Речь не о кощунстве

Дело Pussy Riot все глубже раскалывает общество, и по мере нарастания страстей вокруг него все ярче проявляются настоящие, не спровоцированные конкретной акцией линии разногласий. Последней каплей послужило решение суда, приговорившего участниц вызывающей акции в храме Христа Спасителя к году без малого заключения под стражей. Вряд ли даже собственно приговор вызовет большее общественное размежевание. По каким же линиям прошел конфликт? Вовсе не по тем, по которым изначально била сама акция.

Знатоков современного актуального искусства, способных квалифицированно восхититься провокационной постановкой такого рода или, наоборот, сморщиться от подобного унылого эпигонства, в стране, вероятно, несколько тысяч. Для остальных что прорывы акционистов, что их провалы выглядят в первую очередь чем-то решительно несерьезным. Один гавкает в голом виде, другой выставляет инсталляцию из клизм, третьи вон в церковь пришли с гитарой. Православных фундаменталистов, которых перформанс заставил бы не только плюнуть и перекреститься, но и, скажем, идти строчить бумагу в суд, тоже не так уж много. На митинги против «Пусси» приходят даже не сотни — десятки православных активистов. Среди людей, выступающих на процессе в роли потерпевших — т. е. тех, чьи чувства предположительно оскорблены, — нет ни одного простого прихожанина, сплошные служащие храма: священник, ключарь храма, охранники, свечница. Это не первая в истории российского современного искусства разборка между авторами художественных жестов различной степени художественности и православными фундаменталистами, чьи религиозные чувства слишком легко оскорбить, — было и дело Самодурова — Ерофеева, и другие прецеденты. Резонанс случался, но вполне умеренный, никаких массовых общественных сил не поднималось ни с той стороны, ни с этой.

Примерно так же обстоит дело с политическим аспектом акции. Даже среди самых ярых противников старого-нового президента песнопения «Богородица, Путина прогони» не вызвали никакого особенного восторга — хотя бы в силу глубоких сомнений в действенности магических призывов в серьезном деле мирного изменения политического режима. Также и самым ярым его сторонникам молитва, в шутовской форме озвученная на YouTube (в самом ХХС данная строчка не прозвучала) группой приплясывающих юных женщин в цветных балаклавах, вряд ли показалась серьезной угрозой благополучию кумира.

Все изменилось, когда «Пусей» арестовали. Еще раз изменилось — когда стало известно бредовое содержание обвинительного заключения. Еще раз — когда срок содержания под стражей был продлен практически до года. Сейчас не столько в поддержку участниц группы, сколько против их преследователей из правоохранительных органов и предполагаемых заказчиков процесса высказываются уже и те, кто изначально только пожал на их акцию плечами, и те, кто находит ее отвратительной и оскорбительной, но не подлежащей суду, и те, кто хотел бы, чтобы женщины понесли по суду ответственность, но не считает адекватным уголовное преследование за состав, с трудом тянущий на административку, и те, кто с удовольствием увидел бы их осужденными за уголовное преступление, но не считает правильным сам процесс разбирательства превращать в пытку, и, наконец, те, кто искренне считает, что девушки совершили именно то, что им вменяют, но все равно возмущены: отсылками к решениям средневековых соборов как основанию для светского обвинения, издевательскими «экспертизами», которыми подкреплено обвинение, судом, игнорирующим сторону защиты, — да просто наручниками на руках у обвиняемых в ненасильственном преступлении.

Итак, дело не в самом перформансе. Те свойства российского государства, в первую очередь правоохранительной его части, включая и суд, которые высветил процесс, касаются каждого и каждым принимаются близко к сердцу. Именно о них идет сейчас спор — приемлемо такое правоохранение для общества или нет.

Сервильность суда, готового решать не по закону, а по заказу (или по своему представлению о невысказанном заказе) в любом «особом» случае и просто занимающего карательную позицию, чтобы не подводить сторону обвинения, в любом рядовом деле и в любом случае наглухо игнорирующего сторону защиты. Абсолютное «чего изволите» в вопросе заключения под стражу: суды продлевают сроки предварительного заключения — т. е. приговаривают к многомесячному, до полугода, заключению людей, чья вина еще не доказана, практически без всякого разбирательства — в 98% случаев (для сравнения: по уже рассмотренным делам те же судьи назначают осужденным — т. е. тем, кого уже сами признали виновными, — реальные сроки заключения менее чем в трети случаев). Пыточные условия в сизо, закрытость этих учреждений, превращающие процессуально-обеспечительную по юридической сути меру — заключение под стражу — в репрессию часто страшнее самого приговора, в орудие нанесения жестокого вреда здоровью, если не убийства, как в деле Магнитского. Следствие, прячущееся за ненужными экспертизами (а это время пребывания под стражей для подследственных), чтобы снять с себя ответственность, и позволяющее себе требовать строгого приговора за нечто совершенное «в неустановленное время» и «в неустановленном месте». Государственное обвинение, развращенное своим привилегированным положением в суде до такой степени, что даже в публичном громком деле не считает нужным представить минимально корректное обвинительное заключение. Именно эти проблемы заставили «вписаться» в противостояние по-настоящему массовые группы людей, которые могли бы позволить себе не занимать никакой особой позиции по другим вопросам, затронутым акцией Pussy Riot. На стороне обвинения остались только те, для кого все это не имеет значения. Для кого первично, чтобы «кощунницы» пострадали, а как — по закону или нет, в результате разбирательства или по его ходу, — глубоко безразлично. Их много. Но их до такой степени не подавляющее большинство, что наблюдатели говорят о расколе общества.

Границы допустимого художественного высказывания, роль религии в современном обществе, набирающий политический и общественный вес православный фундаментализм, отношение к Путину и воплощаемому им персоналистскому режиму — все это разные, весьма актуальные вопросы. Но дело Pussy Riot превратило в предмет общественного раскола не содержание дерзкой акции и даже не ее политическое наполнение, а именно ответ репрессивной машины. Линия раскола прошла между сторонниками правового государства и теми, кого устроил бы репрессивный патерналистский режим, решающий вышеперечисленные вопросы и многие другие при помощи произвольной манипуляции законом.