O чеченцах и латышах.

Так уж вышло, что в последнее время судьба меня свела со многими людьми чеченской национальности. Уже можно сказать, что я знаком со многими. Я встречался с ними как здесь, так и в Москве, и в других странах, и чем больше я узнаю чеченцев, тем чаще мне приходится думать о латышах.

23 февраля 1944 года Сталин отправил в ссылку и разбросал по Сибири, Киргизии и Казахстану весь чеченский народ. Не так, как это было в случае с латышами – большую часть народа, а весь народ.

Хотя точные цифры неизвестны, считается, что при высылке в наиболее жестокий февральский мороз, и в первый год ссылки погибло около 40% всех чеченцев. Чеченцам разрешили вернуться в родные места во время хрущевской оттепели, в 1956 году.

По данным переписи населения 1959 года в Чечне в это время было 238 000 чеченцев. В соответствии с теми же официальными данными переписи населения, в течение тридцати лет чеченцам удалось в три раза увеличить численность свого народа, и по результатам переписи населения 1989 года чеченцев было уже 715 000 человек.

Эти цифры выглядят странно, и сами и чеченцы объясняют это своим категорически отрицательным отношением, как к советской власти, так и к таким процедурам, как перепись населения, которая саботировалась в массовом порядке. По мнению чеченцев, из ссылки они вернулись в количестве уже более полумиллиона, и до войн с Россией в девяностых годах численность населения достигла почти миллиона.

В действительности в отношении главного вопроса  обе версии сходятся, а именно, в обоих случаях это указывает на значительные темпы естественного роста численности населения.

Во время двух жестоких и кровавых войн с Россией в девяностые годы, по различным оценкам, снова погибло, по меньшей мере, 200 000 чеченцев. Однако сейчас, в соответствии с официальной информацией, в Чечне проживают 1 200 000 чеченцев, а именно, больше, чем когда-либо за всю историю чеченского народа. Еще, по меньшей мере, сто тысяч чеченцев разбросаны по миру, образуя сильные и сплоченные общины.   

Даже если эти последние официальные данные являются результатом манипуляции, чтобы скрыть последствия, оставленные войнами между Чечней и Россией. Так или иначе, очевидно, что даже в разбомбленной Чечне – без воды, электричества, тепла и полноценного питания, на фоне постоянных чисток, арестов и насилия российской армии – у чеченцев родилось намного больше детей, чем за то же время в государстве-участнике Европейского Союза и НАТО – Латвии.

На этом фоне латвийские дебаты о том, какое пособие, какие скидки, какие льготы помогут лучше решать демографические проблемы Латвии, звучат трагикомично.

Пули свистели над головами чеченцев, а они в разбомбленных домах, не зная, не уведут ли завтра отца и не расстреляют ли его только потому, что он чеченский мужчина, рожали детей, и рассказывали им вместо сказок о том, что означает быть чеченцем – представителем непобедимого и несокрушимого народа, из незанятого поселка, с улицы, на которой никогда не будет ни одного предателя, из семьи, в которой каждый в любых обстоятельствах будет готов умереть за своего родственника.

Быть чеченцем – значит иметь мощный код, выжженный в мозгу и в душе каждого чеченца особым цветом. Вы понимаете, о каком цвете я говорю. Сравнение наших двух малых народов шокирует.

Латыши по сравнению с чеченцами пострадали намного меньше от сталинских репрессий, а то, что происходило в девяностые годы, даже сопоставлять неприлично.. Однако, тяжелая судьба латышей, воспоминания, памятные и траурные дни, несправедливость, которую мы терпели от всех, включая наших собственных вождей – это тот код, который мы в особо выработанных формах храним в своем сердце для своих так и нерожденных детей.

Я не встречал ни одного чеченца, у которого имелись бы хоть малейшие сомнения в отношении выживания чеченского языка или культуры, существовании народа, проникновении информационного пространства инородцев, в отношении всего того, что так пугает латышей. Чаще всего вопросы на такие темы либо неправильно воспринимаются, либо вызывают недоумение. Как что-либо такое может произойти с чеченским языком или культурой?

Такая мысль чеченцам совершенно чужда, и разговор обычно переходит на то, что: мы (чеченцы) со времен средних веков более трехсот раз в различных войнах воевали с Россией и любым другим врагом, и если потребуется – будем воевать еще столько же, но чеченский народ покорить невозможно.

Надо отметить, что во всех этих войнах чеченцы сражались против врага, обладавшего громадным преимуществом, и мне очень трудно объяснить своим чеченским друзьям, привести аргументы, руководствуясь которыми латыши не сопротивлялись оккупации Советского Союза и отдали свою независимость без единого выстрела, в отличие от чеченцев или тех же финнов.

Сколько раз вообще латыши воевали?

Сами организовались и под собственным руководством  боролись за свою свободу с врагом, обладающим мощнейшим перевесом, боролись не на жизнь, а на смерть, возможно даже без всякой надежды на победу, а лишь для того, чтобы честь народа не была растоптана, чтобы самоуважение народа не было уничтожено, чтобы не была запятнана память предков?

Если не считать совместную победу жемайтов и земгальцев в болотистом Солнечном краю в 1236 году, то латыши воевали один раз – против Бермонта, и этот достойный поступок позволил создать свое государство.

Латыши не воевали с Советским Союзом и потеряли свое государство. Именно этот позорный факт является той исторической травмой, вследствие которой столь болезненными стали все вопросы, связанные с русскими и оккупацией. Мы не воевали, мы испугались, мы позорно подчинились решениям сильной власти, не оказывая никакого сопротивления, поэтому для нас чрезвычайно важно, чтобы никто не сомневался, что это в действительности являлось настоящей оккупацией. Поэтому нам так трудно простить. Ибо можно простить обиду, которую нам причинили, но простить собственную слабость очень трудно. Поэтому мы и не можем перевернуть страницу. В отличие от тех же финнов или чеченцев, мы не можем переключиться на будущее, на использование возможностей, на огромные возможности для торговли и бизнеса, которые среди прочего открывает мир (или перемирие) с бывшим неприятелем и которые позволяют укрепить свое государство, накопить силы, богатства, без чего никакая война с неприятелем  невозможна.

Я думаю, честным будет признать, что латыши были готовы сражаться и во время баррикад в 1991 году. В некотором роде и сражались, и на этой войне были павшие. Такой достойный шаг позволил восстановить независимость. И это все, хотя, очевидно, что латыши не такие уж плохие воины. Мы доказали это, сражаясь в армиях различных оккупантов и в чужестранных армиях. Некоторые до сих пор продолжают думать так, как им внушили оккупанты, а именно, что борьба шла за свободную Латвию.

Эту легковерную глупость, элементарное попадание на крючок хитрых лозунгов, разработанных политотделами чужих армий, и лжи, приведенной в нескольких дешевых листовках, кое-кто считает даже достойным уважения.

Да, мы очень отличаемся от чеченцев. Почему? Как это возможно, что два народа могут так отличаться? Что определяет отличие? Я не знаю, но ясным кажется одно: если в нашем характере, в нашем привычном воспевании своей боли и утрат, в восприятии себя в качестве жертвы и сиротки что-то не изменится в том направлении, которое нам указывают народы, подобные чеченцам, никакого будущего у латышского народа действительно нет. Чеченцы, в семьях которых пять и семь детей, через пятьдесят лет снова удвоят свою численность (у чеченцев принято считать, что идеальная семья та, в которой пять сыновей и две дочери), а латыши закончат работу над самоуничтожением. Нас уж точно будет меньше миллиона, и сколько из них в Латвии, лучше и не говорить.

Я спрашивал у чеченцев, как они объясняют такие отличия, в чем они видят причины этого? Мы беремся за руки и в радости, и особенно в горе. Мы просто держимся вместе, сказали мне.

Да, я думаю – это правда. Латыши, несомненно, умный и талантливый народ, и воины не хуже чеченцев, я ничуть не сомневаюсь в этом, но мы ничего не умеем делать сообща. Сотрудничать.

Зато бы умеем бороться друг с другом, нападать на своих лидеров и выдающихся личностей. У нас каждый, кто немного поднялся над серой посредственностью, чего-либо достиг, становится врагом своего государства и народа. Раньше или позже его уничтожат, растопчут СГД (Службы госдоходов), БПБК (Бюро по предотвращению и борьбе с коррупцией), соответствующие журналисты и партии. Найдут какую-либо ошибку, какой-либо порок, какую-либо слабость и станут радоваться, восклицать, гримасничать и покарают самым суровым образом.

Не дай Бог, если он еще интересуется политикой, а именно тем, как помочь Латвии. Тогда и до тюрьмы недалеко. Если взглянуть на последние двадцать лет, то из тех латышских лидеров, которые восстановили это государство, которые добились вступления в Европейский Союз и в НАТО, почти никто не избежал презрения своего народа. Как и никто из них не избежал осуждения и преследования со стороны посредственностей, которые сами никогда ничего не создали. Мы усвоили весьма надежный рецепт истребления.

Хорошая весть состоит в том, что время еще не упущено. Как показывает пример чеченцев, удвоить численность своего народа можно относительно быстро, просто что-то должно измениться в мышлении. Подумаем об этом.