Прощай, учитель.

На модерации Отложенный

Выпускные, на носу выпускные. Школа напоминает о том, что впереди лето. Странно, но лето кажется прям-таки опоясано школой. В этом глубокая символика - ядро жизни и цветения, драгоценный камень лета в оправе осенне-зимне-весенних будней школы. Лето как праздник посреди них. Вечный бег жизни: детство, юность, зрелость старость. И каждый раз переживаешь это по-новому - как ребенок, как родитель, как бабушка или дедушка. Первый раз изнутри, второй - со стороны, умиляясь, проклиная, ворча, но со стороны, а, значит, отстранено, лишь вспоминая те самые мгновения, когда время бежало именно так, через школьные будни к празднику лета. И конечно, в памяти всегда остается тот момент, когда этот бег останавливается и переходит в самое яркое воспоминание, в финальную точку, в конец - выпускной.



Кто-то переживает его один раз - в школе, кто-то дважды - еще и в вузе. А у кого-то выпускные так и не становятся воспоминанием, не становятся чем-то внешним, переживаемым через воспоминания и сопереживания. Есть такие люди, для которых выпускные - это вечный бег жизни, не завершающийся собственным окончанием школы - это учителя.
Кому еще ныне может быть так знакомо щемящее чувство расставания, прощания, столь редкое в наш век, как учителю. Но, кажется, это только в идеале, кажется, и это стало уделом немногих из них. Учителей лишили даже этого щемящего чувства расставания, с одной стороны  отодвинув от радости успеха и горечи поражения, которое можно было ощутить на экзамене, с другой - заставив разменять светлую печаль расставания, этот светлый момент жизни на крикливую суматоху и толчею.
Бесчувственность, отупение, опустошение стыд - вот что чувствуешь ныне вместо радости и затаенного, неописуемого чувства, утраты и обретения пополам, чувства, знакомого, наверное только тем, кто сделал что-то большое и важное, тем кто пустил новый корабль в большое плавание.


Это чувство благоговения, надежды, печали, растворилось, пропало, его обрезали в душе многих учителей. И это неудивительно. Ведь школа перестала быть местом жизни, из строгой оправы лета, но части жизненного круга она превратилась в удавку, в механизм, в ошейник, стискивающий и стягивающий все живое и свободное. Школа не только не обрела, как мечтал Розанов, но и потеряла всякую надежду на обретение сердца. Живое человеческое общение, разговор в развернутом таком гадамеровском понимании, как общение душ, как нечто целостное и объемное, возвышающее и просветляющее пропал из школы, заменился формальным взаимодействием получателя образовательных услуг и приказчика в образовательной лавке, ловкого или нерасторопного, ленивого в зависимости от обстоятельств. Да, могут быть шутки, смех, панибратство, но нет того общения, о котором в памяти ученика и учителя незаживающая отметина, которая позволит сказать на склоне лет сказать подобно Пабло Неруде: "признаюсь, я жил..." Нет воспоминаний в высоком человеческом смысле, а не в обычном ныне анекдотическом. Обмеление чувств, обмельчание натуры. И ресторан,анекдоты, столы,  наряды, вино, в котором тонет главное.
Прощай учитель. Прощай, глупое,нищее, оболганное и мелкое существо, заполонившее школы. Прощай человеческое убожество, каким тебя хотел видеть Толстой и каким ты стал по завету наследников его.
Прощай и ты, чудак, чего-то требовавший от нас, надоедавший своими дурацкими советами и нравоучениями.