В чем правда, брат?

Грядущий неизбежный  не вызывает сомнения ни у кого из здравомыслящих и тех, кто прикидывается. Разница только в указании сроков: "скорый", "очень скорый", "очень-очень скорый", "уже вчера" – и масштабов: "практически полный", "полный", "полный и окончательный". Причин достаточно называют – штук на пять "полных и окончательных". То есть, когда от здравого смысла идти, то  этот не может не стать, потому остается на чудо и виноватых искать. С чудом что – его ждать, надеяться и верить, а вот поиск и наказание виноватых – игра увлекательная. Затягивает. Не то, чтобы они были совсем неизвестны, напротив, очень даже есть главный виноватый, вернее, оба два, из которых на самом деле всегда только один виден, потому откуда смотреть. Если из народа, то виновато во всем государство, а если из государства, то народ.

В чем правда, брат? Говорят, в силе. А сила где? Когда из государства, то в государстве, а когда из народа, то смотря из какого народа. Для одного народа государство виновато, что слабовато есть, раз никак не отправит всех либе- и прочих -растов на кукуй, не отнимет у воров награбленное и не раздаст правильному народу, чего ему положено. Этот народ чает сильного государства справедливости, а пока в ожидании занят прочерчиванием границ "правильного" народа, которому на раздачу. Другой народ силу полагает в народе, то есть в себе самом, а в государстве видится ему не сила, а лишь несносимая тягость, из под которой людям никак не выбраться на простор самодеятельности. Этот народ не против государства, но очень обрубленного, лёгонького, какого нести на плечах народных не затруднительно. Народы перемешаны, так перемешаны, что часто человек один, а народа в нем оба два, и то один, то другой из него по случаю лезет, когда он либо хлеба жаждет, либо воли.

Для государства нашего и тот и другой народ вообще-то несмышленыши, потому во всех случаях "дело его телячье – обосс...ся и стой!" Мудрость и сила помещаются исключительно в государстве, откуда истекают в народ, благодаря чему он вообще есть: сам бы всенепременненько спился, мыться-стричься перестал и друг дружку перерезал. То есть народ живет лишь милостью государства, а милости можно просить и ждать, но никак не требовать. Правильны требования только сверху, от государства в форме приказа, инструкции к исполнению, и тогда всем и навсегда порядок, а достойным – счастье. Все! Ныне, присно и во веки веков!

Когда из государства, то и впрямь «все!», и ради этого «все!» ему в отношении народа, его просьб и чаяний, все дозволено.

Так что здесь сила, брат, в государстве. Значит и правда.

Да-да, вся сила здесь, значит и правда. А народ? Что народ? – «Обосс…ся и стой!» Только вдруг тетинки с кастрюлями на улицах Питера и: «Хлеба! Хлеба! Хлеба!» Тетинки, какая тут сила, особенно против казачков, но правда. Правда, и за ними народ вдруг весь нарисовался: и тот, кому хлеба, и тот, кому воли, – и с государством случился . «Где, где прошлогодний снег…»

Или другой портрет: танки, пушки, лодки атомные – вся, вся тут сила, в государстве, значит, правда. А там у беленького дома кучка этих – в очочках, с бороденками, которые кто против десантуры. Да никто, а туда же кричать: «Воли! Воли! Воли!» Однако вдруг обосс…лось государство, увидев за ними весь народ: и кому воли, и кому хлеба. Обосс…лось и . «Где он, где прошлогодний снег…»

То есть с силой не все однозначно: она будто всегда в государстве, но ткнули тетинки какие или в очочках, а нет ее там, и самого государства нет, ссыпалось. Значит, и правда не в нем все-таки, а в народе. Так получается. Только вот государство наше из этих  выходило каждый раз толще, глаже и наглее, нежели до того. Получается, и в нем правда.

Все это совсем досужее, если б не намекала нам жизнь наша, что государство готово ссыпаться, что поблизости где-то, рядышком гуляет точка бифуркации, какие-то неведомые нам тетинки-очочки шнурки завязывают, на улицу собираются. И что? Снова оба два народа сольются в один за спиной у них, чтоб только государство рассыпать, а потом разбредутся на два. У каждого один и только один ответ на вопрос: «В чем правда, брат? В чем? – В хлебе или воле?» И государство вновь тихохонько или в громе пушек вскарабкается и оседлает оба два, чтоб пухнуть и толстеть. И мы в тот самый круг в который раз.

Неоптимистично как-то, непозитивно получается. Нам и трындят государственно блеющие, что все одно так будет, что лучше не высовываться всем и всегда. Только вдруг народы, которому хлеба и которому воли, договариваться станут и учиться жить вместе. А государство тогда? – Что государство? Его дело телячье – обосс…ся и стой, где скажут.

Говорят, так у нас не бывает. А вдруг…