Будни на обитаемой ангольской станции

Обычные морские будни. Иногда рутина подсвечивается снизу тропическим
сиянием, но – далеко не всегда. Вы хотите себя почувствовать моряком? Тогда
читайте дальше. Один день из судовой жизни.

Судно «Wiggins Tide», Ангола, оффшор.

Утром я возился с гидрофором пресной воды, и под руку попался вахтенный
третий механик. На свою голову я решил спросить его о принципе действия
гидрофора,  этого самого простого устройства, что только есть в машинном
отделении.  Из сбивчивого ответа я понял, что третьего к нам заслали с
другой космической станции, видимо, для того, чтобы выведать у нас наши
секреты. Лучше бы я, как нормальный человек, спросил у ясеня.

Если кто не знает: гидрофор – это

  танк (большой или маленький) под
давлением, в который насос с трудом запихивает воду (или другую жидкость).
Насос туда качает воду, воздух, имеющийся там, выполняет роль пружины, и
вода из танка под воздействием этой пружины  поступает к потребителю.
Этакий гидро-, не поймите меня неправильно, аккумулятор, прошу прощения.

Я не просил третьего объяснить мне суть корпускулярно-волновой теории, не
вытягивал из него таблицу Менделеева наизусть, не пытал у него законов ни
Бойля, ни его друга Мариотта.

Третий, в трезвом уме (нам здесь не дают, гады) и полной памяти что-то
промямлил, но как-то неубедительно. Тогда  я начал задавать ему наводящие
вопросы – просто для того, чтобы он, объясняя мне,  сам понял принцип его
действия. Тут произошло главное событие дня –  сквозь его сомнение и
смущение я услышал, что сжимается в гидрофоре именно вода, поскольку воздух
практически несжимаем. Вы знали об этом? У нас такого раньше не случалось, у
нас на судне раньше сжимался именно воздух, а жидкость принималась в расчет,
как практически несжимаемая.

Когда я попросил его тут же посчитать объем жидкости на одно включение
насоса (зная высоту столба накачиваемой жидкости и диаметр танка), пусть
самым примитивным и приблизительным образом, он впал в ступор. По его
мнению, самым главным шагом, приближающим его к ответу на мой коварный
вопрос, могло стать включение компьютера, в котором есть программа для
расчета объема цилиндра. Да уж.

Так-то он неплохой парень, варит хорошо. Как в старинной песне группы
«Лаэртский бенд»: «Молодой узбек в тельняшке варит палку автогеном, и снопы
горячих искр жгут ему его щетину». Но наш не узбек, он из Севастополя.

Второй механик с третьим только что меняли трубу. Один к одному, если
интересуетесь курсом. А мне понравился их диалог:

 – Куда ж ты вырезал эту прокладку? Она же не влезет!

– Влезет!

– А эту заглушку? Кто же так вырезает заглушку? Она тут не поместится…  – и
тут второй схватил жестяную заглушку и стал резать ее ножницами по металлу.

– Но ведь и так поместится, зачем резать? – тут второй посмотрел на свои
руки, на заглушку, на ножницы, потом –  в глаза третьему,  и произнес
сокровенную фразу:

 – А где же гармония, б….дь?

Сегодня днем приехал еще один инструктор по технике безопасности к нам на
борт. Я не знаю, чем нам мажут судно, но инспекторы по безопасному кексу его
любят со страшной силой. Только неделю назад уехал один, на его место тут же
слетелся другой. Наши тычинки уже не нужно опылять, пишем мы в офис, у нас
уже все более, чем в порядке. А у инспекторов еще пестики не стерлись,
отвечают нам. И в любом случае, чтобы они не бедокурили в офисе, их же надо
где-то держать. Вот мы вам одного и снарядили.

За месяц – это третий инспектор. Где их стругают, какой стамеской? Все из
Египта. Там что, так все безопасно, что они решили дарить свой опыт и свое
видение на безопасность всем остальным?

Сегодня на тревоге, проходившей в 13.30,  удивились даже бывалые. Когда
старпом очень простым, но английским языком, объяснил, как спускать на воду
ПСН (плот спасательный надувной), то двое горячих ангольских ребят-сварщиков
минут пять пытались перекричать всех остальных. Мы ничего не понимайт, моя
голова нихт, поэтому объясните нам теперь на родном, на португальском. Вот
все то же самое, что вы рассказали всем, а теперь еще раз, и на
португальском. Вот мурзики.

Никакие увещевания, уговоры, объяснения того, что английский, а не
португальский, является международным языком, закрепленным в наших
контрактах, и что вести себя так некрасиво, не помогали. Вам после объяснят
товарищи из местных, которые знают, о чем идет речь, и смогут вам рассказать
после тревоги. Нет, хотим, чтобы вы, товарищ старший помощник из Гондураса,
нам лично объяснили.

Да, крику было. Два худых и неумных сварщика. Их даже свои ангольцы
успокаивали, но тех уже переклинило… Им должны, и все тут.

 Если ты не знаешь английский язык, знать который обязан по контракту, то
зачем открывать рот на ширину плеч? И еще нагло предъявлять, чтобы
незнакомый им офицер сразу заговорил с ними на родном португальском? Бывает,
что сделаешь. Чушь, но случается.

 Ну, хоть посмеялись.

Ближе к вечеру мне попался кусочек ветоши. Небольшой белый кусочек
материала, очень мягкого. На белом фоне были нарисованы всякие подробности
кухонного быта: чашечки, блюдца, печенюшки, часы с кукушкой, кувшины,
солонки. Взяв его в руки, я увидел, что это – кусочек детских ползунков.
Этот махонький кусочек ветоши ударил меня под самый дых, исподтишка. Он
напомнил мне моих детей. Я четко увидел себя дома, одевающего ползунки
дочери. Палуба подо мной покачнулась, я отвернулся от остальных, и долго
сморкался, кашлял. Просто чтобы скрыть эти чертовы слезы. Я же большой, да и
начальник. Неудобно, мы же сильные моряки, в конце концов.

Я решил использовать разрешенное сильнодействующее психотропное средство,
чтобы взбодриться – позвонить домой. Хотел услышать о видах на урожай
бобовых в этом году.

Милый голос любимой жены и радостное жужжание полугодовалой дочери  на ее
руках сменялись дикими звуками проносившегося мимо самолета с надписью
«Старший Мышь» на борту. Мышь, то есть, трехгодовалый сынишка, пролетал,
дымясь,  мимо телефона на сверхзвуковой скорости, поэтому шум был слышен
только после мышиного пролета. Также меня порадовали мамины крики «Не ешь
«короед!» (дом не закончили шпатлевать, и пару ведер с рассыпчатым
«короедом» стоит на крыльце), «Иди, рисуй мелками на улице, а не в комнате
на полу!» и «Вытащи изо рта грабли!»

Я был немного удивлен, поскольку рот ребенка до моего отъезда был не столь
вместительным, чтобы в нем помещались грабли. Оказалось, что речь шла о
небольших пластмассовых граблях, выпускать из рук которые он отказывается, и
даже спит с ними. Также он выковыривает из огорода лишнюю траву, помогая
очистить от сорняков наши небывалые гектары, то есть, все шесть имеющихся
соток. Помощник.

Судя по замечательным крикам из дома, весь мир был на месте, кроме меня.

А затем я вернулся в реальность нашей космической станции на ангольской
орбите. Зашел на мостик и чуть не подавился, узнав, что сегодня приезжает
еще один истребитель штурманов и бомбардировщик механиков – безопасный
инспектор Хан. Хан – это его фамилия. Его зовут в народе «мистер Black Out»,
что в переводе с раннего индейского означает  «Великий Властелин
Обесточивания Судна».  Теперь они будут нас опылять вдвоем – предыдущий
инспектор еще не уехал.

 Но о Хане мы расскажем в следующей серии.  Уже ведь стемнело, ночь.