Час гражданского неповиновения

Перед ней, как на полянке у костра, сидят, а за ними стоят, образуя плотную толпу, удивленные слушатели.

Не удивленные только те три-четыре десятка молодых людей, кто у Тамары Натановны учился в гимназии. Она работает учителем и именно в тех же человеческих интонациях ведет уроки, виртуозно умея делать то, что не удается целому сонму трусливых официальных историков: доводит до ума, формулирует идеи, неизбежно прорезающие всю историю вдоль, не обособленными цивилизациями, а в параллель. Скажем, что при нашем Иване Грозном было в Европе; что происходило на нашей территории во времена античности. Она любит дать домашнее задание, которое можно подготовить, исключительно рыская среди экспонатов какого-нибудь музея. Или заставляет, вопреки нелюбви историков к сослагательному наклонению, делать мучительные выкладки: что было бы, если бы… (царя не убили, переворот не состоялся, закон не отменили и т.п.)

Тамара Натановна устраивает в гимназии суды истории. Помнится суд над Наполеоном, где бились в костюмированном представлении тщательно готовившие свои обвинительные и оправдательные речи его современники — цари и маршалы, жены и любовницы… Так же, в лицах, судили в школьном классе Петра Первого, Екатерину Вторую, Бориса Годунова, только что не дрались…

Тамара стоит среди деревьев с мини-микрофоном, с каким работают экскурсоводы. С нехитрой техникой помогает сын — Митя Алешковский, известный фотограф; дочь Аня, будущий кинорежиссер, снимает на видео.

Над Чистыми прудами дождь то начинается, то сворачивается, но в целом лекторшу пощадил. А если б даже и нет — никто бы не разошелся: рассказ захватывающий, с заразительными примерами. В лекции заявлены герои гражданского сопротивления от Сократа до Мартина Лютера Кинга.

Отрывки из лекции

Сократ удивился бы, узнав, что его записали в историю гражданского неповиновения. Сократ всегда подчеркивал, что он законопослушный гражданин. Даже когда сидел в тюрьме и его ученики предложили ему бежать, он отказался, объясняя это тем, что не хочет нарушать законы: «Я всю жизнь жил в Афинах, и эти законы меня защищали. И теперь, когда один из этих законов применили против меня, я не стану бежать, потому что тогда рухнет все здание законов, — я этого не хочу». Сократ принял яд и умер.

Это связано с гражданским неповиновением, которое основано на чувстве личной ответственности. Даже если ты ничего плохого не делаешь, но не выступаешь против, значит, ты ответствен за то, что творится в твоей стране.

Его идеи оказали огромное влияние на последующие поколения. Сама идея того, что бывают ситуации, когда совесть важнее сохранения собственной жизни, впервые была сформулирована Сократом. Он был чиновником, в этот момент в Афинах установилась тирания, и вызвали четырех человек, в том числе Сократа, велели им отправиться на остров Саламин и привезти оттуда человека, которого должны были казнить. Сократ повернулся и пошел домой, сказав, что он этого делать не будет. На его счастье, тиранию вскоре свергли, иначе бы Сократа казнили.

Гражданское неповиновение строится в основном на том, что частные люди противостоят государству.

После Сократа такие люди были, но их было немного. Был Диоген. Это был такой «античный хиппи», живший в бочке, обнимавший мраморные статуи зимой, лежавший на раскаленном песке летом, бегавший ночью с фонарем, крича: «Люди, люди, помогите найти человека!» А когда люди прибегали, он говорил: «Я звал людей, а не дерьмо». Он был похож на хулигана, но за этим стояла продуманная политика. Диоген говорил: «Лучше быть варваром, чем эллином, рабом, чем свободным, больным, чем здоровым, животным, чем человеком». То есть он вывернул наизнанку все, во что верили древние греки.

…В течение многих веков мирной формы сопротивления нет. Если уж кто-то недоволен властью, то берет в руки топор, секиру, ружье и начинает все крушить, а власть в ответ крушит его. Единственные, пожалуй, кто пытались действовать по-другому, были первые христиане, которые не сопротивлялись, когда их терзали, бросали на съедение диким зверям. Знамениты слова святой Бландины, которую мучили в Лионе: «Мы христиане, мы не делаем ничего плохого».

…В XVIII веке, когда зарождаются представления о демократии, снова появляются мирные формы гражданского сопротивления. Самая известная ситуация — клятва в Зале для игры в мяч. Депутаты Генеральных штатов от третьего сословия вступили в конфликт с королем. Король попытался их разогнать, они объявили себя Национальным собранием. Депутаты пришли к Залу малых забав в Версале, где проходили их заседания, и обнаружили, что дверь закрыта. У короля незадолго до этого умер сын, и считалось, что во время траура не должно быть общественных сборищ. Депутаты не сочли этот довод поводом для отмены заседания. Они пошли в Зал для игры в мяч и дали там клятву, что они не разойдутся, пока не достигнут счастья народа, пока не создадут конституцию.

Король подождал три дня, потом отправил своего посланника, снова повелев им разойтись. Вышел граф Мирабо и сказал посланнику короля: «Идите к своему господину и передайте, что мы не уйдем». Тот ушел, а они остались. И так началась Французская революция со всеми ее ужасными и благодетельными последствиями.

…Первая половина XIX века — это одна революция за другой. Тем временем в Америке, в штате Массачусетс, рождается Генри Дэвид Торо. Торо, помимо прочего, прославился тем, что стал первым теоретиком гражданского неповиновения. К нему пришли с просьбой заплатить налог размером в доллар. Торо отказался, и его посадили в тюрьму. Сидел он, правда, одну ночь, потому что его родные заплатили штраф.

Казалось бы, ситуация смешная: мужик всего-то просидел ночь в камере. Но сама идея для американского общества, что можно отказаться платить налог — не потому, что ты нищий, а потому, что не хочешь отдавать свои деньги государству, радикальна.

Торо рассуждал так: я плачу подоходный налог, но я не знаю, на что он идет. Я готов платить за содержание школ, за ремонт дорог. Но, возможно, эти деньги идут на содержание армии, которая убивает ни в чем не повинных людей. Может быть, их тратят на то, чтобы поймать беглых рабов и отправить их обратно на юг. За это я платить не буду.

Через несколько лет после знаменитой истории с его, так сказать, заточением Торо написал эссе, где впервые было употреблено словосочетаниеcivil disobedience, то есть «гражданское неповиновение». Там он очень подробно объяснил, почему государству не надо подчиняться: «Я думаю, что мы прежде всего должны быть людьми, и только потом — подданными…. Единственная обязанность, которую я могу принять на себя, — это в любое время делать то, что я считаю справедливым».

Эти идеи Торо в дальнейшем оказали огромное влияние на самых разных революционеров, философов. Торо читал Толстой и цитировал его. Книга Торо о гражданском неповиновении была одной из тех, которые Ганди всегда носил с собой. И участники молодежных движений 60-х годов в Америке, Франции много думали о Торо и пытались использовать его идеи.

…Когда-то в Британской империи жил замечательный человек, Чарльз Стюарт Парнелл. Был он родом из Ирландии, бывшей частью Британской империи. Парнелл создал большую фракцию ирландцев в парламенте, и они начали добиваться автономии Ирландии. И почти добились. Как они это делали? Во-первых, они практически блокировали деятельность парламента. По закону нельзя перебивать депутата, когда он высказывается. Члены фракции выходили на трибуну и начинали читать целиком законы, комментировать — это длилось часами.

Англичане просто не могли уже этого вынести. Под этим натиском англичане почти дрогнули, но все-таки при жизни Парнелла так и не удалось провести самоуправление, но разных послаблений он все-таки добился.

…Толстой писал не столько о политике, сколько о духовно-религиозном преображении человека. И он со всей своей мощью, силой и пафосом доказывает, что человек не может одновременно жить по законам государства и законам Божеским, что в какой-то момент он должен сделать выбор.

Толстой рассказывает, как он ехал в поезде и видел, что везли солдат подавлять крестьянское восстание. Поезд был набит розгами — сечь крестьян. И он говорит: вот эти солдаты — им-то что? Понятное дело, зачем это помещику, но почему солдаты, у которых такие же матери и отцы, едут крестьян терзать? Почему им это выгодно? И тут возникает важнейшая для всего гражданского неповиновения идея: если мы принимаем эту несправедливость, то она и совершается. А если мы отказываемся ей подчиняться, то тогда что-то начинает меняться. Для Толстого это идея личной ответственности.

…В то время, когда Толстой это писал, на другом конце Земли жил молодой адвокат Ганди, которого тогда еще не звали Махатмой, что в переводе означает «великая душа». Он стал юристом — очень плохим, потому что от застенчивости боялся открыть рот. Что удивительно, потому что потом за ним последуют миллионы. Ганди уезжает в Южную Африку, чтобы организовать индийскую диаспору, и впервые сталкивается с расовой несправедливостью по закону. Он, богатый юрист, садится в вагон поезда первого класса, и его вышвыривают, потому что он цветной. А индусы, живущие в Африке, все это спокойно принимают.

Ганди начинает их объединять и формулирует понятие «сатьяргаха», что означает преданность правде, истине. Бороться надо, но не насильственными методами. Тогда ввели закон, что все «краснокожие» должны регистрироваться, это принималось ими как оскорбление. На мирной борьбе против регистрации Ганди все и построил.

Он возвращается в 1915 году и начинает борьбу за независимость Индии. В 1947 году Индия становится независимой. За годы борьбы Ганди построил мощнейшее народное движение, основанное на принципах ненасилия. Приезжает принц Уэльский, Ганди говорит: «Мы не будем встречать принца», — и индусы не выходят на улицы. «Мы не будем покупать английские товары», — Ганди везде ходил с прялкой, прял даже в тюрьме. В результате английская промышленность понесла огромные убытки из-за того, что все перестали покупать одежду, возродив ремесло.

Сидячие забастовки, марши — самый известный состоялся в 1930 году, когда англичане ввели налог на соль. Ганди демонстративно выпарил соль из морской воды, за что арестовали его, а потом еще шестьдесят тысяч человек. Ганди формулирует свой знаменитый лозунг «Заполним тюрьмы!» — и народ идет в тюрьмы. В течение пятнадцати лет люди осознанно нарушали законы.

Мартин Лютер Кинг сказал: «Христос дал нам наши цели, а Махатма Ганди — тактику». В 50-е годы южные штаты Америки сохраняли множество расистских законов. Кинг был пастором. Все началось после того, как негритянку Розу Паркс выкинули на ходу из автобуса за то, что она отказалась уступить место белому. Кинг призвал население Монтгомери бойкотировать автобусы. Все цветное население стало ходить на работу пешком. Так они жили 381 день, что нанесло убытки транспортным компаниям. Пришлось уступить, и весь транспорт был десегрегирован.

Кингом и его компанией использовались сидячие демонстрации. Четыре чернокожих студента пришли в супермаркет, купили вещи. Там же были кафе, в которых черных не обслуживали, и когда студенты сели за стол, им сказали: «Мы цветных не обслуживаем». На что они ответили: «Почему вещи нам продали, а кофе мы попить не можем?» Ребята отказались уходить и сидели до вечера, чем вызвали интерес телекамер. Через день там сидело шестьдесят человек, потом триста, в итоге народ сидел по всей сети супермаркетов. Через несколько месяцев вся сеть была десегрегирована.

…Многие люди использовали способ гражданского неповиновения для утверждения своих прав. Главное здесь — ощущение личной ответственности, необходимость действовать в несправедливой ситуации даже тогда, когда кажется, что ты проиграешь. И это, по-моему, очень важный для нас урок.