Художник Борис Домашников. Живые встречи

Нина Турицына. «Художник Борис Домашников. Живые встречи»

В ноябре 2001 года мне передали, что со мной хочет познакомиться художник Домашников. А началось с того, что как-то в кругу друзей и близких Борис Федорович стал вспоминать свою молодость, годы учебы:

- У меня был замечательный педагог – Николай Васильевич Турицын, он меня всему научил…

Один из присутствующих сказал, что знает дочь Турицына, и Борис Федорович выразил желание со мной познакомиться.

Это теперь, побывав, уже после его смерти, снова в его мастерской, поговорив  о нем с его сыном, приобретя альбомы с репродукциями  его картин, прочитав воспоминания о нем, встретившись с нашим лучшим искусствоведом Эвелиной Павловной Фениной, понимаешь, знакомство с каким человеком подарила   тебе судьба. А тогда я даже не сразу позвонила Домашникову: после работы ходила на  ежедневные курсы английского языка  и освободилась только в апреле.

 

В ответ на мой звонок он предложил встретиться, а когда я спросила об удобной для него дате, ответил просто:

- Приезжайте прямо сейчас!

Я замялась, и тогда он добавил:

- Я в мастерской весь день. Жду Вас.

Его мастерская  - на первом этаже брежневской 14-этажки, в красивейшем месте Уфы – ее историческом центре, на высоком берегу реки Белой, сразу за оградой парка, когда-то носившего имя Н.К.Крупской, ибо именно здесь  в целях конспирации встречались с членами марксистских кружков находившаяся в уфимской ссылке Надежда Константиновна и  дважды приезжавший в Уфу  В.И.Ленин. Теперь парк носит имя героя башкирского народа Салавата Юлаева.

А рядом – музей писателя Сергея Тимофеевича Аксакова, уроженца Уфы.

Сын художника Виктор провел в большую высокую комнату, где навстречу мне с дивана приподнялся  очень пожилой человек небольшого роста, одетый по-простому в зеленую футболку, опирающийся на палку.

Все стены мастерской увешаны его картинами, на столе – многочисленные художественные альбомы, но разговор он начал с расспросов обо мне и нашей семье, ведь в те годы, когда он учился, было не принято  интересоваться личной жизнью педагогов.

Я принесла ему фотографии папы, а он мне рассказывал о моем отце. Рассказ я воспроизвожу почти дословно, так как  записала его по возвращении домой.

«Это был интеллигентнейший человек. В нем совсем не было  этой… «нахрапистости», он был скромным, по нынешним временам – даже очень скромным. Никогда никого не ругал, был очень тактичным. Замечания делал в виде пожеланий. Но и похвалы его добиться было нелегко!  Меня, например, он  тогда не хвалил.

Он учил нас не только  рисунку, технике живописи, композиции, скульптуре – он учил нас всему. Вырабатывал вкус. Расширял кругозор. В те годы, а учился я после войны, он приносил в класс репродукции художников Возрождения, старых мастеров и даже современного западного искусства (был такой музей в Москве, объединенный в 1923 из двух – собрания Щукина и коллекции Морозова,  а в 1948 ликвидированный; помню папин альбом репродукций этого музея),  что по тем временам было большой редкостью, но зато сразу выводило на другой уровень, открывало горизонты. У него были целые альбомы репродукций, сотни художественных открыток…»

ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ