Чегетская история.

На модерации Отложенный

 Михаил Хергиани.

ВАЛЕНТИН ЧАНЦЕВ. ЧЕГЕТСКАЯ ИСТОРИЯ

История о том, как я внес свой посильный вклад в окончательный разгром дивизии «Эдельвейс» на Кавказе.

Горнолыжный бум

В шестидесятые годы прошлого столетия СССР охватил горнолыжный бум. Примерно тогда же появились в Союзе первые отечественные горные лыжи – «Львив» и «Карпаты». Это были обычные деревянные лыжи, немного усиленные металлическим кантом. Их называли презрительно – дрова, однако именно эти лыжи в силу своей дешевизны сделали горнолыжный спорт в стране Советов доступным практически любому желающему. Особенно увлекались горными лыжами молодые ученые, послевузовская молодежь, студенты, причем, вне зависимости от пола, и мужчины, и женщины.

Почти одновременно, появились на горных склонах и более совершенные польские металлические, клееные лыжи. Они были дороже, купить их было не так просто, поэтому поначалу ими владели немногие. Избранные же, те, кто бывал в зарубежных командировках, привозили из-за границы импортные лыжи – «Kneisel». Качества они были отменного, но и стоили столько, что далеко не каждый мог их себе позволить.
Лыжи были действительно хороши, среди горнолыжников даже ходила легенда, будто фабрикант, на чьих предприятиях выпускали эти лыжи, публично пообещал тому, кто принесет ему хоть одну сломанную лыжину, подарить бесплатно пару новых. Говорили и о том, что пока никому так и не удалось воспользоваться этой заманчивой льготой.
Со временем, люди жили все лучше, хороших дорогих лыж на склонах появлялось все больше, и что бы, ни говорили сегодня о нашем времени, на горных лыжах в те времена катался каждый уважающий себя молодой человек.
Даже в Москве воскресные электрички, идущие с Савеловского вокзала, были битком набиты любителями горных лыж. Меккой московских горнолыжников стала подмосковная станция Турист. Ехали целыми компаниями, с гитарой, с песнями, которые тут же и сочиняли. И, конечно, лучшим из поэтов был для нас Юра Визбор. Замечательное это было время!
Апогеем этого горнолыжного бума стало создание в Приэльбрусье, в поселке Терскол на горе Чегет горнолыжного комплекса с кресельными подъемниками, а также строительство из стекла и бетона ультрасовременной гостиницы «Иткол».
Помню, ринулись тогда в Приэльбрусье толпы горнолыжных «фанов», «чайников» и «пижонов». Причем, не только отечественных. Приезжали к нам в Советский Союз и любители горных лыж из-за рубежа, практически со всей Европы. Конечно, иностранцы выделялись на склонах своим снаряжением, яркими костюмами. Но в мастерстве мы не уступали им.

Школа выживания

История моего приобщения к горнолыжноиу спорту тоже довольно любопытна. До этого я, конечно, съезжал с гор, уверенно держался на склоне, но одно дело горы под Москвой или невысокие склоны на Кавказе, и совсем другое дело Чегет. Впрочем, все мы когда-то бываем начинающими. Так вот, в один из первых своих приездов в Приэльбрусье, помню, встретил я на Чегете своего давнего приятеля – Витю Филькина. Летом, дома, мы с ним нередко вместе катались на водных лыжах. Оказалось, Витя приехал в Приэльбрусье судить первенство Советского Союза по горным лыжам. Судей, как обычно, не хватало, и Виктор попросил меня помочь, – на время соревнований побыть судьей на трассе. Я согласился. Подумал: чтобы стоять на трассе вовсе не обязательно самому быть асом. Я же только судья!
В том, как сильно я ошибался, убедился в первый же день, когда нас всех подняли наверх, на склон.
Я-то вроде и не новичок, но вниз с этого крутого склона мне было страшно даже смотреть! А ведь нас не просто подняли наверх стоять, – каждому дали по охапке палок, и с ними нужно было идти вниз, размечать трассу. Сегодня могу признаться, – крутизна была такая, что я и без палок-то не знал, как съехать!
Как спустился в первый раз, сам не понял, даже испугаться не успел. А нас тут же опять поднимают наверх, и снова каждому охапка палок! И снова на склон, на трассу, и так все три дня подряд.
Когда к концу третьего дня я обнаружил, что спускаюсь с этого ужасного склона и с охапкой палок, и без нее, и при этом умудряюсь получать несказанное наслаждение от этого спуска, я понял, что, научился кататься по-настоящему. Такая вот была суровая школа выживания. К слову сказать, с этого года я уже каждый год выезжал судить первенство Союза. Там собирались замечательные люди, влюбленные в Кавказ, любящие скорость, риск, друзей и наши замечательные песни. Кстати, там же, на Чегете, познакомился я и со знаменитым альпинистом-скалолазом Михаилом Хергиани.

Михаил Хергиани

Михаил работал зимой инструктором, – обучал «чайников» горнолыжному мастерству. Сам он великолепно владел техникой спуска, оставаясь при этом великолепным скалолазом. Однажды, по нашей просьбе он показал нам свое искусство. Иначе я это и назвать не могу. По вертикальной, почти гладкой скале, распластавшись вдоль стены, он легко поднялся на несколько метров в высоту, буквально прилипая к скале, и также легко спрыгнул вниз.
Пальцы у него на руках были сильные, как когти тигра. Михаил Хергиани семь раз становился чемпионом СССР по скалолазанию, а за своё умение с невероятной быстротой проходить сложные скальные маршруты он получил от английских альпинистов прозвище «Тигр скал».
Вместе с тем Михаил был очень скромен, не заносился, был всегда доброжелателен и приветлив. Было забавно наблюдать, когда этот легендарный человек сидел с нами за одним столом за завтраком и ел манную кашу.
Еще одна замечательная черта Михаила Хергиани, - умение держаться с достоинством. Невозможно было даже подумать о малейшей фамильярности по отношению к нему. Так умеют себя вести потомственные аристократы, воспитанные на вековых традициях рода, но ведь Михаил был простой сванский парень. Это достоинство было у него в крови.
Погиб Михаил Хергиани в июле 1969 года. Это случилось на севере Италии, в Доломитовых Альпах. При восхождении по стене пика Су-Альто 4 июля 1969 года неожиданно начался камнепад. Как писали тогда в газетах, один камень сбил идущего в связке первым, Михаила Хергиани, другой – перебил веревку, соединявшую его с находившимся в это время за выступом Вячеславом Онищенко. Пролетев вдоль стены и по кулуару около 600 метров, Хергиани разбился…
Он был действительно выдающийся альпинист, один из ведущих восходителей мира, многократный чемпион СССР по альпинизму и скалолазанию, Заслуженный мастер спорта. Прошло много лет, но у меня до сих пор сердце сжимается, когда я вспоминаю об этой трагедии.
Ну а в то время, о котором я рассказываю, Михаил был еще с нами, и все мы были беззаботны и счастливы.

Легенды и быль Северного Кавказа

Война была еще свежа в памяти, она безжалостно коснулась каждого из нас, в том числе и жителей Кавказа.

У меня же, был в те времена один очень хороший знакомый из местных жителей, – балкарец по национальности, Джамал Залиханов. Жил он в Баксанском ущелье. Сегодня мы уже все знаем, что балкарцы, как и некоторые другие народы Кавказа, были во время войны депортированы в Казахстан, но никто не вспоминает и никогда не говорит о том, почему это было сделано. Вот что рассказывал нам Джамал в начале 60-х. По его словам, когда наши войска отступали по Баксанскому ущелью под напором превосходящих и в силе, и в снаряжении гитлеровских войск, – горной дивизии «Эдельвейс», одна из наших отступающих групп остановилась на ночлег в ауле Эльбрус. Не буду вдаваться в исторические подробности событий военного времени, потому что лишь воспроизвожу, рассказанное мне Джамалом. А, по словам его, один из наших солдат, якобы, обидел жительницу этого аула. Было там что-то на самом деле, или нет, сегодня уже не узнает никто, но факт остается фактом: ночью всю группу спящих советских солдат кавказцы вырезали. Джамал, рассказывая нам об этом случае, ссылался на неписаный закон гор: за обиду – кровь. Страшно даже подумать, что было бы, если бы власть действовала в рамках уже упомянутого «закона».
Событие, конечно, чрезвычайное даже для мирного времени, а тут – война идет ни на жизнь, а на смерть, фашисты наступают на всех фронтах, фашистский флаг на Эльбрусе, и… вдруг – гибель целого отряда… да еще от рук своих. Описанный случай стал поводом для переселения. Во избежание подобных инцидентов впредь, балкарцев депортировали в Казахстан. Не знаю уж, насколько все это верно, но так мне рассказывал Джамал. При этом присутствовали его мама и его сестра…
Тогда же познакомил меня Джамал и со своим двоюродным братом, которого звали Шарап. Шарап работал контролером на подъемнике, и по утрам, когда на подъемник выстраивалась огромная очередь, иногда пропускал меня без очереди, а то и вовсе бесплатно.
Ездил я на Чегет много лет, каждый год, и однажды, когда я уезжал, Шарап попросил меня в следующий свой приезд привезти из Москвы красивую трость для его отца…
Помню, когда спустя год, я снова поехал в горы, и, не подумавши, привязал трость к своим лыжам, всю дорогу наши ребята надо мной потешались, говорили, что это я такой предусмотрительный, что даже трость везу для себя «на всякий случай».
Впрочем, этот «случай» на кавказских склонах был очень даже реален. На Чегете и в самом деле каждый день два-три лыжника ломали себе ноги. Говорили, что в местную больницу, в Тернауз, привозили на сезон два вагона гипса, и его едва хватало на всех. Кстати, принимали в местной больнице тогда всех, и лечили совершенно бесплатно. Нынешних проблем у нас не было.

«Эдельвейс»

Помню однажды, одновременно с нами прибыли в Приэльбрусье по путевкам ветераны гитлеровской горной дивизии «Эдельвейс». Той самой горной фашистской дивизии, что воевала во время Великой Отечественной войны в этих местах, и которая тогда же установила на Эльбрусе свое знамя. Некоторые из немцев имели тяжелые военные увечья. Кто-то был без ноги, кто- то без руки, но все они уже тогда имели отличные протезы.
Были среди «стрелков» и сравнительно молодые люди, лет по 40. Днем «горные стрелки» толпой бродили по окрестностям, а вечером собирались в баре гостиницы, сдвигали столы, пили вино, пели свои песни. Подвыпив, они брали друг друга за плечи и ритмично раскачивались в такт песне. Естественно, что нам, советским туристам, это ужасно не нравилось. Ведь, несмотря на свою молодость, все мы очень хорошо помнили эту войну, и практически все на себе испытали горести принесенные ею.
Чтобы как-то остановить этот «фашистский концерт», унять егерей «Эдельвейса», мы просили бармена поставить погромче пластинку с песней «Вставай страна огромная», или с «Бухенвальдским набатом», и сами начинали дружно подпевать пластинке. Бывало, что к нашему хору присоединялись и другие посетители бара. Ветеранам горной дивизии это, конечно, не нравилось. Они быстро сворачивали свое застолье и уходили.
В один из таких вечеров, мы с моим приятелем и с двумя знакомыми девушками сидели в баре гостиницы, – я учил своих друзей пить чистый неразведенный спирт. Сам я этому научился в своих многочисленных командировках, в которые нам, молодым специалистам, приходилось выезжать довольно часто. Делается это так: сначала нужно задержать дыхание, и проглотить спирт. Затем, все еще задерживая дыхание, надо запить его водой, и сделать медленный выдох.
Ну а высший класс этого «мастерства», это когда ты, не запивая водой, делаешь осторожный медленный выдох и затягиваешься сигаретой. Помните, как это делает Маэстро в фильме «В бой идут одни старики»?
Так вот, мы сидим, обучение проходит успешно, настроение у нас отличное, девушки наши не отстают от нас.
А рядом, за соседним столом, расположились ветераны дивизии «Эдельвейс», наблюдают за нами. Впрочем, не столько за нами, сколько за нашими девушками. Стоит нам в очередной раз поднять стаканы, как подбегает к нам один моложавый ветеран и приглашает танцевать одну из наших девушек, видимо понравившуюся ему.
Сначала мы просим его по-хорошему не мешать нам, но он не унимается. Причем, подходит каждый раз именно в тот момент, когда мы поднимаем стаканы.
Наконец, уже после третьей попытки я, уже довольно захмелевший, говорю ветерану:
– Немен зи платц, – что по-немецки означает приглашение присесть на стул.
Ветеран охотно садится, я наливаю ему грамм 50 чистого спирта, говорю:
– Тринкен зи бите!
Что означает, – «пейте, пожалуйста».
Горд своими лингвистическими познаниями, жду.
– Вас ист дас? – испуганно вопрошает ветеран.
– Дас ист рейне шнапс!
Это чистый спирт, говорю я.
– Найн, найн, – испуганно отказывается ветеран.
Тогда я прошу девушку, которую он приглашал танцевать, показать ему как у нас это умеют делать наши простые советские девушки.
Девушка успешно демонстрирует свое «умение», видно, мои уроки пошли впрок.
– Видерхолен! – «повторите», предлагаю я ветерану.
Ветеран обреченно вздыхает, выпивает спирт, и, даже не запив водой, тут же встает и поспешно уходит из бара.
Больше он нам в этот вечер уже не мешал.
Встретил я его только вечером следующего дня.
Видимо, с головой у него было не все в порядке, потому что, увидев меня, ветеран схватился за голову и воскликнул:
– О, майн копф! Майн копф! – что означало – «о моя голова!»
Моя же голова, как и головы моих товарищей, были в порядке, весь день мы провели на склоне, немец на некоторое время был обезврежен, поэтому я чувствовал себя победителем.
Так я внес свой запоздалый, но такой для меня заметный вклад в нашу Победу над дивизией «Эдельвейс» на Кавказе!