Страх развала страны – это страх самостоятельности, только и всего

Второй муж моей тещи Юрий Васильевич допустить не мог, что от великой страны, где он живет, отвалится хоть кусочек. Ельцину в вину ставил, что "японские подлодки у наших Курил так и шмыгают, так и шмыгают". Причем между Японией и НАТО для него разницы не было – как и между Калининградом и Владивостоком. Его можно понять: сам он, кроме Ленинградской области, нигде не был, жил за счет тещи. Но поскольку допустить не мог, что баба главнее – прислонялся к стране, как к опоре.

Многие так. Саша Терехов на эту тему (про сделку с империей ради личного бессмертия) написал блестящий роман "Каменный мост" — рекомендую.

Я, в отличие от Юрия Васильевича, по России поездил. Добирался до Хабаровска, Петропавловска, Владивостока, через месяц буду в Калининграде, но полагаю, что и там то же, что всюду, за редчайшим исключением: где нет людей – красиво, а где есть – разбитые дороги, свалки посреди лесов-полей, в городах – страшненькие пятиэтажки, мелкая россыпь по недогляду выжившей дореволюционной застройки, воткнутые посреди этого добра наглые железобетонные домины (ясное дело, элитные). И всюду – грязь, грязь, грязь. Но плохо даже не оттого, что грязно, а оттого, что всюду одинаково грязно и одинаково скучно. Исключений всего три – Суздаль, Петербург, отчасти Москва. На действительно огромную по территории страну.  Хотя не уверен, что великую.

Великое — результат сравнения, соотнесения. Если, скажем, современный пятимиллионный Петербург соотнести с пятимиллионной Финляндией, то обнаружится, что питерский бюджет на 2012 год ($13 млрд) в пять раз меньше бюджета финского. Про дороги, экологию, школьное образование (финское — лучшее в Евросоюзе), продолжительность и качество жизни лучше вообще помолчать. И, если не оглядываться на великое прошлое, то у кого, спрашивается, великое настоящее? А ведь сто лет назад Финляндия была российской провинцией — карельские избы с топкой по-черному, "ливки-ливки", чухна, сельский темный, дикий народ.

И вот Империя треснула, финский кусок отвалился — а где же, спрашивается, кошмар? Независимость Финляндии нынешним русским с северо-запада только на руку: есть где шопингом заниматься, безопасно и с комфортом отдыхать, и даже лететь в европейские города выгоднее через международные аэропорты Лаппеенранты, Тампере или Вантаа. Во всяком случае, пассажиропоток аэропорта в Лаппеенранте за прошлый год вырос на 90,5% (каждый второй пассажир был с российским паспортом), а пассажиропоток "Пулково" – упал на 13,5%.

То есть большое — не обязательно великое. И наоборот. Что, Силиконовая долина – велика по размеру? Что, для величия мужику надо иметь ноги как у слона, нос как у Буратино, а прочее — как у Рокко Сиффреди? Да и распад государств – зачастую меньшая трагедия, чем насильственное сожительство, тут все как у людей. Разделение ЧССР на Чехию и Словакию ничуть не заставило потускнеть Прагу, но заставило сиять Братиславу.

Однако страхи юрьвасиличей, на все лады повторяющих (нередко – с чужого голоса, но чаще искренне), что развал СССР был величайшей трагедией, что призыв "берите независимости столько, сколько сможете" был преступлением, станут понятнее, если обратиться к современной российской парадигме. То есть к внутреннему устройству и к системе взглядов, которые объединяют большое количество людей, делают их нацией (я это слово употребляю в нейтральном смысле, памятуя, что нации могут быть и преступными – как, например, немецкая эпохи Второй мировой).

Эта парадигма есть патримониальная автократия. То есть не просто вертикаль власти, но и право верховного правителя распоряжаться всем имеющимся в стране как личной собственностью.

Патримониальная автократия – старая и достаточно надежная социальная система, вроде "Жигулей"-классики. За 500 лет существования в России она лишь дважды потерпела крах, однако почти сразу – при коммунистах и при позднем Ельцине – проходила ремонт и восстанавливалась (при коммунистах – с диким креном в сторону тоталитаризма). Однако автократия – система чудовищно устаревшая по отношению к либерально-демократической (основу которой составляют вовсе не всенародные выборы президента, премьер-министра или канцлера, а независимое существование земель, графств, кантонов в форме от федерации до конфедерации), как "Жигули" относятся да хоть к Daewoo Matiz.

Автократия давно не обеспечивает прорыва ни в чем – ни в индустрии, ни в науке, ни в медицине, ни в космосе, ни в обороне, ни в агрокультуре. Она как вечно вводимая ГЛОНАСС по отношению к работающей в каждом втором мобильнике GPS. Она даже неспособна связать себя саму сетью автобанов. (В тоталитарной форме автократия способна на прорывы, но лишь на отдельных направлениях и ценой жертв; точнее, ценой одной жертвы, каковой является все население.) Автократия сегодня может комфортно существовать лишь за счет экспорта природных ресурсов в те страны, которые превращают их в технологии.

И вот здесь – для устойчивых доходов от экспорта – чрезвычайно важен размер страны. Потому что если перестанет пользоваться спросом пенька – будем экспортировать уран. Не понадобится уран – есть золото, молибден, апатиты, никель, нефть или газ (нефть и газ дают современной России 40% поступлений). Уменьшится мировая потребность в нефти и газе – будем экспортировать чистую воду.

Чем больше территория, тем больше шансов, что где-то да обнаружится предмет экспорта. Вот почему сохранение территориальной целостности – вопрос жизни и смерти для русского царя. А уж как он, сидя в Москве, замкнет на себе доход от добытого в Апатитах или Ханты-Мансийске – дело политической техники.

Как наивны те, кто считает, что свободные выборы губернаторов послужат процветанию регионов! Отношения Кремля и регионов держатся на финансовой системе трансфертов, сводящихся, грубо говоря, к тому, что деньги из регионов уходят в Кремль и перераспределяются через него. Да будь хоть трижды свободно и честно выбран губернатор — если он не поклонится Москве, у его региона не будет денег на дороги и больницы. И если захочет Москва – губернатор будет ползать перед нею на пузе, как Хрущев танцевал гопака перед Сталиным. Это вам не главы американских графств, муниципалитетов и тауншипов, которые решают местные вопросы без оглядки на губернаторов. Это вам не губернаторы штатов, делегирующие президенту вопросы почти исключительно внешней политики.

В России все принципиальные вопросы регионов решает самодержец в Кремле.

"Пулково" представляет собой дыру, потому что никак не решить, кому из царевых друзей контролировать этот поток.

Втыкать в плоский Петербург небоскреб или не втыкать – решают тоже не в Питере.

Для всевластия самодержцу нужны деньги.

Деньги он может получить от экспорта природных ресурсов, которых у самого Кремля нет; он ничего не производит, кроме власти. Поэтому русский самодержец присваивает сибирские или канско-ачинские ресурсы, а любую мечту о самостоятельности объявляет государственным преступлением – и не без оснований, если государством считать самого царя.

Самодержец маленькой территории, на которой ценного для экспорта товара может не найтись и которая по этой причине зависима от соседей, зовись он Лукашенко или Ким Чен Ын, может быть и страшен, но и жалок, и смешон.

Вот почему русский самодержец будет сохранять то, что он называет "территориальной целостностью" (де-факто — кабалу регионов) любой ценой. Хотя это не помешает ему отдать без объяснений Китаю какие-нибудь бросовые с точки зрения ресурсов российские острова.

Это противоречие – между интересами царя и регионов – по мере отставания России от мира будет только нарастать. Чтобы и правда территориально не развалиться, Россия должна стать из федерации по названию федерацией по сути (или даже конфедерацией, как предлагал академик Сахаров): то есть регионы должны сами совместно решать, сколько денег и на какие нужды они согласны выделять Кремлю.

Но это уже другая страна, другая парадигма, другая история, другой народ и другая ответственность. В том числе и персональная, потому что в этой стране нельзя будет свалить на Москву местные беды.

Страх развала страны – это страх самостоятельности, только и всего.

Боящиеся люди согласны жить в грязи (о том, чего еще они боятся, читайте здесь).

Но, господи, как же это достало! В грязи, без дорог, в вечной плебейской злобе на соседей, густо замешанной на зависти, в вечной кичливой гордости за прошлое… И никогда – за настоящее.

Дмитрий Губин,