6 июня – День русского языка. Будем надеяться, что… не последний

Ровно год назад Дмитрий Медведев, будучи президентом России, подписал Указ, в соответствии с которым ежегодно 6 июня, в день рождения Александра Сергеевича Пушкина, должен отмечаться «День русского языка». Каково же нынешнее состояние «виновника» сегодняшнего торжества?

Об этом слушайте и читайте в авторской рубрике Николая Холявченко «ЕСТЬ МНЕНИЕ».

Есть мнение, что русский язык сегодня очень болен. И для того, чтобы видеть это, совсем не обязательно быть лингвистом.

Глядя на всё, что творится в последнее время на родной русской земле, всё чаще вспоминаешь бессмертные слова волшебника русского языка Ивана Сергеевича Тургенева: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, – ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя — как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!»

Эти слова написаны в XIX веке. А сейчас русский язык, эта «последняя поддержка и опора» нации, опасно зашаталась. Изо всех уголков некогда великой Руси слышны отчаянные крики о помощи гибнущему русскому языку. Наша плодороднейшая лингвистическая нива, на которой трудились гиганты мировой литературы, на глазах зарастает чертополохом сквернословия и новояза. Катастрофически сужается ареал русского языка.

Как не вспомнить библейскую притчу о Вавилоне, где люди, утратив единый язык, рассеялись по свету и не смогли реализовать свой амбициозный проект строительства башни.

Вавилонский сценарий был разыгран с абсолютной точностью в нашей стране во времена вселенского бардака, названного одним не очень крупным и умным деятелем – «перестройкой». Тогда в течение всего лишь одного года (с января 1989-го по январь 1990-го) в 11-ти союзных республиках были приняты законы о языке. Русский язык как язык «имперского центра» был поставлен практически вне закона. Это была прелюдия к ликвидации и самого Советского Союза. Политические амбиции оказались сильнее, чем все остальные интересы, связанные с развитием экономики, науки, культуры и т.д.

После тех событий катастрофическое падение роли России в мире, бесконечно затянувшийся социально-экономический кризис, отсутствие ясной программы и политической воли для выхода из застойного состояния признаются далеко не всеми политическими силами страны. Но почти все согласны с тем, что погибает наш русский язык. И его хирение со стопроцентной точностью отражает деградацию государства и общества, хотя мы ещё продолжаем время от времени жонглировать словами о «величии» России, о «светлом будущем» т.д.

Всепроникающая жаргонизация речи, понижающая её культурный уровень, издевательское отношение к русскому литературному языку как результату многовекового отбора выразительных и точных средств словесной материи, в которую вдруг вторгается лексика и фразеология, отражающая аномальную культуру социума (воровскую, уголовную), входящую в противоречие с цивилизованным уровнем языка, вызывают шок и стресс у людей, неравнодушных к родной речи.

И сидеть, сложа руки, здесь не следует никому. И лингвисты, и писатели, и журналисты, и политики обязаны предпринимать усилия для сохранения языка в живом виде, ставить фильтры хлынувшей в него мути и грязи. И читать Пушкина и других классиков русской литературы не только один день в году, как распорядился наш недавний президент – незабвенный Дмитрий Анатольевич.

Вообще, надо сказать, российские кормчие нескольких последних «розливов» в связи с отсутствием у них системного взгляда на вопросы развития государства и его управления предпочитают организацию всевозможных «точечных» акций типа присно памятных «приоритетных национальных проектов».

А ещё, то ли мода такая пошла, то ли необходимость такая появилась (хоть как-то обозначать проблемы, с которыми сталкивается страна), но, если вы заметили, в последнее время каждый новый год стал получать у нас своё кодовое название: «год ребёнка», «год благотворительности», «год семьи», «год учителя» и т.д., и т.п. Правда ни за один из этих временных отрезков государство, обозначив саму проблему, так и не сумело, не только закрыть её, но и сколько-нибудь приблизиться к её решению.

Поскольку наш сегодняшний разговор о русском языке, то вспомним ещё один временной отрезок недавней российской истории – 2007 год. Если кто-то забыл – я напомню, что название он имел «Год русского языка».

Наверное, людям, трепетно относящимся к родному слову, решение о проведении такого года показалось тогда вполне позитивным – чем больше внимания будет уделяться родному языку, тем лучше. Однако было не совсем понятно, почему мероприятие с подобным названием проводилось ни где-нибудь, скажем, на Островах Зелёного Мыса или ещё в какой-нибудь Гваделупе, а – в России? И, самое главное, почему надо было ограничивать это какими-то временными рамками?

Впрочем, на первый вопрос ответ нетрудно найти: сегодня, «благодаря» реформе образования и общему состоянию культуры в стране, наш «великий и могучий» хиреет на глазах. Но, тем более казалось непонятным, почему тому, что является основой Государства Российского, что скрепляет народ и делает его единым, – был отпущен всего лишь год?!

Если всё это затевалось для галочки о проделанной работе, то, наверное, не стоило обрекать себя на непосильный труд в течение, аж, целого года.

Можно было ограничиться кварталом, или декадой, а то и вовсе взять да объявить: на этой неделе, мол, проводится «пятидневка русского языка» – и дело с концом! Дмитрий Анатольевич наконец-то пришёл к выводу, что и одного дня в году будет достаточно.

Я читал кое-что из программы того проекта пятилетней давности, где в частности было написано: «География его будет максимально широка. В течение 2007 года пройдёт более 800 мероприятий в России, странах СНГ и за рубежом. Среди них – выставки и презентации, международные форумы и «круглые столы», конкурсы и интерактивные акции». Звучало всё это мажорно и оптимистично; пресса регулярно знакомила нас с победными реляциями организаторов о выполнении намеченного…

Но внесла ли вся эта суета хоть какие-то улучшения в состояние русского языка, и, наконец, не предполагало ли само название этого проекта то, что с 1-го января следующего года, когда отзвучат фанфары и отгремят литавры по случаю «наведения порядка» в русском языке, можно будет снова изъясняться «на фене»? Но, помилуйте – она и сегодня никуда не исчезла! Бывало, прочтёшь отчёт о проведении очередного мероприятия в рамках «титульного года», утрёшь слезу умиления, выйдешь на улицу, а там, она родная – «феня»! Да такая, что хоть святых выноси!

И никакого тебе осуждения! Ни со стороны общественности, ни со стороны официальных лиц, которые (видимо, в целях сближения с «массами») сами не прочь были «врезать» что-нибудь этакое на сленге или ещё каком-нибудь арго. Достаточно вспомнить знаменитое путинское «мочить в сортире» или несколько утончённое медведевское – «не надо париться». И всё это, естественно, – на всю страну! С телеэкрана!

И коль уж, мы вспомнили это чудо техники, так может, кто-то припомнит и то, что несколько лет назад тоже на телеэкране, а точнее, на канале «Культура» шла программа, которая называлась «Без мата нет русского языка». Именно так – в утвердительной форме, без всяких вопросительных знаков в конце. И вёл её не кто-нибудь, а Михаил Швыдкой, бывший в ту пору министром культуры, а по совместительству подрабатывавший, впрочем, как и сегодня, телешоуменом.

Так вот, в своей передаче про русский мат он, видимо, для того, чтобы помочь телеаудитории «погрузиться» в предложенную тему, с упоением цитировал Бахтина, утверждавшего когда-то, что все мы находимся «во власти телесного низа», а посему, не материться в принципе не можем. Мол, нужно лишь подбирать время и место.

Однако после таких наставлений не всем захотелось утруждать себя поисками времени и, особенно, места. Ненормативная лексика из сугубо бытовой сферы широко шагнула в общественную: так называемый «русский шансон», а, по сути, блатные песни, ареал распространения которых ранее не выходил за пределы «мест не столь отдалённых», не смолкают в радио- и телеэфире; актёры, выполняя волю режиссёров-«новаторов», уже достаточно привычно обкладывают друг друга таким «трёхэтажным», что, кажется, кулисы – и те краснеют; тот же лексикон, да ещё густо сдобренный англицизмами, стал неотъемлемой приметой любой молодёжной компании; русский мат, ценителем которого оказался бывший министр культуры, уже раздаётся из детских песочниц…

Складывается впечатление, что русский язык живёт сам по себе, а мероприятия, проходящие под его эгидой – сами по себе. Так, зададимся вопросом: а нужна ли была вся эта «помпа», да ещё с такими большими затратами на входе и маленькими результатами на выходе? Наверное, всё-таки нужна, если не рассматривать её, как главный и, тем более, единственный рычаг решения проблемы, которую вполне можно отнести к области национальной безопасности.

Когда французы, например, почувствовали засилье английского языка на своей территории, они тут же приняли закон, серьёзно ограничивающий его влияние. Зато вряд ли кто-нибудь слышал, чтобы в этой стране когда-либо проводился «Год французского языка».

Когда французы увидели, что Интернет заполонён сценами насилия, то тут же приняли «запретительный» закон, за нарушение которого установили наказание в виде заключения сроком до пяти лет и штрафа в размере 100 тысяч долларов.

Когда французы, после известных погромов 2005 года поняли, что с «пришельцами» надо наводить порядок, то тут же приняли закон, устанавливающий более жёсткие правила допуска иммигрантов в страну, и в частности то, что отныне любой из них должен сдать экзамен по французскому языку и доказать, что он разделяет ценности Республики. Вот так вот!

А почему мы не можем выдвигать такие же условия перед теми, кто едет к нам «подзаработать»? Не важно – из ближнего зарубежья или из дальнего, на полгода или на десять лет. Попробуйте открыть свою фирму в Америке без знания английского языка. Да что там – в Америке! В Эстонии попробуйте! Вряд ли у вас что-то получится, хоть эстонский язык и не имел никогда таких эпитетов, как «великий» и «могучий».

Почему же мы позволяем заокеанским дельцам открывать здесь свои конторы и брать на работу наших сограждан только с обязательным знанием английского? Что, разве мы к ним приехали на заработки, или всё-таки – наоборот?

Кстати, совсем недавно мой приятель рассказывал, что однажды проснулся в холодном поту, т.к. ему приснилось, что он пришёл устраиваться в одну московскую фирму, хозяином которой оказался китаец, а главным условием приёма на работу было, естественно, знание китайского языка. Приятель порадовался тогда, что это был всего лишь сон, но я немножко испортил ему настроение, напомнив о том, что бывают и вещие сны.

И не исключено, что материализация этого сновидения может оказаться вполне реальной, если мы не прекратим всё в своём Отечестве ставить с ног на голову в неискоренимом желании понравиться Западу. Не лучше ли заняться усвоением его собственных уроков? Уроков самого Запада. Ну, хотя бы тех из них, которые нам демонстрирует поклонница толерантности – Франция?

А так как мы этого до сих пор не сделали, то и лингвистические предпочтения российского общества распределяются сегодня соответствующим образом: оптимисты у нас по-прежнему учат английский язык, реалисты уже изучают – китайский, ну а пессимисты…– автомат Калашникова.