Русский путь

Как известно, Россия – страна с непредсказуемым прошлым. Что нам завтра преподнесут в качестве нашей истории – неизвестно никому. А покуда мы оказались разом и без прошлого, и без будущего

Будущее отобрано у России ее неправильным прошлым, а прошлое рабски зависит от причуд будущего. Российская профессия – доводить общемировые противоречия и проблемы до крайности и абсурда.

Русский путь в XX столетии считают “самобытным” лишь по недомыслию. Он был и есть вполне магистральный и до того общечеловеческий, что дальше некуда. Только вот вышли на него слишком рано, забежали авантюрно далеко, а двигались большей частью задом наперед.

В начале века Россия совершила гигантский прыжок, перемахнула через границы между историей и метаисторией и зацепилась аж за третью метаисторическую эпоху. Там она не удержалась, да и не могла удержаться – это было невозможно. С колоссальными потерями откатилась назад на целую эпоху. Наступили полвека советского корпоратизма.

Когда же свершилось неизбежное, и русский протокорпоратизм, лишенный современного экономического фундамента, просел и рухнул, часть элиты попыталась отступить в либерализм. Но российский либерализм – весьма сомнительного пошиба. В нашей социальной ткани, в истории ощутим дефицит материала для настоящего либерализма. Некогда и неоткуда было возникнуть в массовом порядке независимым личностям.

Трижды в этом веке мы сменили метаисторическое амплуа.Сначала это был безумный замах на третий метаисторический мир под знаменем коммунистической идеократии. Когда коммунистическая утопия стала рушиться (это случилось отнюдь не в 80-е годы, а вскоре после смерти Ленина), российский метаисторический субъект прошел через сложнейшую внутреннюю борьбу, был глубоко преобразован.

С этим связаны чистки, репрессии, избиение и уничтожение так называемой ленинской гвардии. Возник совершенно другой социум. По социальной стратификации, по базовому типу личности это был современный вариант сословно-корпоративного общества, в котором лишь в качестве официально-ритуальной оставалась коммунистическая идеология. Сталин, фактически нанесший коммунизму смертельный удар, вовсе не собирался его уничтожать. С непогрешимой интуицией корпоративного менеджера он подводил железные опоры и сваи техноструктуры под парящую в небесах коммунистическую утопию.

Вторую идеологию мы меняли на первую тихо и негласно. Идеология корпоратизма стала внутренней масонской верой номенклатуры, аппаратов партии, правительства, профсоюзов и комсомола.

Советская империя – это целый мир, вполне современный, а во многом даже постмодернистский, который будут изучать еще очень долго. Большинство советских граждан были членами разнообразных корпораций. Только вместо архаических цехов и гильдий появились колоссальные предприятия ВПК. В их сердцевине был хай-тек, суперэлектроника или атомная технология, отчасти похищенные с Запада, отчасти созданные здесь. Ибо нужно было противостоять самым современным идеократиям Запада, создавать подводные лодки с ядерными ракетами – и это было сделано. Но человек не просто был членом подобной корпорации, он в ней жил. Он подчинялся корпоративной этике, обитал в ведомственном жилье, числился в отраслевом профсоюзе, получал там свою бесплатную путевку, а дети ходили в заводские ясли-сад. Для него это было не столько способом что-то производить, сколько образом жизни, социальным микрокосмом. И если он оказывался вне его, то становился никем. Он не мог бы даже купить элементарных продуктов, потому что большую часть советского времени существовала талонно-карточная система. Продуктовые пайки успешно замещали “права человека”.

Номенклатура была сословно-корпоративной элитой, которая пыталась стать корпорацией современного типа. Но это было невозможно, для реализации подобных планов тогдашнему обществу не хватало существенных частей, целых слоев и укладов. И тот обвал, что приключился у нас в конце 70-х – начале 80-х годов, не был крушением коммунизма. Коммунизм уже не существовал полвека. Это было крушением корпоратизма.