Якутская песня о водке XVII века, или Арыгытчан аллах

Якутская песня о водке XVII века, или Арыгытчан аллах


Вице-губернатор В. Л. Приклонский в 1890-х гг.

www.yakutskhistory.net

 

                                         

В первом выпуске «Живой старины» (1890-й год) на стр. 63—83 помещён первый из серии очерков члена-сотрудника Императорского Русского Географического Общества Василия Львовича Приклонского (1852—1898 или 1899) «Три года в Якутской области» (он был там, начиная с 1881 г.) с приложениями: 125 загадок параллельно на якутском и русском языках (стр. 26—30 следующей пагинации), а за ними на стр. 30—33 сразу же зацепившая меня якутская «Песня про водку», сложенная, как сказано в редакционном примечании после текста, «в первое время доставления в город Якутск казенных спиртных напитков». Значит, её можно датировать 17-м веком, поскольку в ней повествуется о водке, завозимой из Москвы, а уже с начала 18 в., по данным к. и. н. Н. В. Сметневой (www.weblancer.net/download/portfolio/358489/358489.doc), Якутск снабжался хлебным вином, выкуриваемым на сибирских казённых заводах.

Песня была весьма популярна на протяжении почти трёх веков, о чём можно судить по тому же примечанию редакции («...и с того времени перешла к их потомкам — нашим современникам»). И она в самом деле очень богата любопытными конкретными деталями, прекрасно построена, образна, эпична, публицистична, по-северному философична, словом, замечательна и как этнографический и как литературный памятник, и прямо-таки напрашивается в цитаты, рефераты, дипломы и учёные труды разного профиля.

Её безвестного автора или авторов можно сопоставлять и с нашим Венечкой Ерофеевым, и с целым учительно-назидательным литературным направлением в русской литературе середины-конца 18 в. (с той, правда, оговоркой, что якуты тут опередили русских самое малое на полвека), и с раблезианской струёй в более синхронной тут западноевропейской культуре, и, безусловно, со множеством других почтенных национальных эпосов.

Мифолог же отметит очевидные признаки сакральной сущности, свойственные в этой песне водочке — не предмету, а полноценному персонажу, даже героине, которая «высоко зачалась», которую в большей части песни избегают называть по имени, и проч.

В «Живой старине» даны параллельно якутский текст (как сообщает редакция на с. 33, он «верно напечатан по списку, доставленному г. Приклонским») и его перевод, сделанный казаком Якутского полка Н. И. Безносовым. Использовав текст Безносова как подстрочник, я попытался его ритмизировать и сделать немного более удобочитаемым. Что-то, по-моему, удалось, что-то явно нет (ритмического рисунка оригинала, например, не ищите у меня и близко), но особой охоты сидеть над его шлифовкой дальше у меня, признаюсь, нет, и вот почему. Подозреваю, что я, в сравнении с Безносовым, лишь сильнее отдалился от подлинника, напялив на него атрибуты наподобие русской былины или баллады, передвинув на сказовый манер ударения чуть не в половине слов, щедро сдобрив всё чисто русскими идиомами, архаизмами и анахронизмами, и т. п... Ну да — что вышло, то вышло, и да простят меня и якуты и якутоведы, и лингвисты, и читатели!

В частичное искупление этого хулиганства я после своего опыта привожу сканы исходной публикации в «Живой старине».


Е. Ш.





Песня про водку


Бойкой водочку ведь не напрасно зовут!

 Славной водочка ведь не напрасно слывёт!

 И не зря говорят: высоко зачалась!

 И не зря говорят: в естестве родилась!

 Ей в России сок охты настаивали,

 ей в Москве мучны воды наваривали,

 перемешивали, водку делывали!

 По закону её доктора-господа

 перепробовали: ай и зла, и сильна!

 И в высоких палатах показывали,

 и с высокой бумагой казаков звали,

 и команду в густые леса привели.

 В узко собранных штанах,

 да в обтяжку сюртуках,

 фуражки высокие, сапоги сафьянные,

 по дубраве ходючи, добрых выбираючи,

 звонко ударяючи, нужные роняючи,

 стволы рассекаючи, пласти затесаючи,

 складывали — будто песнь, схватывали — как глина,

 скабливали — будто смех, стуживали — как игра.



 Берёзу сбираючи, плоско затесаючи,

 поперёк зарубивши, тесно-плотно сложивши,

 с двух сторон рассверливши, воронку подставивши,

 с громким пожурчанием заливали водочку,

 шконт со стуком забили, сургучом оправили,

 да печать серебряну со орлом оттиснули,

 написали звание: бочка сороковая,

 утвердили грамоткой, как вошло в присловие:

 как шуга заблистала ночным серебром,

 русским жемчугом как понеслась в перекат,

 вольным воздухом вздуло как воды везде,

 по восьми рукавам, с девяти истоков

 государыни-Лены широкой реки,

 тут крепили-готовили судно сильно:

 много листвен на дно, много и на борта,

 трое палуб на нём, якорь знатно тяжёл,

 раздувается парус широким крылом,

 нагружали впритык, ровно ввысь, ровно вширь,

 состояли при том: в благородных чинах

 всем смотритель, да писарь при нём Дураков,

 да из русских ещё: молод-силен гребец,

 бравый кормщик, солдат-часовой, да казак-

 караульный, да бедный крестьянин-пастух, —

 так пустились на милость широкой реки,

 мати-Лены, под ветром пошли по шуге,

 по стремнине неслись, и свернули в конце

 на приветный песок во Якутском краю,

 ночь не спав, днём не сидя, пока не пристав.

 А оттоле старшины с вестьми о купцах

 им навстречу идут, в честь их пушки палят,

 по чинам принимают, да в судный приказ

 о том письменно знать, как должно, подают.

 Груз сперва набивают до верху в подвал,

 а затем в кабаки, бочка к бочке на счёт,

 а из бочек по вёдрам на меру разлив,

 по осьминам лиют, в полуштоф черпают,

 шкалики знай полнят, рюмочки подносят,

 и бокалами тоже черпать не ленят.

 За почтенными стремится, и к богатым тоже льстится,

 с мудрыми поговорит, знатоков оповестит,

 и законника встречает, а и бедного прельщает,

 даже нищего нашла; и в недолги времена

 кто в высоком доме жил — зажил в низеньком,

 а широкий был дом — тех утеснила,

 а украшены кровати переменила:

 не кровать уж, а печь, не подушка — кирпич,

 одеяло-то стало рогожею,

 кушаки шелковы стали тальничной коры,

 а серебряные — конопляными.

 Ах, быстра ж ты, о чудо придуманное,

 не обгонит тебя самый добрый скакун,

 за серебряные деньги покупаемая,

 старшиною в пути препровождаемая,

 да чиновником русским присмотренная,

 с шумом в путь ты пустилася, грозная!

 Пышно держишь путь, диво дивное,

 к цели ревнуя, укрепилася,

 ты и девять улусов заполнила,

 по семи улусам сплошь рысью прошла,

 чтобы ближе стать — к закуске пристала,

 чтобы неспешной быть — наливкою стала,

 чтоб добро разорить — простою стала,

 чтобы ум опьянить — спиртом стала,

 чтоб веселье дать — фруктовой стала,

 чтоб шаманство дать — ромом стала,

 чтобы разум взбесить — вишневою стала;

 в боченке — почетнее, во флягах — слаще,

 в коже — свежее, во штофах — лучше,

 в бутылках — выше, в стаканах — важнее,

 в рюмках же ты благородней-честнее.

 Эт-та-тай, ребята, кругом пошло,

 и щедрее щедрых, и содомнее!

 Уронить вздумала — к картам тут как тут,

 невтерпёж ли ей — содом сделала,

 рассердилася — драка вспыхнула,

 обозлилася — раззорение,

 проходить стала — голова ясней,

 кто бранилися — замирила их,

 кто дружилися — развела тех врозь,

 как пошла во хмель — небо по плечи,

 как во замыслы — море до колен!

 Эх, враждебная! спеша, не торопится,

 убывая, всё крупнее виднеется,

 а теряясь, тотчас поднимается.

 

http://mir.k156.ru/vodka/vodka.html