Когда же российский суд станет самым честным судом в мире

Дочь народного заседателя, бывший нотариус, работник ЗАГСа, юрисконсульт на заводе, Евгения Масленникова начала карьеру судьи еще при советской власти и, проработав 18 лет, была уволена. Формальный повод для увольнения — "за волокиту". Но сама Масленникова и многие ее коллеги уверены: ей не простили слишком независимого характера. Самое громкое дело Масленниковой — дело Марины Кольяковой, молодой девушки, обвиненной в убийстве, которого она явно не совершала. Масленникова оправдала Кольякову за отсутствием доказательств, ее приговор был отменен и отправлен другой судье, которая вынесла повторный оправдательный приговор. В третий раз Кольякову все же посадили на 12 лет на основании тех же "доказательств", и впоследствии Масленникова, к тому времени уже уволенная из судей, представляла ее интересы в процессе по УДО в качестве адвоката.

— Найти судей, готовых разговаривать с журналистами, очень сложно. Почти все молчат. Чего они так боятся? Потерять высокооплачиваемую работу?

Любая медаль имеет две стороны. Труд у судей, конечно, адский. Даже не могу представить, как они работают в Москве или Питере с этой огромной нагрузкой — даже в наших небольших городах нагрузка достаточная, чтобы почувствовать все "прелести жизни". Но и зарплата у нас тоже достойная — сейчас я уже точно не знаю, какая, я уже несколько лет не работаю судьей, но судя по тому, что нет желающих покинуть этот пост, она очень достойная.

Вот когда я начинала работать в 80-х годах — попробуй нам что-то скажи или прикрикни на нас. У нас зарплата была 200 рублей, а на заводе получали по 400-500 рублей, и юристы были нарасхват, и если что не так, мы говорили: "Да я завтра заявление положу, и не нужен мне ваш суд, пойду на завод в юротдел, там в два раза больше платят". Судью тогда уговаривали: "Не надо, не уходи, как же мы без вас", — хотя, конечно, могли пригрозить и райкомом. Но во всяком случае за работу тогда особо никто не держался: работы много, зарплата небольшая. Мы были энтузиастами. Сейчас все поменялось. С одной стороны, это хорошо, что зарплата большая, с другой — попробуй кто-нибудь пикни. У нас очередь стоит в судьи: "Не хочешь работать? Иди, другого найдем". Соответственно, попробуй прими решение, которое в областном суде не понравится. Там сразу цыкнут: "Работать не хочешь?!".

— А при советской власти можно было принимать решения, которые могли не понравиться наверху?

Это зависело от многих факторов. У нас был председатель районного суда Болонс Виктор Михайлович, он уже умер давно (изнашиваются люди на этой работе быстро, и он умер достаточно молодым). Все знали, что человек он принципиальный, человек не конъюнктурный, и никто нам (нашему районному суду) никаких указаний сверху не давал. Вот я не знаю такого случая ,чтобы ко мне пришел Болонс и сказал: "Знаешь, надо принять такое решение..." Какое приняла — такое приняла. Когда я выносила первый приговор, я пришла с проектом к Болонсу посоветоваться. Спрашиваю его: "Сколько мне поставить, какое наказание?". Он поднял глаза и говорит: "Женя, ты о чем??? Я тебе могу подсказать, как технически написать, посоветовать, если ты сомневаешься в квалификации дела, но чтобы определить меру наказания??!! Ты же видишь человека в процессе — вот ты и решай". Может, в других местах были другие председатели, не знаю, но мы принимали решения, какие хотели.

— Ну, это вам повезло с начальником. А что партийные власти?

Давить — не давили, но один раз я поплатилась за свое решение. Был конец 80-х. Какого-то пьяницу хотели выселить из квартиры, а я не выселила. Городской администрации понадобилась квартира, гражданин находился в ЛТП, они забрали у него квартиру, распределили ее, а тут выходит человек из ЛТП — а у него квартиры нет. Он обращается в суд. По закону за ними сохранялась жилплощадь, и я вынесла решение его вселить обратно, а мне заместитель горисполкома звонит и выражает свое недовольство: "Как это Вы собираетесь работать судьей?". А я ему по своей молодой ретивости отвечаю: "А мне эта должность не нужна, я себе, если что, другую работу найду, а Вы-то куда пойдете, если Вас не выберут?". Это как раз уже пошли первые альтернативные выборы. И после этого он перестал со мной здороваться, и квартиру, на которую я стояла в очереди, я после этого не получила — стояла в очереди аж до 2003 года. Но вот это я помню единичный случай, а так, в открытую чтобы в то время кто-то диктовал, какое надо принять решение, — такого у нас не было. Сейчас, конечно, совсем другое дело.

— В какой точно момент началось это давление, Вы помните? Когда судьи потеряли ту независимость, которая у вас была, по Вашим словам, еще с советских времен?

Когда председателя областного суда Новикова убрали, а может, он и сам ушел, и на его место пришел Карпов, — наступили другие времена. Я очень быстро почувствовала, что я неугодна, и разговоры пошли, что таких-то судей, в том числе и меня, скоро уберут. У нас тогда еще сменился председатель районного суда. И вот, приходит дело, подходит ко мне новый председатель и говорит: "Вот у Вас дело, этого человека надо посадить". Я была в полном недоумении. Как?! Мы же были развращены той демократией, которая у нас творилась. Для нас это была такая дикость, что нам могут сказать, как выносить приговор. Он говорит: "Это криминальный авторитет". А я ему: "Это что, в деле написано?" — "Нет. Но надо" — "Вот если Вам надо — берите дело и решайте, что хотите, а я что накопаю в судебном заседании, то и будет". И мы еще ухитрились написать коллективное письмо в областной суд про то, что на нас пытаются оказать давление. Из областного суда — а там уже был председателем Карпов — к нам приехал по нашему письму проверяющий и сказал: "Кому не нравится, можете взять листочки, написать заявление и уйти. Мы никого не держим". Уже тогда зарплата судьи поднималась, никто не захотел писать заявление. Но осадочек остался — наш Мценский суд с тех пор стал считаться "неуправляемым", про нас говорили: "Плохой коллектив, их всех надо поменять".

— А что с "криминальным авторитетом" стало? Какой Вы в итоге приговор вынесли?

Никакого.

Дело-то у меня сразу забрали и отдали другому судье.

— Вот Вы говорите про давление. А как оно фактически происходит? Есть какие-то письменные или устные установки? Судей собирают и объявляют, как надо и как не надо выносить решения? Или судьи каким-то образом сами всё понимают без слов?

Напрямую, конечно, никто не скажет: "Делайте так-то", — но стоит областному суду два раза отменить приговоры, например, с условной мерой наказания, как все сразу понимают, что ее не надо применять. Бывает, и напрямую говорят. Мне рассказывали, как одна судья вынесла достаточно мягкий приговор — использовала статью 73 (условный срок), и после этого она пошла в областной суд, и на нее там так прикрикнули, что она чуть ли не в обморок стала падать. Вот теперь докажите ей, что надо выносить оправдательный приговор. Она его вынесет? Да никогда!!! Вот и пошел обвинительный уклон. Теперь, если у подсудимого получается условный срок, он получит реальный, если у него реальный — он получит его по максимуму, и неважно, что за этими скобками.

— В случае с Мариной Кольяковой так и получилось? Ваш оправдательный приговор отменили, потом оправдательный приговор Вашей коллеги тоже отменили. Но ведь третий судья, который дал девушке 12 лет колонии, он же понимал, что он отправляет невиновного человека в тюрьму на 12 лет?

Вообще-то, он неплохой человек, этот судья Рыбалкин. Я за него не могу сказать, что он думал. Мне кажется, он был уверен, что приговор все равно отменят. У нас как-то было такое: пришло автотранспортное дело, там было много трупов, но было очевидно, что виноват потерпевший, а не подсудимый, но поскольку было такое громкое дело, то наверху решили кого-то наказать. У нас ни у кого рука не поднялась, и все судьи вынесли оправдательный приговор: приговор отменяли, но следующий судья опять его выносил. Ну и что? Когда у нас судьи закончились, областной суд отправил дело в суд другого района, в другом районе спокойно осудили. Наверное, Рыбалкин решил, что сделает оправдательный — все равно отменят. Как профессионал он написал этот приговор вполне приемлемо. Если ты захочешь и владеешь этой техникой, то все может сойти. И приговор, видите, устоял. Жалко девочку... Это не она (убила). Там явная судебная ошибка

— Да, вот ваш хороший человек отправил невиновную девушку на 12 лет... Меня всегда интересовало, что думают и чувствуют судьи, вынося подобные приговоры?

Профессиональная деформация... Свежему человеку это ужасно, а у нас, когда каждый день с этим сталкиваешься, то такой остроты нет, что перед тобой человек, его судьба. Если врач по каждому трупу в больнице будет горевать, то он сойдет с ума. И юристы не исключение. Если первый день дрожишь и трясешься: как же так, кого-то взять под стражу, — то потом уже все смотрится не так ужасно, срабатывает уже профессиональное.

— Неужели никогда человеческое не перевешивает? Понятно, что с одной стороны — хорошая зарплата, которую можно потерять, но с другой — судьба человека.

Взять на себя ответственность и лишиться чего-то достаточно сложно. Человек думает о себе, о детях, которых надо учить, о родственниках, которых надо содержать, — это, видимо, перевешивает. Пойти против прокуратуры и назвать черное черным, а белое — белым, — значит вызвать неудовольствие областного суда, и потерять работу и заработок, и отказаться от перспективы после отставки получать не мои жалкие 8 тысяч пенсии, а нормальное денежное содержание. Значит, ты работаешь, но тогда ты поддерживаешь следствие. А на бумаге можно изобразить все, что угодно, и за приговор это вполне сойдет. Хотите покаюсь?

Все-таки большой пресс на судей: попробуйте оправдательный приговор нарисуйте — последуют санкции, и вы можете с работой распрощаться. Никто, конечно, официально не предъявит судье, что он этот приговор за взятку нарисовал. Но последующие десять приговоров отменят, например, из-за какой-нибудь одной запятой, как это было со мной. Вся система так построена: не важно, чем это обернется для гражданина, не важно, как чья-то судьба сломается, важно только, что вор сидит в тюрьме. Что за вор, чего украл, как украл, была ли кража?.. Главное — принцип: раз дело пришло в суд, оно уйдет с обвинительным приговором. Иначе судья — виноват.

Как это решить? Лишить судей зарплат? Я бы не стала. Уж очень у нас большое расслоение: или ты наверху и все можешь себе позволить, или у тебя ничего нет вообще. Если бы было меньше расслоение, как в советские времена... Мы чувствовали себя свободнее, потому что могли найти себе другую работу. Сейчас — по крайней мере в провинции — никакой свободы выбора нет.

— Ну вот Вас уволили без сохранения высокой судейской пенсии — и Вы все же нашли работу и стали, как я понимаю, довольно успешным адвокатом. Как Вам видится судебный процесс со стороны защиты?

Мы защищаем всех — и виновных, и невиновных, и если клиент не признает свою вину, то наша обязанность повторять за ним все, что угодно. Говорит человек, что инопланетяне убили и изнасиловали — и мы будем говорить, что инопланетяне, хотя доказательств его вины может быть множество. Но ведь бывает и так, что и сам вину не признает, и доказательств нет никаких против него. А выходит судья: "Приговор оставить в силе". Хоть какое там красноречие применяй... Адвокаты старой школы могли красноречием, эмоциями, анализом доказательств изменить судьбу. У нас получается, что ни красноречием, ни анализом доказательств ты не можешь ничью судьбу изменить. Ты говоришь, а они между собой разговаривают, или что-то читают, и всем своим видом показывают: твоя обязанность говорить, наша обязанность — слушать, но воспринимать то, что ты говоришь... И не мечтай! А зачем? Все же уже решено.