший бросок, без отдыха, напрягая все силы и … успели раньше врага на день. Но Бельский совершил ошибку введя армию в город, вместо того, чтобы прикрыть подступы к столице и атаковать татар. Население города к тому моменту разрослось, превысив 100 тысяч человек, посады и слободы далеко выплеснулись за пределы стен Китай-города. Внешние укрепления были слабенькими – канавы, земляные насыпи, заборы, палисады. Передовой полк встал за Неглинкой, правой руки – на Якиманке, большой – на Варлаамовской улице и только полк левой руки Воротынского на открытом месте, Таганском лугу.

           24-го мая хан подошёл к городу и атаковал с ходу. Бельский встретил атакующих татар контрударом и отразил, «за Москву реку забил за болото». И тогда крымцы подожгли Москву. Стояла сушь, жара, ветер разнёс пламя очень быстро и вскоре полыхала вся Москва. От жара рванули пороховые погреба и взлетели на воздух две башни – в Китай-городе и Кремле, масса людей задохнулась от дыма, в давках на мостах и при попытках спастись через реку. Задохнулся сам Бельский в погребе на своём дворе, погиб комендант Москвы Вороной-Волынский, пытаясь организовать людей на тушение пожара. Сгорело и много татар, кинувшиеся грабить и хватать ясырь. Впрочем, Девлет-Гирей не рассчитывал на такой успех, поскольку шёл в набег налегке, и, получив слухи о приближении царя со свежими полками, предпочёл нахватать побольше «ясыря» и повёл воинство назад. В погоню кинулся один лишь полк Воротынского.

           Царь вернулся в Москву 15 июня, причём до его прибытия никто не удосужился начать ликвидацию последствий беды. Более-менее уцелел лишь Кремль, остальной город превратился в пепелище, был завален трупами, три недели разлагавшимися на жаре. Хоронить их было некому. Пришлось наряжать «посоху» - мобилизовывать по разнарядке крестьян. Хвастаясь перед Сигизмундом, Девлет-Гирей писал, что он угнал более 60 тысяч пленных и 60 тысяч русских погибли.

           Масштабы катастрофы были таковы, что для поддержания международного престижа понадобился «фиктивный изменник», каковым стал Мстиславский. Он признался (конечно, по договорённости с Иваном Грозным), что это он «изменою» навёл хана на Москву. За подобное «покаяние» царь объявил, что прощает его и назначил наместником в Новгород. С подлинными виновниками обошлись куда круче: воеводу передового полка Михаила Темрюковича и Тёмкина-Ростовского казнили в соответствии с принятым совсем недавно «Приговором о станичной и сторожевой службе» за неисполнение служебных обязанностей. Не пощадил государь и воевод Яковлева и Лыкова, а командира опричного отряда Воронцова постригли в монахи.

           Вот теперь над Русью собралась настоящая гроза. И, хотя на татарский набег ответили днепровские казаки, которые во главе с Ружинским «впали за Перекоп» и погромили улусы, а волжские казаки разорили и сожгли столицу изменивших ногайцев Сарайчик, ущербы от этих ударов не шли ни в какое сравнение с ущербом России. Девлет-Гирей прислал царю гонца с оскорбительным подарком – ножом, дескать, можешь зарезаться или сам явлюсь зарежу. «Прислал бы и коней, но они утомились вывозя добычу, искал тебя в Москве, а ты от меня бегал, не захотел встретиться», - передавал на словах. Но Иван Грозный умел смирять себя. Выражал готовность пойти на уступки, соглашался уйти с Кавказа, срыть Терский городок, раздражавший турок, даже отдать Астрахань и выплатить «поминки». Но любых уступок туркам и татарам было уже мало. Селим II, соглашался на мир только в том случае, если царь уступит Казань и Астрахань, а сам станет «подручным нашего высокого порога», т.е. вассалом султана. Татары занеслись ещё выше. Добить Русь им показалось проще простого и в Бахчисарае Девлет-Гирей повелел «не рассёдлывать коней», принялся распределять наместничества между мурзами – кому дать Москву, кому Владимир, кому Суздаль. Евреи-работорговцы вызвались спонсировать следующий поход, а за это получили от хана ярлыки на беспошлинную торговлю в русских городах. Стало известно, что Селим попросил у польского короля «одолжить» ему Киев, как промежуточную базу для действий на севере, а молдавский господарь получил приказ султана готовить переправы на Дунае и заготавливать продовольствие.

Становилось ясно, что речь шла уже не о потерянных городах или территориях, на следующий год предстояла жаркая схватка за само выживание Русской державы. И государь решил использовать зиму для того, чтобы подготовиться к этой схватке.

           Царь лично распоряжался восстановлением Москвы, всех уцелевших жителей перевёл в Китай-город, запретил строить дома за пределами стен, а внутри возводить высокие деревянные строения, которые можно легко поджечь.

Но прежде всего требовалось обезопасить себя с севера – то есть за зиму нужно было покончить со Швецией, принудить Юхана к миру. Грозный приказал собирать войска у крепости Орешек, а сам выехал в Новгород. Но…смотр войск показал, насколько ослабела Русь! Той могучей армии, которая брала Казань, Астрахань, Дерпт, Полоцк больше не существовало. Погибли лучшие силы сразу двух русских армий – одной под Ревелем, а другой в Москве. Множество воинов умерло от чумы, у других пострадали хозяйства, крестьяне умерли от эпидемий, разошлись из-за голода или были угнаны татарами, а значит помещики не могли привести положенное количество ратников. Заменить профессионалов, детей боярских, с детства обучавшихся сидеть на коне и владеть оружием, было некем. По приказу царя стекались жидкие отряды на худых конях. Самым боеспособным ядром оказался корпус касимовских татар Саин-Булата. Умножавших ряды царского войска черкесов, черемисов, ногайцев и башкир теперь не было – часть перешла к врагам, часть стала ненадёжна. Вести войну с таким контингентом нечего было и думать.

           И тогда царь стал отчаянно блефовать. Вызвал всё ещё находившихся под арестом шведских послов, взял их «на пушку», предъявив самые непомерные требования, вплоть до того, что назвал себя «властителем Швеции» и указал, что Юхан должен быть его вассалом. А позже, как бы смягчившись, ограничился требованиями отказаться от Эстонии и уплатить 10 тыс. золотых ефимков за обиду русских дипломатов Юханом. И притворился, что в этом случае соглашается до лета отложить вторжение в Швецию. Какое там вторжение! Надежды отбиться были очень невелики, при наступлении татар и турок должны были взбунтоваться казанские и астраханские земли, бедственным положением Руси не преминули бы воспользоваться поляки и шведы. Сил было мало, а их ещё и требовалось разделять. Летом 1572 года Иван Грозный составил новое завещание, в котором предусматривался и вариант, что сыновьям Ивану и Феодору не придётся царствовать, что они станут изгнанниками. Казну отправил в Новгород. Он на самом деле готовился погибнуть, исчерпав все возможности борьбы, но, даже в крайнем случае, требовалось сохранить управление государством.

           А на юге собралась даже не гроза, а настоящий ураган. Это был один самых критических моментов нашей истории. Села на коней вся крымская орда, ногайцы. К хану пришли отряды кавказских горцев, ополчения турецких городов Азова, Кафы, Темрюка, Тамани. Султан прислал янычар, артиллерию. Великий визирь Турции Мехмед Соколович отправил многочисленных вассалов собственного двора. Поход был не похож на предыдущие, это шли не грабители, шли завоеватели, с огромными обозами и прислугой. Численность армии достигала 100-120 тысяч человек, с прислугой – до 200 тысяч.

           Что могла противопоставить Русь? По записям Разрядного приказа: «И всего во всех полках со всеми воеводами всяких людей 20043, опричь Мишки с казаки». «Мишка с казаки» это донской атаман Михаил Черкашин, приведший с собой 3-5 тысяч бойцов. Сюда же нужно добавить как минимум 2 тысячи «казаков польских наемных с пищальми» и тысячу волжских казаков, которых на свой счёт наняли Строгановы. По планам, казачьи отряды должны были действовать на стругах, прикрывать переправы Оки, а если хан будет отступать, преследовать, отбивать полон. Командовать армией были назначены лучшие полководцы Михаил Воротынский и Дмитрий Хворостинин. Воротынскому царь отдал всё лучшее, что у него было – опричников, московских стрельцов, гвардию из иноземцев. А оборону Москвы поручил князьям Юрию Токмакову и Тимофею Долгорукому, но у них воинов почти не было, вооружали жителей.

           Летом вся вражеская громада двинулась на Русь, не отвлекаясь на пограничные города, гарнизоны которых спешили укрыться в крепостях и затворить ворота, а крестьяне прятались по лесам. Целью была Москва, 27 июля враг вышел к Оке. На противоположном берегу его ждала рать Воротынского, вдоль реки были вбиты колья против конницы, выставлены батареи. Татары для видимости тоже выставили пушки, завязали перестрелку, показывая что собираются форсировать реку, но на самом деле Девлет-Гирей, вызнав расположение русских войск от пленных и перебежчиков, повёл основные силы вверх по реке и ночью стал переправляться через Сенькин брод. Сторожевой полк Ивана Шуйского, стоявший на этом направлении, был опрокинут.

           Воевода Хворостинин поскакал к месту боя, узнал, что враг уже на левом берегу и попытался задержать его, спешно направив полк правой руки на рубеж реки Нары. Но полк даже не успел выйти на позицию, его с ходу отбросили. Неприятельская армия обошла русскую армию и по Серпуховской дороге устремилась к Москве. Казалось, повторилась прошлогодняя история, но теперь во главе русских войск стояли совсем другие полководцы. Они не стали гоняться наперегонки с противником, а затеяли смертельно рискованную, но сулившую единственный шанс на успех другую «игру». Лавина татар и турок растянулась по дороге среди болот и лесов многокилометровой змеёй. И наши воины вцепились мёртвой хваткой в хвост этой змее.

           Со всей конницей Хворостинин бросился в погоню, догнал арьергард, которым командовали крымские царевичи и с ходу атаковал его. Хан уже дошёл до р.Пахры, когда узнал о нападении на тылы, о том, что арьергард разбит, а обозы разгромлены. Он остановился и выделил в подмогу сыновьям ещё 12 тысяч всадников, чтобы устранить досадную помеху. И вот здесь русская армия применила типичный казачий боевой приём «вентерь», вероятнее всего с подачи казачьих атаманов. Русская пехота и артиллерия подтягивались вслед за конницей и встали возле церкви Воскресения Христова в селе Молоди. Место было удобное, на холме, прикрытое речкой Рожайкой. Здесь поставили гуляй-город, передвижное укрепление из телег, прикрытых щитами, а наша кавалерия под натиском крымцев покатилась назад, выводя разогнавшихся татар под огонь батарей и ружей гуляй-города. Врага покосили огнём.

           И хан сделал то, что от него и требовалось: не дойдя 40 вёрст до Москвы развернул армию, намереваясь раздавить русскую рать, а уж потом продолжить путь. 30 июля разгорелось сражение. Противник обрушился всей массой. Прикрывавшие подножие холма у Рожайки шесть приказов московских стрельцов, 3 тысячи человек, полегли до единого человека. Татары сбили с позиций и конницу, оборонявшую фланги, заставив отступить в гуляй-город. Но само укрепление устояло, отражая все атаки. Были убиты ногайский хан, трое мурз. А лучший крымский полководец, второе лицо в ханстве Дивей-мурза, решивший лично разобраться в обстановке и неосторожно приблизившийся к гуляй-городу, был захвачен в плен «резвыми детьми боярскими» во главе с Темиром Алалыкиным. Свиту порубили.

            Враг понёс такой урон, что два дня приводил себя в порядок. Но и положение русской армии было тяжёлым. Она была заперта в укреплении почти без еды и фуража, отрезана от воды. Люди и кони слабели, мучились, попытки копать колодцы на холме ни к чему не привели. Из описания битвы не совсем понятно, почему хан не использовал имевшуюся у него турецкую артиллерию, то ли не хотел подставлять под убийственно меткий огонь русской и берёг для штурма Москвы, то ли Хворостинин лишил его порохового запаса, разгромив обозы.

           2 августа возобновился яростный штурм. Татары, турки, горцы устилали холм трупами, а хан бросал в бой всё новые силы. Волна за волной. Подступив к невысоким стенам гуляй-города, наступающие пытались расшатать их, рубили саблями, силясь перелезть или повалить, «и тут много татар побили и руки поотсекли бесчисленно много». Уже под вечер, воспользовавшись тем, что противник увлёкся атаками с одной стороны холма, был предпринят смелый манёвр. В укреплении остались Хворостинин и Черкашин с казаками, пушкарями и иноземной гвардией, а конницу Воротынский сумел скрытно вывести по лощине и двинулся в обход.

           При очередном штурме неприятеля подпустили вплотную без выстрелов, а потом, в упор, из всех ружей и пушек последовал страшный залп – по густой массе атакующих. И сразу же вслед за этим ураганом свинца, в клубах дыма и пыли защитники бросились в контратаку. А в тыл хану ударила конница Воротынского. И орда дрогнула, смешалась и … побежала. Бросая всё – орудия, имущество, обозы. Её гнали и рубили безостановочно. Погибли сын и внук Девлет-Гирея, «много мурз и татар живых поимали». Несмотря ни на какую усталость, измученность гостей провожали до самой Оки – здесь уже 3 августа прижали к берегу и уничтожили 5 тысяч крымцев, в плен не сдававшихся, да их и не брали. Многие утонули на переправе. А дальше бегущего врага встретили вышедшие из крепостей гарнизоны южных городов, прятавшиеся крестьяне, преследуя и истребляя «незваных гостей». Передавали, что до Крыма добралось не более 20 тысяч татар, казачья разведка сообщала ещё меньше.

           Победа! Да ещё какая победа! Полный разгром огромных полчищ, развеявшихся как дым, был настоящим чудом. Именно так это и было воспринято на Руси. Радостно зазвонили колокола по всей стране, зазвучали песнопения благодарственных молебнов. Некоторые ратники рассказывали, что в дни битвы было видение, что на помощь русским воинам явилось небесное воинство – семь святых князей Александр Невский, Борис и Глеб, Андрей Боголюбский, Всеволод Большое Гнездо, Юрий и Ярослав Всеволодовичи. Пришли и помогли одолеть вражескую рать. Чествовали великомучеников и чудотворцев Михаила Черниговского и болярина его Феодора (Воротынский был прямым потомком св.Михаила Черниговского). После победы государь распорядился о торжественном перенесении мощей святого князя Михаила и болярина Феодора из Чернигова в Москву, сам написал тропарь в их честь.

           Сегодня исполняется ровно 440 лет со дня этой великой битвы, которую по праву можно назвать «вторым Куликовым полем». На Куликовом поле началась борьба за освобождение Руси от татарского ига, победа при Молодях пресекла последнюю реальную попытку восстановить это иго. Место битвы находится совсем рядом с Москвой: на машине – по Варшавскому шоссе между Подольском и Столбовой, на электричке – станция «Колхозная» по Серпуховскому направлению. Село Молоди растянулось вдоль шоссе, под мостом течёт р. Рожайка. Есть здесь и храм Воскресения Христова. Не тот, древний, но построенный в XYIII веке на месте старого, точно там, где стоял гуляй-город, где хоронили наших воинов.

           А неподалёку есть камень-часовня, поставленный усилиями энтузиастов в 2002 году. Если доведётся побывать, помолитесь и помяните, хотя бы мысленно, тех безвестных героев, которые на этом месте спасли Россию.