От Мёртвого моря к Чистым прудам

На модерации Отложенный
В воскресенье в Москве состоялась поразительная читательская конференция, на которую москвичей пригласила группа известных либеральных писателей: Быков, Пархоменко, Улицкая, Латынина, Акунин, Зорин, Шендерович. Дмитрий Быков во время выступления на "Эхо Москвы" не возражал, если бы на эту конференцию явился и Проханов. И я не замедлил откликнуться. 

Я пришёл в Пушкинский сквер, где плотно, густо стояла, шевелилась и роптала толпа в ожидании своих кумиров. Моё появление вызвало у многих изумление, раздражение, острое любопытство, иногда и ненависть. Я решил углубиться в эти людские толщи. И признаюсь, чувствовал себя Орфеем, сошедшим в ад. Меня останавливали, дёргали за локоть. Произносили в мой адрес хулы. Иные, похожие на активистов еврейских правозащитных организаций, почти кричали: "Распни его! Распни!" Порой казалось, что меня ждёт побиение камнями. Но были и дружеские улыбки. Кто-то просил автограф. Кто-то предлагал бесплатно белую ленточку. Иные благодарили за выступления на "Эхо Москвы". Другие открыто разделяли мои убеждения. 

Но всё это — и толпа своим видом, и имена литературных звёзд — было похоже на праздник культуры, который выплеснулся за пределы Центра Мейерхольда и наполнил Пушкинскую площадь. Это был протестный сход интеллигенции. Той, которую наши либералы и называют интеллигенцией, причисляя к ней самих себя: исповедников западных культурных и этических ценностей, сторонников западной политической модели, часто именующих себя антифашистами. Сход тех, кто в начале девяностых годов фашистами открыто называл каждого русского. Тогда среди "фашистов" были и русские писатели: Юрий Бондарев, Василий Белов, Валентин Распутин. Похаживал в "красно-коричневых" и ваш покорный слуга. И я не забыл, как в ужасную ночь с третьего на четвёртое октября девяносто третьего года группы рафинированных либеральных интеллигентов, среди которых был измученный несправедливостями Александр Минкин и изведённая мировой скорбью актриса Ахеджакова, требовали "добить гадину". Одухотворённо выкликали из ночной тьмы ельцинские танки. И те не замедлили на рассвете явиться и расстреляли своими либеральными снарядами "красно-коричневые" баррикады, превратив Дом Советов в центре Москвы в чудовищный факел. Теперь эти люди и их последователи требуют справедливости, упрекают нынешние власти в насилии, показывают синяки от полицейских дубинок, полученные на Якиманке. 

Я не стал им рассказывать, как избивали ветеранов войны и писателей-фронтовиков ельцинские держиморды у Рижского вокзала. Как они сносили анпиловские палаточные городки у Останкинского телецентра. Как Немцов, Гайдар и Явлинский приветствовали кровавое побоище у Дома Советов. Я просто думал о болезненном извращении сознания этих людей, которые разделили интеллигенцию России на два стана. Зачислили себя в стан истинных ревнителей красоты и морали, изящной словесности и утончённого эстетизма. А остальной гигантский массив русской интеллигенции записали в анчоусы, не считая интеллигентами замечательных, творящих во всех городах России писателей и художников, реставраторов, что поднимают из руин поверженные дворцы и церкви. Монахов, таких, как Тихон Шевкунов, написавший восхитительную книгу "Несвятые святые". Инженеров, которые возрождают из праха разрушенные либералами заводы, стремятся преодолеть поражение, нанесённое России в девяносто первом году. Создают уникальные заводы, технологии, потрясающие по своему совершенству машины. Продолжают наполнять своими подвижническими деяниями научные и художественные школы.

Вся эта русская интеллигенция, состоящая из самоотверженных врачей, педагогов, музейных работников, военных интеллектуалов, политиков, исповедующих философию Государства российского — все они, по мнению нынешних либералов, должны быть отвергнуты, переведены в нижнюю страту общества, названы маргиналами. И Россия должна превратиться в иерархию с небожителями на вершине пирамиды и с угнетённым, молчаливым бессмысленным большинством, среди которого нет-нет, да и мелькнут лица известного академика, знаменитого художника, интеллектуала-подвижника.

Акт, который я наблюдал на Пушкинской, был остроумным изобретением всё тех же волшебников с Болотной площади, неистощимых на выдумки, ведущих свою паству то под дубины ОМОНа, то к осквернённым алтарям храма Христа Спасителя, то по московским весенним бульварам от русского поэта Пушкина к казахскому поэту Абаю.

Месяцами я наблюдаю, как набирает свою огненную ядовитую силу оранжевая революция в России. Она уже прошла фазу Болотной площади и проспекта Сахарова. Прошла бойню на Якиманке, где пролилась кровь. И теперь, раздавая автографы, под угрюмыми взглядами полицейских движется по Страстному бульвару. 

Эта интеллигенция ненавидит власть, которая её вскормила, власть, которая продолжает финансировать либеральные газеты и радиостанции, либеральные литературные премии, поездки либеральных писателей и художников за границу, продолжает выращивать лидеров либеральной культуры, приглашая их на встречи в Кремле. И весёлые, уверенные либералы во время этих встреч ищут на шее у Путина синюю бьющуюся жилку, чтобы точнее её перекусить.

Русская патриотическая интеллигенция все двадцать лет жила в целлофановом мешке, который накинула на неё в девяносто первом году победившая либеральная власть. Геноцид народа, уносящий в год по миллиону русского населения, в полной мере коснулся русской культуры. Ужасная политика, направленная на подавление русского самосознания, русского фактора, русской идеологии, привела к тому, что нынешнюю кремлёвскую власть, в том числе и Путина, окружили плотные кольца либеральных ненавистников, у которых есть мощные спонсоры среди современных олигархов, европейских и американских либералов. Представители этого либерального клана с вкрадчивым голосом Дворковича, с лихими глазами Шувалова и ласковым мурлыканьем Кудрина являют нам так называемую путинскую вертикаль, где путинской частью, похоже, является только он сам. Всё остальное сделано из глины, добытой на берегах Мёртвого моря.

Власть обречена, если она немедленно не запустит развитие, не спасёт от гибели нищий народ, не возведёт русские университеты и научные школы. Не запустит в небо русские самолёты и русские космические корабли. Не сдёрнет с головы русской интеллигенции дурацкий колпак, не стянет с неё целлофановый мешок и не выпустит на авансцену идеологов русского развития, русского спасения и русской Победы.

Так думал я, двигаясь в ядовитой толпе, среди которой мне кричали  о каких-то газовых камерах, о каких-то палачах с красными звёздами, должно быть, тех, что в сорок пятом году прошли маршем на Параде Победы. 

Вскоре на Пушкинскую площадь пришли устроители праздника — настоящие интеллигенты. Некоторые из них явились из Франции, другие, похоже, прервали отпуск в Израиле. Они повели своих читателей с Пушкинской по Страстному бульвару и дальше до Чистых прудов.  По-видимому, все они, измызгав себя в болоте, отправились промывать свои чресла на Чистые пруды. 

Мне было с ними не по пути. И я пошёл к Патриаршим прудам.