Русские пираты

Предлагаем Вашему вниманию статью из новой рубрики «Впервые в истории российских спецслужб. Уважаемый читатель может спросить: а что, действительно были русские пираты? И если да, то, какое отношение к ним имеют российские спецслужбы? Но обо всем по порядку…

Впервые об этом человеке я узнал в 1977 году. Шла подготовка к необычному для того времени событию - советско-японской профсоюзной встрече. Одним из главных событий этого мероприятия должен был стать прием для всего аккредитованного в стране восходящего солнца дипломатического корпуса. Это заставило изучать исторические хроники не только российско-японских отношений, но все сопутствующие им материалы. В одной из зарубежных статей о трагической гибели экспедиции Лаперуза вскользь было отмечено, что он в 1776 г. «возил» на Мадагаскар французских королевских ревизоров для разбора жалоб малагасийцев на якобы бесчинства бывшего российского пленника, вырвавшегося из «страшной Сибири», – барона де Бенёвского.

Уже в Японии опытнейший моряк, отлично знавший не только настоящее, но и прошлое ЮВА, приехав из поселка Хэде, где расположен музей, посвященный заключению Симодского трактата (музей Путятина), – В. И. Вшивцев - рассказал мне историю, не вошедшую ни в какие официальные отчеты. Японцы показали ему какие-то документы, из которых следовало, что одним из первых русских, побывавших на этих островах, был каторжанин - некто Бэнгоро.

Через пять лет в Гонконге я попал в магазин «Сибирские меха», основанный, как было отмечено в буклете, в 1772 году (!). Хозяйка магазина, в попытке привлечь богатых покупателей и подтвердить качество своего товара, в конфиденциальной беседе подчеркнула, что началом их семейного бизнеса еще 200 лет назад была партия мехов с Камчатки лично от барона Беноски.

Все это воспринималось как легенды в духе мифов Древней Греции или своеобразной торговой рекламой. Но несколько позже, отслеживая путь одного русского разведчика того периода, я натолкнулся на указание Екатерины II генерал-прокурору Вяземскому, осуществлявшему надзор за работой Тайной канцелярии, об «изъятии из ведомства» Панина (тогдашняя внешняя разведка – С. К.) группы русских во Франции: «…Семнадцать человек из тех, кои бездельником Бениовским были обмануты и увезены, по моему соизволению ныне сюда возвратились и им от меня прощение обещано, которое им и дать надлежит: ибо довольно за свои грехи наказаны были, претерпев долгое время и получив свой живот на море и на сухом пути; но видно, что русак любит свою Русь, а надежда их на меня и милосердие мое не может сердцу моему не быть чувствительна...» Именно содержание этого документа, как часто бывает в подобных случаях, неожиданно соединило все вышеназванные истории в одном человеке…

Сергей Крюков

Умертвив собственного мужа, взошедшая на престол в результате очередного гвардейского переворота Екатерина II первым делом восстановила отмененную Петром III Тайную канцелярию. Причем впервые в истории государства Российского главная спецслужба страны стала действительно тайной, т. к. де-факто она существовала, но не была оформлена де-юре. А чтобы еще больше поддержать свое реноме перед просвещенной Европой, Екатерина Великая всем политическим заключенным – «извергам своего отечества» - стала заменять смертную казнь высылкой в Сибирь.

Вскоре подчиненные любимца императрицы С. В. Шешковского, руководившего Тайной канцелярией, завалили начальство докладами, что сосланных оказалось так много и разбросаны они в таких местах, что физически стало невозможно исполнять обязанности по надзору за ними. Менять что-либо в сложившейся ситуации было уже поздно. Для решения этой проблемы Шешковский, пожалуй, самый изобретательный «воспитатель общественных нравов» из всех руководителей российского тайного сыска, предложил царице селить впредь привлеченных по данным статьям компактно.

Так впервые в истории российских спецслужб возникли специальные массовые поселения политических ссыльных. Два первых поселения политических каторжан образовались на Камчатке и d забайкальском городке Нерчинске. Затем были созданы еще и мини-каторги: Тара, Оренбург, Пустозерск, военно-морская база в Рогервике (сейчас Палдинси в Эстонии).

Именно камчатская политкаторга и стала основой для интересующих нас событий. 27 апреля 1771 года ссыльный из польских мятежных конфедератов Беневский поднял на Камчатке мятеж силами каторжников. Ими был взят губернский центр Камчатки Большерецк, убиты местный комендант капитан Нилов и его охрана, захвачена местная казна и корабль «Святой Петр», на котором совершено невероятное даже по теперешним временам «хождение по морям». Так на берегах Тихого океана ровно 240 лет назад родилось необычное для России явление – русские морские пираты.

Многие историки о личности руководителя мятежа до сих пор имеют самые полярные мнения. Но в одном они сходятся полностью – это был авантюрист мирового масштаба, правда, надо учесть, что в западной транскрипции это слово носит более мягкий и менее криминальный смысл.

«Человек маленького роста с красивым лицом и хорошими манерами, весьма находчивый в разговоре», австрийский барон, польский офицер, военнопленный-каторжник, незаурядный шахматист, неплохой художник – Móric Benyovszky по-венгерски, Matthew или Maurice Benyowsky или Benovsky по-английски; по-русски: Бейпоск, Бенейх, Бейновск, Беньовский, Беньевский, Мориц Август Бенёвский, сам он подписывался барон Мориц Анадор де Бенев. Мы будем называть его Беневским. Родился 20 сентября 1746 года в городке Врбове в восточной Словакии (Словакия тогда была частью Австро-Венгерской империи, – С.К.) в семье генерала и баронессы.

Вырывать свою жизнь у судьбы Мориц научился с юности. Военную карьеру начал в 16 лет, в составе австрийской армии во время Семилетней войны. За самовольный военный захват собственного имения был приговорен к суду, причем среди обвинений значилось и обвинение в церковной ереси. Последнее замечание важно для понимания причин рассматриваемых нами последующих событий. Не дожидаясь суда, Беневский бежит в Польшу.

Здесь как раз наступал последний акт вековой борьбы ляхов и «москалей». Русские через короля Станислава - Августа Понятовского, любовника Екатерины Великой, стали прибирать Польшу к рукам. Свободолюбивая шляхта поднялась на защиту всех своих древних прав и привилегий, началась война. Военные действия, известные в истории как «Барская конфедерация», приобрели такой жестокий характер, что Польшу пришлось фактически оккупировать, а затем и произвести раздел страны. Молодой барон храбро провоевал два года, был взят в плен, отпущен «на пароль» (под честное слово) и снова взят в бою.

Сначала его отправили в Киев, затем местный губернатор приказал выслать его в Казань. Там же оказался и его боевой товарищ, швед Адольф Винбланд, также воевавший волонтером на стороне конфедератов. Беневского определили на постой к купцу Степану Вислогузову. Можно было смириться и жить если не комфортно, то спокойно, но это было не в характере молодого барона.

Улучив момент, он пробрался в кабинет хозяина и выкрал бумагу, удостоверявшую личность и дававшую право на проезд казенным транспортом. С этим документом Беневский и Винбланд бежали в Санкт-Петербург, чтобы оттуда на попутном корабле вернуться в Польшу. Однако их выдал шкипер голландского судна, на котором намеревались отплыть беглецы. После ареста их приговорили к вечной каторге в Большерецкий острог.

К этому времени ситуация на Камчатке накалилась до предела. Наместники Санкт-Петербурга вели себя здесь не лучше чем переселенцы при завоевании Дикого Запада в Северной Америке, разве что не создавали резервации для местных коренных жителей. Это привело к тому, что камчадалами однажды были вырезаны 4 экипажа русских зверобоев. Сами промышленники подвергались практически разграблению со стороны местных властей. Безграмотное и бездумное насильственное ведение землепашества, беспробудное пьянство и разврат, непринятие мер по продовольственному обеспечению жителей и занесение на эту землю оспы, «похитившей 5767 инородцев и 315 человек русских заезжих людей», привели к взрыву. 2 мая 1769 года сами жители Большерецка захватили власть в свои руки. Причем к ним примкнули казаки, камчадалы, чиновники и промышленный люд, купцы и матросы с приписанных судов. В результате командир Камчатки Извеков был предан суду и разжалован в рядовые. Но далее требований смены начальства дело не пошло. Прямо по Высоцкому: «Настоящих буйных мало - вот и нету вожаков». И таковым и стал Беневский.

Необходимо отметить, что в исторической литературе по поводу Большерецкого бунта такая же невероятная путаница, как и с биографией самого Беневского, особенно с именами, сроками, кто и когда примкнул или насильно был втянут в заговор. Одной из причин сложности розыска документов о заговорщиках является то, что большинству ссылаемых категорически запрещалось сообщать свои подлинные имена и за что они попали на каторгу. О судьбе каждого из них можно написать книгу, которой позавидовали бы все новомодные «писатели» современных криминальных романов.

Но сейчас точно известно, что еще в Охотске, поняв, что пути назад через безграничные просторы Сибири нет, Беневский решил захватить судно и на нем совершить побег. Ставка была сделана на отправлявшихся вместе с ним в вечную ссылку Винбланда, Степанова, Панова и Батурина.

(- Ипполит Семенович Степанов, дворянин, отставной ротмистр, помещик Московской губернии, главный идеолог Большерецкой эпопеи. Панов Василий Алексеевич гвардейский поручик. Оба были избраны депутатами в Комиссии о сочинении Уложения – Государственная Дума того времени. При обсуждении будущих российских законов столкнулись с графом Григорием Орловым – фаворитом царицы, за что немедленно оказались на вечной каторге;

- Иосафат Андреевич Батурин, бывший прапорщик Луцкого драгунского полка, «замышлявший лишить престола императрицу Елизавету в пользу князя Петра Федоровича». 4 года отсидел в подземелье Тайной канцелярии, затем 15 лет «безымянным колодником» в одиночке Шлиссельбурга.)

В Охотске все пятеро были расконвоированы и отпущены на волю — дожидаться, пока не будет снаряжен в дорогу галиот «Святой Петр». На самом судне они нашли «согласников» из числа матросов «из присыльных арестантов»: Андреянова, Львова и Ляпина. Но главное - удалось подобрать ключики к самому командиру галиота — штурману Максиму Чурину, который гулял на свободе последние дни, готовясь предстать перед судом за неповиновение руководителю Секретной правительственной экспедиции. Чурин к этому времени был единственным во всем русском флоте, кто проделал три похода от Камчатки до Америки и Китая.

Через охотского сержанта Ивана Данилова и подштурмана Алексея Пушкарева к моменту выхода галиота в море, 12 сентября (именно эта цифра станет для Беневского своеобразным талисманом, многие свои дальнейшие авантюры он начинал с этого числа)1770 года, каждый из заговорщиков имел по два-три пистолета, порох и пули в достаточном количестве для непродолжительного боя. Мятежники рассчитывали дождаться шторма и, как только пассажиры укроются в трюме, задраить люк и уйти на Курильские острова, где высадить всех, кто не пожелает идти с ними в Японию или Китай.

Но разыгравшийся шторм был настолько силен, что похоронил все надежды на захват галиота. К Камчатке они подходили без мачты, с течью в корпусе и другими серьезными поломками. Продолжать плавание в таком его состоянии было бессмысленно.

В Большерецком остроге Беневский наиболее близко сошелся с Петром Хрущовым ( лейб-гвардии Измайловского полка поручик участвовал в заговоре отбить из крепости «русскую железную маску» - бывшего царя Ивана Антоновича - и привести его к власти, «обличен и винился в изблевании оскорбления величества», за что подлежал четвертованию и отсечению головы. Но Екатерина заменила приговор на «шельмование публично» - гражданскую казнь и ссылку «в Большерецкий острог на вечное житье»). Последний провел в камчатской ссылке уже восемь лет и разработал оригинальный проект бегства с Камчатки в Японию на морской байдаре через Курильские «переливы», в который он и посвятил нового поселенца. После непродолжительной подготовки и этот план рухнул.

Это остановило бы любого, но не Беневского, он упорно искал новые возможности побега, втягивая в свою орбиту все большее количество заговорщиков. Само время торопило Беневского. Дело в том, что существовало право арестанта и ссыльного в случае выдачи своих товарищей, готовящих заговор, получить желанную свободу. Это уже было чревато полным провалом. И он утроил свои усилия.

Уговаривать товарищей по несчастью особой необходимости не было. Большинство из ссыльных были обречены сидеть здесь до конца жизни, которая не обещала быть долгой. Для большей убедительности Беневский и его ближайшие помощники, рассказывая о своих планах освобождения жителей Камчатки от грабежей и жестокости местного начальства, подчеркивали, что намерены создать Остров справедливости, по образу и подобию первых классических социалистов-утопистов Томаса Мора и Томмазо Компанеллы. Это было созвучно и местным алеутам и камчадалам, да и промышленники и зверобои на себе испытали негласно принятый здесь закон Командорского братства, позволявший на необитаемых тихоокеанских островах выжить в суровых условиях, выстоять, победить и вернуться живыми, если жить единой семьей — отказавшись от чинов, сословий и привилегий, как родные братья. Для последних Беневский «подбрасывал» еще и денежный мотив - якобы наличие южнее Камчатки чрезвычайно богатого мехами и золотом острова, где они могут «враз» обеспечить себе безбедное существование.

26 апреля приказчики Торговкин, Кузнецов и Коровин, боясь за свои жизни, пытались донести до коменданта Нилова, что ссыльные готовят «каверзу». Капитан, спьяну ничего не понял и, не разобравшись, приказал доложить обо всем утром в письменном виде. Узнав об этом, «большерецкие сидельцы» поняли, что терять больше нечего.

В ночь с 26-го на 27 апреля 1771 года бунтари захватили Большерецкую канцелярию, убили капитана Нилова, а всех, кто оказал какое-либо сопротивление, арестовали. И вот здесь Беневский проявил себя и как грамотный тактик, и как хороший психолог. Он полностью использовал сложившуюся ситуацию, когда эмоциональный накал бунта будоражит сознание и до отрезвления через горькое и жуткое похмелье еще далеко. Чтобы еще сильнее привязать к себе людей, связанных идеей заговора, он принимает меры, которые ставят их вне закона. Он приказывает вынести из церкви крест и Евангелие и приводит к присяге своих соучастников на верность государю Павлу Петровичу. За день до выхода в море было зачитано и отправлено Екатерине «Объявление». Это был своеобразный на нескольких листах политический манифест с перечислением всех мыслимых и немыслимых сотворимых императрицей беззаконий, который был подписан всеми бунтарями. Этим Беневский сжег за спинами своих товарищей все мосты для возможного возвращения на родину. Необходимо отметить одну интересную деталь: за всю пушнину и припасы из крепостных складов Беневский «расплатился» расписками, в которых именовал себя «пресветлейшей республики Польской резидент и Его императорского величества Римского камергер, военный советник и регементарь».

На захваченном галиоте «Святой Петр» были и те, кто попал на судно как заложник: канцелярский секретарь Нилова Спиридон Судейкин, «шельмованный» казак Иван Рюмин, штурманский ученик Герасим Измайлов и другие. Всех их силой также заставили присягать Павлу Петровичу и подписать «Объявление» императрице.

12 мая 1771 г., предварительно прорубив лед до свободной воды, «Св.

Петр» вышел навстречу своей судьбе. Для понимания, что «сотворили» русские флибустьеры, необходимо подчеркнуть, что галиот после множества крушений и ремонтов был пригоден только для прибрежного плавания. Карт не было. У беглецов оказался лишь отчет об экспедиции в Тихом океане английского путешественника и пирата лорда Ансона.

На его борту находилось 96 человек. Каждый член экипажа занял на судне то место, которое определил ему капитан — теперь уже генерал-поручик, кавалер и тайный советник Мориц Беневский. Иосафат Батурин был произведен в полковники и назначен комендантом, Адольф Винбланд- подполковник, Василий Панов – майор. Ипполит Степанов стал корабельным комиссаром (вот за сколько лет до советской власти Беневский ввел на флоте эту должность). Следователем, судьей и прокурором в одном лице – аудитором стал Петр Хрущов. Максим Чурин получил звание поручика, хотя фактически являлся капитаном на судне. Бывший столичный адмиралтейский медик Магнус Мейдер значился лекарем, а его помощником назначен Турчанинов. (Турчанинов Александр Дмитриевич – бывший камер-лакей императрицы, участник заговора 1742 года с целью возведения на престол Анны Леопольдовны. Елизавета за «призносимыя им великоважныя, непристойныя слова» велела публично наказать его кнутами, вырвать ноздри и язык и сослать в вечную ссылку). Кроме того, были еще две «высоких персоны» — генеральный адъютант, которую занял и бессменно нес «беспородный» промышленник Григорий Кузнецов и канцлер - бывшее второе лицо на Камчатке после Нилова, начальник Большерецкой канцелярии Степан Новожилов. Юнгами при особе его высокопревосходительства стали Иван Устюжанинов, Иван Попов и алеут Захар Попов. Остальным поручались различные роли от квартирмейстеров, баталеров, барабанщиков и пушкарей до матросов.

Плавание с самого начала не задалось, уже через две недели после выхода в море на галиоте был раскрыт заговор. Многие из захваченных в качестве заложников поняли, что они натворили, и были готовы вернуться домой с повинной. Когда корабль стал близ одного из островов Курильской гряды, пятнадцать «дежурных» договорились обрубить швартовы и увести корабль. Опять среди них нашелся предатель - матрос из арестантов Алексей Андреянов. Узнав об этом, Беневский свернул стоянку и приказал расстрелять всех «бунтовщиков», но перед этим устроил для зачинщиков публичное наказание кошками, каждому по тридцать ударов. Часть «заговорщиков» покаялась и вернулась в «нужную веру», часть (штурманский ученик Измайлов и семейство камчадалов Паранчиных, которых Хрущов забрал с собой за долги!) заявила, что лучше умереть на необитаемом острове, но дома, а не на чужбине. За них вступился экипаж, и Беневский, вынужденный еще придерживаться «либеральных ценностей», высадил последних на необитаемом острове.

(Только в августе на этот остров пришли на байдарах промышленники, проигнорировав требования Измайлова доставить его в Большерецк, забрали Паранчиных и ушли дальше на промысел. Целый год русский Робинзон Крузо провел один на необитаемом острове, после чего очередными зверобоями был доставлен на Камчатку. Здесь он тут же был взят под стражу и отправлен в Иркутск на следствие по бунту. Герасим Измайлов содержался под караулом до 31 мая 1774 года! Так российский тайный сыск ответил на его честную службу.)

Чтобы восстановить пошатнувшийся авторитет и утвердить в своих спутниках веру в то, что в других странах их примут как посланников нелюбимого сына Екатерины Павла, Беневский показал своим спутникам «зеленый, бархатный конверт», якобы «за печатью его высочества с письмом к императору Римскому о желании вступить в брак с его дочерью». Шеф мятежников подчеркивал, что именно за это «тайное посольство» он и был сослан, но он сумел сохранить этот «драгоценный залог высочайшего к нему доверенности, который должен непременно доставить по назначению».

На очередном переходе на галиот вновь обрушивается шторм. Плохо закрепленные в трюме грузы сорвались, и «Святой Петр» чуть не опрокинулся. С трудом добрались до острова, на котором жили японцы. Они отбуксировали корабль в удобную бухту, привезли воды, пшена, но на берег не пустили, хотя русские, знавшие по слухам, что японцы допускают в свою страну только голландцев, пытались убедить их, что «Святой Петр» — судно голландское и идет в Нагасаки.

Япония в это время переживала период «закрытия страны» или, как принято в исторических документах, - «жизнь без истории». После подавления Симабарского восстания на о. Кюсю, где особенно распространилось христианство, в 1639 году был издан указ об изгнании из страны всех иностранцев и провозглашена самоизоляция, длившаяся более 200 лет. В порты разрешалось входить только судам китайских принцев и голландцам, помогавшим японской верхушке подавить восстание.

Вскоре «Св. Петр» подошел к о. Сикоку, где наконец получил разрешение зайти в бухту о. Амамиосима. В период стоянки японцы выставляли вооруженный караул на трех лодках и по всему берегу, пресекая любые попытки моряков сойти на берег. Беневский пишет семь писем на имя директора голландской фактории в Нагасаки, в каждом из которых рассказывает о своем бедственном положении и просит помощи как европеец у европейца.

Японцы транскрибировали Беневского в Бэнгоро, добавляя немецкую приставку «фон»: фон Бэнгоро. Его письма за подписями двух директоров голландской фактории и с приложенным сопроводительным письмом дошли до сегуна. Голландцы быстро смекнули, что их монополия оказалась в опасности из-за действий русских, которые настолько подобрались к Японии, что ее берегов достигают даже беглые каторжники на угнанных судах. Они сознательно «перевели» послания Беневского в нужном им плане. Так, в японском переводе одно из «писем Бэнгоро» выглядит следующим образом: « «Государство Рюсу на Камчатке и Куруриису строит крепости, сосредотачивает вооружение. В следующем году они собираются дойти до ближайших к Мацумаэ островов и направить туда корабли. Поэтому Япония тоже должна послать туда корабли, чтобы не допустить их посягательства». Понятно, что «Рюсу» - это Россия, Куруриису – Курилы, а Мацумаэ – Хоккайдо.

Почувствовав неладное, Беневский решил готовиться к отплытию. Японцы начали усиленно уговаривать, чтобы судно простояло еще сутки. Это еще более усилило подозрения команды. А когда при попытке поднять якорь японские караульные пытались помешать этому, Беневский приказал «палить из пушек» по японским лодкам…

Так практически первое столкновение русских с японцами привело к плачевным результатам, а «подправленные» голландцами письма Беневского сыграли важную роль в раздувании первой в истории Японии антироссийской истерии.

16 августа галиот встал на якорь у острова Формоза (нынешний Тайвань). Часть экипажа отправилась на берег за водой. Никаких неприятностей не ожидали, потому что бухту указали сами местные жители и враждебности не проявляли. Беглецы совершенно не подозревали, что у островитян могут быть кровные счеты с европейцами — ведь и португальцы, и голландцы не раз высаживались здесь, убивали людей, забирали в рабство.

На берегу на русских напали. Были убиты Василий Панов, Иван Попов, Иван Логинов, несколько человек ранены (Василий Ляпин, Андрей Казаков, Иван Кудрин). Беневский приказал открыть огонь из ружей, разгромить и сжечь все лодки и «жилища индейцев», а по оставшимся в живых и скрывшимся в лесу, велась «из пушек ядрами пальба». Этим погромом он еще раз повязал экипаж галиота круговой порукой, теперь уже порукой бесчинств и новых убийств.

Похоронив погибших на тайваньском берегу, «Св. Петр» пошел дальше на юг. Снова попали в жестокий шторм, десять дней галиот носило по морю, и никто уже не знал, где находится корабль и куда его несет. Когда шторм утих, берегов все еще не было видно, но тут увидели лодку. В ней был китаец, который указал путь.

12 сентября, ровно через четыре месяца с начала плавания, русский галиот впервые в истории отечественного мореплавания пришел в португальский порт Макао в Китае. (Чурин с Бочаровым положили этот маршрут на карту, которая до сих пор хранится в ЦГАДА, так и не увиденная другими российскими мореплавателями). Насколько сложным был этот переход, говорит тот факт, что из 70 человек, дошедших до Макао, только 8 были здоровы.

В Макао, на удивление, их хорошо встретил сам португальский губернатор. Беневский так вообще съехал с общей квартиры и поселился в доме губернатора. Секрет успеха, правда, раскрылся очень даже скоро — за спиной у экипажа была заключена выгодная сделка и губернатору по сходной цене доставался галиот «Святой Петр» со всем снаряжением. (Опять интересная деталь. Ни в каких исторических документах и материалах следствия вообще не упоминается, сколько ж пушнины вывез Беневский. По самым скромным подсчетам, только в результате компанейского промысла (не считая ясака) в 1770 году на Камчатке было добыто около 10 000 бобровых и лисьих шкур. Около трети из них лежало на складах Большерецка. Представляется, что все, что не смог захватить Беневский, было просто растащено представителями местной фемиды. Поэтому, сколько было вывезено и продано в Макао, навсегда останется тайной. Известно только, что за последующий фрахт французских судов им было выплачено 11 500 турских ливров, неимоверная по тем временам сумма).

Кроме того, памятуя японские события, — еще не исчезла опасность погони, Беневский запретил членам экипажа креститься и представлял последних как венгерских и польских подданных. 23 беглеца болели без всякой надежды на выздоровление. 15 человек (среди которых Максим Чурин, Филипп Зябликов, Александр Турчанинов) умерли от холеры и брюшного тифа, причем большинство из них были вынуждены принять католичество в связи с тем, что в Макао не хоронили некатоликов.

Все это привело к тому, что против Беневского теперь восстала уже вся команда во главе с Ипполитом Степановым. Последний попытался просить китайское правительство (которое в то время поддерживало дипломатические отношения с Россией) захватить Беневского как беглеца, вывезшего обманом людей с Камчатки.

Но нашему герою и на этот раз удалось подчинить взбунтовавшихся своей воле. У всех выбор был невелик: продолжать дальнейший путь с «генералом» в неизвестность или сидеть в португальской тюрьме в Китае.

А пока шли эти дела, команду трепала лихорадка и дизентерия. Климат был влажный, жаркий, непривычный и вредный для северян. Умерло еще несколько человек. Беневский поспешил отплыть из Макао. Сели на китайские джонки, добрались до Кантона, там уже ждали зафрахтованные французские корабли «Ле Дофин» и «Ле Ляверди». Степанов остался в Макао, где и умер интернированным в португальской тюрьме.

Последующее путешествие было трудным. Умер неутомимый бунтарь Иосафат Батурин. На острове Святой Маврикий был оставлен больной камчадал Яков Кузнецов. Мучила жара. Смола кипела в пазах. 16 марта 1772 года корабли пришли на Иль-де-Франс, запаслись водой. Здесь Беневский от французского губернатора впервые узнал историю Мадагаскара.

Именно на этом острове в конце XVII века стали появляться первые поселения, основанные пиратами. (Социологи и историки не балуют вниманием пиратские сообщества, впрочем, как и родственные им разбойничьи или казачьи вольницы, исследуя проблемы утопического социализма. А ведь пиратское общество, как ни жестоко и корыстно оно было, все-таки оставалось наиболее демократичным в то время сообществом, не признающим сословных различий и власти, рожденной богатством.) В этих беседах у Беневского зародилась мысль о создании нового вольного поселения на Мадагаскаре.

Наконец 7 июля 1772 года 40 бывших камчатских острожников добрались до Франции и сошли на берег в городе Порт-Луи, где им «определена была квартира, и пища, и вина красного по бутылке в день».

Беневский становится популярной фигурой во французских аристократических салонах – романтическим героем и славным путешественником. Его команда окончательно определяется со своей судьбой. Через несколько месяцев 12 из них под командой того же Беневского под французскими флагами отправились на завоевание Мадагаскара.

В это время в России Екатерина Великая была по-настоящему встревожена поступившими из Франции сообщениями агентов Тайной канцелярии о том, что Беневский с русскими беглецами готовится к какой-то морской экспедиции. Он единственный, кто знает путь в северо-восточные моря, значит, может провести сюда французов. На Камчатку направляются дополнительно 24 офицера и 200 солдат с соответствующим вооружением. Обер-прокурор Вяземский по поручению царицы дает наставления новому командиру Камчатки, личному ставленнику Екатерины, премьер-майору Магнусу фон Бему: «…французский двор, вооружа для него (Беневского – С. К.) фрегат и малую флотилию, отправляет его с 1 500 человек войска, якобы в Ост-Индию, для завоевания там нового у варваров селения, в самом же деле, по примечаниям, прямое намерение его экспедиции укрывается…», требует принять меры в отношении «всякого чужестранного судна приближении», но хранить в строжайшей тайне все приготовления.

А Беневский на Мадагаскаре основывает свободный город Луисбург. Более того, мальгаши (одно из самых больших местных племен, – С. К.) провозглашают его своим королём(!).

Оставшиеся 17 человек (Спиридон Судейкин, Иван Рюмин, Дмитрий Бочаров, Петр Сафронов, Герасим Березнин, Василий Ляпин и др.) пешком дойдут до Парижа, встретятся там с русским резидентом и 30 сентября 1773 года увидят форты Кронштадта. Екатерина поспешит простить этих людей, чтобы они побыстрее убрались из охочей до политических сплетен и интриг Европы и исчезли бы где-нибудь в сибирской глуши, чтобы Россия и слухом, и духом не ведала бы ничего о Большерецком бунте. Все материалы следствия по ее указанию были изъяты и похоронены в архивах.

Через полтора года пребывания на Мадагаскаре Беневский из-за разногласий с французским правительством бежит в Англию. Через восемь лет бывший русский каторжник опять появляется на Мадагаскаре. На сей раз – под американскими флагами. Он обещает мальгашам освободить остров от французов и обучает их военным маневрам, как учил когда-то камчадалов русскому языку. Некоторое время удача сопутствует небольшому освободительному отряду. 23 мая 1786 г., в момент, когда Беневский в своей крепости Луисбург поджигал фитиль пушки, нацеленной на солдат Людовика XVI, вражеская пуля свалила его наповал. Умер он на руках своего бессменного ординарца Ивана Устюжанинова. (Последний был взят в плен французами и после долгих мытарств в 1789 году все же добрался до России. От Екатерины Устюжанинов получил полную амнистию и скромно доживал свой век в Тобольске в должности конторского чиновника. Он прожил долго, и есть сведения, что от него остались записки. И если они сохранились- им нет цены.)

Сегодня эта история кажется почти неправдоподобной. Но это был первый в России мятеж политических заключенных и первый, задолго до декабристов и народовольцев, силовой протест оппозиции. Этот бунт - предтеча Кенгирского восстания в сталинском ГУЛАГе и голодовок диссидентов в мордовских лагерях при Брежневе.

Беневскому удалось организовать бунт и массовый удачный побег ссыльных за границу — первый и единственный пример в истории каторги и ссылки государства Российского за всю его историю. Все в этом путешествии было первым: сбежавшие с ним заключенные могут считаться первыми русскими пиратами; первый приход русского корабля в Макао, первое пересечение русскими экватора, первый переход русских через Индийский океан.

Побег Беневского и его товарищей, первыми проторивших путь с Камчатки в Китай и обративших таким образом внимание иностранных морских держав на неизвестный им доселе «Восточный океан», явился еще важным событием хотя бы потому, что в конечном итоге привел сюда английские, испанские, американские и французские суда.

Сергей КРЮКОВ