Как стать спасителем Отечества?

Обозвать политика менеджером (пусть даже «эффективным») – все равно, что дать ему публичную пощечину. Потому что политик – всегда романтик в душе, мечтает быть птицей высокого полета, гордым соколом. А менеджер что такое? Всего-навсего жалкий предприниматель, приземленный реалист. Уж, рожденный ползать.

Лозунг политика: «Мы за ценой не постоим!». Главный способ прославиться для него – заварить бучу покруче. Вот тогда коллеги – короли да президенты – оценят, а недоистребленные народы прославят на радостях. Заниматься же хозяйством не престижно. Не тот размах. И вообще, как говорила одна дама, «хорошими делами прославиться нельзя».

В свою очередь первый вопрос, который задает себе любой деловой человек, промышленник ли, финансист или торговец, «Сколько это будет стоить?». Так вот, деловые люди прекрасно понимали и понимают, что война, в конце концов, дело неприбыльное. Не окупится она ни в ближайшем будущем, ни – тем более – в дальнем. Даже если обложить данью или контрибуцией покоренные народы. Которые то ли удастся покорить, то ли нет. Так что начинать войну обычно не стоит. Тем более что война плодит недругов, а торговля – друзей и деловых партнеров.

Подробности задушевного сожительства политиков и предпринимателей не менее интересны, чем подробности интимной жизни звезд шоу-бизнеса. А посему расскажу я сейчас об одном талантливом финансисте, который попытался спасти свою страну в паре с одним романтичным политиком. О Яльмаре Шахте (Hjalmar Horace Greeley Schacht) (1877 – 1970) будет мой рассказ.

Яльмар – имя не немецкое, а скандинавское. Это не удивительно, ведь Яльмар Шахт родился в Дании. Его мать была баронессой, а отец – немецким учителем. Супруги принадлежали к прогрессивному поколению. Прежде чем родить сына, они уехали в Соединенные Штаты и пожили там, активно пытаясь включиться в жизнь этой динамично развивавшейся страны. Поэтому родившемуся Яльмару досталось еще два странных и совсем не немецких имени, Горас Грили, в честь американского журналиста и политического деятеля довольно либеральных взглядов.

Шахт провел студенческие годы в лучших университетах Германии и Франции. Завершив обучение, он поступил служащим в Дрезденский банк, один из ведущих в Германии. За пять лет Шахт сделал хорошую карьеру. В 1908 году он стал заместителем директора банка. Через десять лет, когда ему исполнилось 40 лет, Яльмар Шахт числился выдающимся финансистом, совладельцем респектабельного Немецкого национального банка, который, несмотря на свое название, был предприятием частным, к управлению финансами страны отношения не имеющим.

Жизнь удалась? Вполне, если не смотреть на календарь. А на календаре – 1918 год. Германия разгромлена и ограблена громадными репарациями, которые наложили на нее победители.

Размер репараций был бы еще больше, если бы Великобритания и США не сдерживали намерения Франции растоптать Германию в пыль. Но в любом случае, поверженная родина находилась в состоянии экономического кризиса и сопутствующего этому кризису раздрая в политике.

Однажды, когда судьба повернулась к Шахту совсем не лицом, он, ни перед кем не оправдываясь, произнес удивительные слова: «Что бы они со мной ни сделали, никто не сможет отрицать, что я спас мою марку». Удивляет здесь слово «мою». Шахт, действительно, ощущал немецкую валюту как часть своего тела. Может ли быть более высокий показатель его профессиональности как финансиста? И стоит ли в этом случае упрекать банкира, знавшего как разделаться с бедами, свалившимися на страну, за то, что он не остался в стороне и занялся грязным делом, политикой? В 1923 году Шахт становится президентом Рейхсбанка, взяв на себя ответственность за финансовую систему Германии, разваливавшуюся на глазах.

Новый шеф немецких финансов не только знал, что делать, но и имел для этого средства. Незадолго до своего назначения Я. Шахт съездил в Лондон, где просил у англичан денег на стабилизацию немецкой марки. Англичане понимали, что без упорядочения своей экономики Германия репараций выплатить не сможет. К тому же им совсем не хотелось в угоду французским интересам слишком ослаблять Германию. Наконец, немалую роль сыграла и личность просившего взаймы. Я. Шахт был хорошо известен среди британских финансистов. Настолько хорошо, что получил кредит в размере 800 миллионов золотых марок фактически под свое честное слово.

Далее Я. Шахт прописал экономике Германии горькое лекарство: воздержание. Социалистическое правительство давало предприятиям кредиты только для того, чтобы воспрепятствовать увольнению рабочих. От предприятий не требовалось производить продукцию, пользующуюся спросом на рынке. В результате на заработанные деньги было невозможно купить что-либо полезное. Цены поднимались все выше, инфляция росла. По указанию Я. Шахта государственный банк перестал выдавать кредиты без разбора. Деньги на развитие производства получали только те, кто мог обеспечить сбыт своей продукции за рубежом. Германию сотрясла волна банкротств, но в результате инфляция была остановлена и на рынке остались только сильные производители. За три года руководства Я. Шахта промышленность Германии достигла довоенного уровня (а это был очень высокий уровень!) и даже превзошла его.

В 1929 году в Париже состоялась конференция по репарациям, Я. Шахт сумел уговорить победителей снизить общую сумму репараций до 8 млрд. долларов. Впрочем, даже выплату этой суммы Германия должна была бы закончить «всего-навсего» в 1988 году. Такой результат не устраивал Я. Шахта. Поэтому он покинул пост директора Рейхсбанка. Как оказалось, ненадолго. Заметим, что безработным Я. Шахт не стал, тут же заняв пост представителя американской финансовой компании Моргана в Германии.