Шведская машина

Около вокзала на площади со сквером посередине стоял автобус, а около него – целая толпа пассажиров, которые почему-то не решались садиться.

– Что ж не садятся-то? – спросила старушка с арбузом под мышкой.

– Шофер пьяный.

– О, господи батюшка!

– Обидели небось чем-нибудь – вот и пьян, – отозвался рабочий с мешком. – Ведь это ежели образованного человека чем тронули, так он сам сумеет так напакостить, что век будешь помнить, а нашему брату что?.. Только всего и облегчения, что матюшком пустишь или пьян напьешься.

– Ну что за безобразие, задерживают из-за пьяного! – крикнула нервная дама в шляпе с ягодками.

Рабочий посмотрел на нее.

– Конечно, как господа, так они по душе к тебе не подойдут, ежели ты, скажем, выпил и на должность пришел, или замедление из-за тебя какое вышло. Тут, боже мой, пыль поднимут!.. А сам и едет-то всего либо на именины, либо в карты играть... А свой брат, рабочий, никогда не осудит. Иной раз толкает тебя как следует кто-нибудь, хочешь его смазать за это, а как увидишь, что пьяный, так сердце и отмякнет сразу, еще и через улицу переведешь. – Правильно, – сам в таком положении будешь.

– Ну, садитесь, что ли, – сказал кондуктор.

– А как же, батюшка, шофер-то пьяный? – сказала старушка с арбузом.

– Что ж сделаешь-то...

– А не опасно?

– Чего опасно? – сказал рабочий. – Это тебе не трамвай, с рельс не сойдет.

Все полезли садиться.

– Кажется, ни в одной стране такого безобразия встретить нельзя, – сказала дама с ягодками на шляпе.

– Наша страна – особенная, милая моя, – сказал рабочий.

– Трогаемся, что ли, Сидоров? – крикнул кондуктор.

– Трогаемся!.. Стой, тут чтой-то не повернешь ничего... Вот машина-то чертова! – отозвался угрюмо шофер, который с недоумением дергал то за одну ручку, то за другую. И его все толкало то вперед, то назад.

– Безобразие! Должно быть, никогда не уедем! – крикнула дама с ягодками.

– Никакого безобразия тут нету, а просто пьяный человек, – сказал рабочий. – Пьяный, он все равно как дите несмысленное, что ж с него спрашивать. Ты спрашивай, когда он трезвый будет. А я скажу, что когда человек выпимши, душа у него не в пример мягче. Вон барыньке не терпится, а мне хоть тоже спешить надо, а я молчу.

– Вы сами, кажется, не совсем трезвый...

– В точку!.. Правильно. Не совсем трезв. И вот я человека понимаю. У меня сейчас врагов нету, а у барыньки все враги.

– Ну- ка, батюшка, я свой арбузик тут в ногах положу, а то дюже тяжело держать.

– Клади, матушка, что хочешь клади. Вот барынька ягодки себе нацепила, а душу человеческую не чувствует, потому что...

– Пожалуйста, не касайтесь моих ягодок!

– Кормилица, не касаюсь! Я только говорю, что человека тебе не понять, хоть ты и с ягодками. Нет того, чтобы подойтить к пьяному человеку и расспросить, что, мол, ай горе или беда какая? Так ты этим так душу перевернешь, что он тебя, как матери родной, ласки твоей не забудет.

– Вот и подите к нему.

– И пойду.

– Ай обида какая? – спросил рабочий шофера. Тот, держа одну руку в кожаной перчатке на руле, другой с досады махнул и плюнул.

– Э, сволочи... – сказал он, – с самого начала ездил на хорошей машине, глядел за ней, можно сказать, как за дитем за своим. Теперь ее отобрали и дали вот этого лешего. Та была немецкая, а это шведская...

– Хуже, стало быть, шведская-то?

– Как же можно сравнивать?!

На той, бывало, едешь и спокоен. Раз ты ее направил, она как по ниточке идет. А эта... во, во, вишь, ну... куда ее черти воротят?! У, сволочь!

Действительно, машина делала такие неожиданные скачки и повороты, что пешеходы бросались от нее в стороны, как ошпаренные, а пассажиры только икали и обнимались друг с другом.

– Да, ндравная, значит? Я уж вижу, что у тебя горе. Ни с того ни с сего человек не напьется. – На немецкой машине едешь, хоть тебе какая канава тут будь – ничего. А эта, трясучка окаянная, на каждой рытвине так подбрасывает, что все печенки перевертываются... Вон, канавка впереди... На немецкой ты бы ее и не заметил, а погляди, что сейчас будет...

Шофер прибавил ходу, и через минуту у всех пассажиров колени и руки взлетели кверху, а шляпы и картузы наехали на глаза.

– Ой, что это!

– Что за безобразие! Матушки мои! – раздались крики.

А старушка, обнимая всех пассажиров, каталась по всему автобусу за своим арбузом.

– Видал?.. Вот на каком черте ездить заставили.

– Да, это хуже нет.

– Старуха, что ты тут шаришь?! – крикнул кто-то.

– Крышечку, батюшка, ищу.

– Какую крышечку?

– От арбуза. Он у меня с вырезом...

– Вот ведь чумовая какая, завезла в переулок, теперь отсюда не выберешься. А главное дело, зло берет.

– Да как же, милый. Они вот не понимают. Они думают, что рабочий человек - та же машина, его куда ни посади, он все везти будет. А тут душу надо разбирать.

– Станут они тебе разбирать... Ведь вот немецкая-то, она мне все равно что сестра родная была, каждый винтик в ней знал! Господи, бывало, едешь – вот что значит машина!.. – бывало, едешь, руки с руля снимаешь, везет себе, матушка, прямо, как по ниточке, а эта, демон, так и гляди за ней... вишь, вишь, мудрует! Ты ее вправо гнешь, а она влево берет. Вот наказал бог!

– А что, ежели на этой руки с руля снять да одноё ее пустить? - сказал рабочий. – Вот небось накуролесит-то!..

– Вот погляди, что будет?

И шофер, сняв руки с руля, откинулся на спинку сиденья. 

Машина дрогнула, как вздрагивает буйная лошадь, почувствовав ослабевшую узду, потом подкинула всех раза два и, круто завернув направо, вынесла на площадь и понеслась сначала налево, потом направо, потом опять налево и прямо на извозчиков, стоявших на углу. Извозчики, встрепенувшись, начали нахлестывать лошадей, бросились в разные стороны с таким видом, точно на площади появился не автобус, а тигр.

– Стой, стой, куда!? Держи! Что за наказание!

– Сидоров, что ж она у тебя? Куда ты опять поехал? Перебьешь всех!

– Видал? – сказал опять шофер.

– Да, ндравная, сволочь.

– Им – наказание, а мне, они думают, сладко! У, стерва поганая! Вот заехала, не повернешь тут в этой тьме кромешной... Придется кругом.

– Куда поехал-то, Сидоров? – кричал кондуктор.

– Сиди, молчи знай, покамест вовсе шею не сломал.

– Ягодки-то у барыни теперь, поди, растерялись совсем, – заметил про себя рабочий, покачав головой.

Минут через десять машина, крякнув два раза и опять надвинув на глаза пассажирам шляпы и картузы, подъехала к остановке.

– Ну, милый, спасибо тебе, – сказал рабочий шоферу, – доехал и не заметил как, так поговорили славно.

– Хорошая ты душа, – сказал шофер, – вот как от сердца отлегнуло, ну просто как маслом смазали. А то все только, как на собаку, кричат! Дай тебя поцелую. Спасибо! На немецкой когда ездил, ни разу вот с таким человеком не встречался.

Автор рассказа Пантелеймон Романов, 1926 год.