Такой язык был дан великому народу

Поздравляю всех с приближающимся Днем русского языка! 

Случайных совпадений в жизни не бывает. Неудивительно, что моя встреча с авторитетным экспертом в сфере русского языка выпала на 24 мая, День рождения славянской письменности. Я шла на нее с алармистским настроением. Поводов к тому вокруг достаточно.  Нерусские названия магазинов («Springfield», «Janus»), англицизмы телеведущих («Этот человек self-made»!), неподчинение брендов русской грамматике («Купите «Мазда!»). Впору закричать «караул».

Минорный лад моей души, погруженной в раздумья о национальной системе словесного выражения мыслей, на подходе к Институту русского языка им. Виноградова РАН лишь усилился. В узком переулочке, примыкающем к академическому научному гнезду, стояли автобусы ОМОН и автозак с приветливо раскрытой дверью.

Сердце упало. Неужели лингвисты-правозащитники вышли с протестами против нечестного использования русского говора? Слава богу, академический народ развеял мои волнения. Омоновцы страховали не русистов, а торжественное мероприятие в находящемся напротив Института храме Христа Спасителя. Ученые же рутинно защищали кандидатские и докторские диссертации и ничуть не тревожились за судьбу подопечной им сферы.

Год назад Президент РФ, аккурат в дату рождения А.С.Пушкина - 6 июня, учредил День русского языка. Не иначе как послал обществу сигнал о необходимости заботиться о «виновнике торжества».  Как себя чувствует сегодня русский язык, рассказал мне замдиректора, доктор филологических наук Леонид КРЫСИН.

- Развитие языка в разные периоды характеризуется разными явлениями. Период конца ХХ - начала ХХI века выявил два процесса.

Первый связан с наплывом иноязычной лексики. Это вызвано большей открытостью российского общества миру, интенсификацией культурных, политических, торговых и прочих контактов. В глобализирующемся мире английский язык стал средством интернационального общения, поэтому из него к нам просачиваются целые блоки терминологии  (банковского дела, экономики, информационных технологий и пр.).

Англоязычность поощряется и как фактор карьерного роста в деловой и чиновнической среде. Наличие единого языка общения позволяет людям с разными культурными традициями легче находить взаимопонимание. И это хорошо. Но вот с заимствованиями есть перехлесты. Понятно, когда из чужого языка берется то, что нельзя обозначить одним словом в родном. Например, вместо «меткий стрелок» мы используем «снайпер», а вместо «бегун на длинные дистанции» - «стайер». Язык стремится к экономии средств, заменяя несколько  русских слов одним английским.

В случае же, когда заимствованию соответствует одно русское слово, между ними возникает конкуренция и происходит либо вытеснение одного, либо специализация значения иноязычного слова. Например, набившему оскомину термину «эксклюзивный» есть русский синоним – «исключительный». Но он шире по значению. Нормально сказать: «эксклюзивное  интервью», «эксклюзивные условия», а вот «эксклюзивный вкус сыра» - нельзя. Так же, как и  «эксклюзивные свойства какого-то механизма». В последних двух случаях лучше применить «исключительный». Поэтому англоязычное заимствование специализируется и употребляется в более узкой сфере, в меньшем круге словосочетаний. Это проявления внутренних закономерностей языка. Никакой институт, даже академический, не может указать ему:  вот это устрани, а то, наоборот, - введи.

- Так язык – стихия или система?

- И то, и другое. Рекомендации и нормы нужны не языку, а людям. В 2005 году был принят закон о русском языке - в помощь госслужащим, депутатам, журналистам, юристам – то есть тем, через кого осуществляется его функционирование. Это была попытка регулирования использования языка как государственного – в сфере СМИ, судебном производстве, законодательстве и т.п. В нем есть запрет на употребление иностранных слов при наличии русских синонимов. Неплохая мера, но критерии замены размыты, механизмы регулирования не прописаны. В результате, закон не работает. Наши рекомендации депутаты не учли.

В других странах, например, во Франции, подобные законы действуют. Запреты определенные нужны. Например, на употребление нецензурной лексики, которой сегодня просто заполнен эфир. Запикивают? Зачем подпускать к микрофону людей, которые самовыражаются через «выражения»? Раньше нельзя было представить себе, чтобы в публичной сфере с трибуны звучал мат. Желательно запретить использование просторечной лексики в официальных документах или речах.

- К слову, почему так широко распространилась в обороте стилистически сниженная лексика?

- Это связано со вторым процессом – наплывом жаргонной лексики, сленга, просторечия в литературную речь, на страницы печати, в радио- и телеэфир. Тому есть социальные причины. С конца 80-х годов в публичную жизнь и во власть пришло немало  людей, которым органично общаться на жаргоне.

Язык Пушкина для них неродной. Им проще говорить: беспредел, стрелка, отслюнявить. А поскольку они оказались на высоких социальных позициях, то это сразу повлияло на бытовой язык в целом и словарь СМИ. Лексикон уголовного мира прописался даже в речи интеллигенции, представителей власти, начиная с «крутого парня» и кончая …

- …«мочить в сортире»?

- Думаю, что наш президент этим оборотом просто хотел показать, что владеет и такой лексикой. Это был приём. Я не пурист и не отрицаю, что среди жаргонизмов встречаются весьма выразительные средства. Например, тот же «беспредел». На литературном языке – это нарушение всех мыслимых законов и запретов. Согласитесь, так говорить долго, а скажешь «беспредел» или «отморозок» – и всё понятно.

- А что такое «кошмарить бизнес», с точки зрения лингвиста?

- Неологизм. Но в любом случае, выступая с трибуны на всю страну, а то и на весь мир, желательно быть избирательнее в выражениях. Никто не запретит правоохранителям с экранов телевизоров произносить слово «осужденный» с ударением на втором слоге, но грамотный человек должен понимать, что это неправильно. В то же время разные варианты ударения в слове «творог» лежат в пределах нормы.

- Вас как лингвиста не пугает «олбанский» язык пользователей Интернета, где падонак (друг), начальнег (подчиненный), моск кончелсо (устал)?

- Тут два явления. Первое – игра в слово, со словом, его намеренное искажение, что свойственно молодежи. Да и сам молодежный жаргон – не что иное, как сознательное варьирование слов и их значений. А второе явление – просто неграмотность. Интернет в этом смысле вреден тем, что всё позволяет.

- Как влияют на сам язык эти деформации и искажения?

 - Язык - саморазвивающаяся система, которая умеет освобождаться от наносного. Его история за последних два века показывает, что периоды захлестывания языка то галлицизмами, то рабоче-крестьянским жаргоном (сразу после революции 1917 года), ныне вот англицизмами, когда кажется, что он погибнет, проходят, а язык остается. Что-то он усваивает, что-то переформатирует, что-то отбрасывает.

В 20-х годах прошлого века слово «учеба» относилось к диалектной лексике, а литературным было «учение». Деревенским считалось «неполадки», просторечным – «напарник». Если из новообразований «олбанского» что-то очень хорошо выполняет функцию средства общения, то оно может и сохраниться в литературном языке.  А иногда даже очень красивое, хорошее, емкое, выразительное родное слово почему-то отторгается им. Например, «окоём», вытесненное пришельцем «горизонтом». Куда уж прекраснее?! Что око видит, то и ймёт.

Так же бывает и с иностранными заимствованиями, которые порой даже получают в языке временную прописку, а потом выдворяются. Как случилось со словом «суспиция» (подозрение). Оно в ХIХ веке фигурировало в устной речи и письменных текстах, а потом бесследно ушло. Пути языка непредсказуемы.

- Разве не сказывается негативно на общей культуре распространение грубой, вульгарной лексики, мат в устах девочки-подростка?

- Риторический вопрос. Конечно, всепроникающая жаргонизация речи понижает культурный уровень. Литературный язык – результат многовекового отбора выразительных и точных средств словесной материи. И вдруг в нее вторгается лексика и фразеология, отражающая аномальную культуру социума (воровскую, уголовную), входящую в противоречие с цивилизованным уровнем языка. Это шок, это стресс.

Что касается мата, то да, это отдельный пласт языка. В его использовании главное – отношение к нему. Молодежь иногда козыряет этим. А когда делаешь замечание, то слышишь в ответ: «Мы-то что? Вы послушайте телевидение!». И они правы, поскольку телевидение, как самое мощное СМИ, является главным загрязнителем русского языка. Из воспитателя вкусов оно превратилось в развратителя.

Раньше на радио и телевидении были школы дикторов, где отрабатывались правильное произношение, мелодика речи. Известный лингвист Дитмар Эльяшевич Розенталь рассказывал, что за ошибку полагался штраф 3 рубля. За речью очень следили, и ТВ несло в народ просвещение, а сейчас у него главная функция – развлекать.

- Но ведь так не бывает, чтобы культура речи деградировала, а русскому языку всё нипочем, как с гуся вода?

- Паниковать не надо. Но и сидеть сложа руки я не призываю. И лингвисты, и писатели, и журналисты, и политики обязаны предпринимать усилия для сохранения языка в живом виде, ставить фильтры хлынувшей в него мути и грязи. И читать Пушкина и других классиков русской литературы не только один день в году. Меня в минуты душевного смущения сильно ободряют слова Тургенева: «…нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!».