После музея с тремя шпилями, сработанными в духе суровой и воинствующей готики, Арион насиловал ломбард, закладывая и перезакладывая пальто, пока приемщица с кумачовыми ногтями не отказала Ариону.
-- Наш ломбард пойдет ко дну, так как одно ваше пальто пожирает все государственные запасы нафталина!
Арион возмутился.
-- Жалуйтесь! -- сказала приемщица.
--На кого? -- спросил Арион.
-- А кто вам больше по душе!
Арион превратил пальто в солдатскую скатку, перекинул через плечо и направился к администратору. Дверь в кабинет он открыл ударом ноги.
-- Стучаться нужно! -- сказал хранитель ломбарда.
Арион изложил фабулу дела.
-- У нас здесь золото! -- сказал хранитель ломбарда и показал на прочность стен, рассчитанных на хранение золотых запасов, а не на нафталиновый хомут Ариона. -- А вы что предлагаете? У вас, молодой человек, золотой лоб! -- Администратор мыслил образами своего мира. -- Таким лбом я в вашем возрасте добывал золотую славу!
-- А где она?
-- Кто?
-- Слава!
Хранитель ломбарда так посмотрел на Ариона, что ему захотелось посыпать себя нафталином.
Арион сделал попытку устроиться на этом золотом поприще и проучить зарвавшегося нафталинового простачка. Простачок оказался на высоте. Он спросил о последнем месте работы.
Арион называл бы и музей древностей, и музе исторических реликвий, и музей с космическими пришельцами, если б они находились за тридевять земель в тридевятом царстве и если б не голубенькое изобретение человеческой мощи, которое опутало своими жилами пять континентов и по которому нельзя было дозвониться только до потустороннего мира.
Телефон стал проклятьем Ариона. Кадровики учреждений, куда бывший экскурсовод пытался устроиться на работу, были могущественнее неизвестного фараона.
Фараон был карликом с сими великанами, которые связывались с бывшими патронами Ариона и получали исчерпывающую информацию о бывшем экскурсоводе.
Арион даже порылся в энциклопедии, когда его выпроводили из сотого учреждения. Отцом величайшего блага цивилизации был добрый человек. Его идея оказалась в руках злых гениев.
Хранитель ломбарда не стал пытать Ариона и ударился в гигантоманию славного труда славной романтики в землях необетованных, где Арион может стать нужным товарищем, золотым человеком, ударником.
-- Слышал! -- бросил Арион и попытался вывести администратора из просторов романтики к стенам ломбарда, которые он, Арион, смог бы охранять: таскать берданку, не спать, стрелять в случае опасности и свистеть.
-- Очень хорошо! -- ответил хранитель ломбарда, похвалил Ариона за прекрасное знание народных профессий и попросил свистнуть. Для пробы, а при отличном результате, как решил Арион, и стрельнуть.
Арион свистнул. Вошел милиционер. Бывший экскурсовод понял, что он попал в положение Соловья-разбойника. Без разговоров он ударом ноги открыл дверь, прошел, как таран, сквозь толпу и вышел на улицу с мыслью, что он, человек Арион, лишний даже в этом нафталиновом царстве.
Ариону было горько в своем одиночестве. Он прошел мимо деревянной лавки с железными поржавевшими лапами, на которой сидел поржавевший старик с цветом глаз пустыни, стриженного газона, на котором кружком стояло молодое племя студентов, киоска «Мороженое», возле которого толпилось племя еще помоложе, и почувствовал, что его время уже никогда не возвратится на круги своя, как никогда он не возвратится домой, потому что там… дома… время такое же, как и здесь.
Возле ломбарда находился последний музей на этой улице, вход в который охраняли два тронных зверя с разинутыми пастями. В пастях валялись окурки. Рядом стояла урна.
Рука человека обходила ее стороной. Только природа бросала в нее желтые листья.
На мраморных ступеньках слепо шаркал метлой дворник.
-- Давно работаешь в музее, дедушка?
Была надежда на потайные ходы. Дедушка знал дорогу только в два конца: от окошка с табличкой «Касса» до винных чертогов.
-- Что ж так, -- спросил раздосадованный Арион. -- Может дашь гривенник на билет.
-- Не видишь, что сам ищу, -- ответил дворник.
Арион оказался в предбаннике музея. Он стал в хвост очереди, надеясь на Бога. И оставил ее, увидев двух рабочих с выражением величайших земных тружеников в глазах.
Они тащили картину в деревянном ящике из-под стекла. Администратор музея был человеком предусмотрительным и изобрел этот способ транспортировки, так как не мог изобрести способ против горькой.
-- Раз, два взяли! -- кричали рабочие.
Их голоса были похожи на карканье ворона. Суеверные покидали очередь.
-- Помочь? -- спросил Арион.
Он почувствовал отчаяние, когда увидел, что картину тащили к выходу. Арион попытался изменить ее курс, но «раз, два взяли» дело знали крепко, хотя и шатко стояли на ногах.
Арион обратился к деревянному ящику. Пилат и Христос, смалеванные с картины Николая Ге «Что есть истина…» Художник обладал талантом старательности и любил краски.
Лицо Пилата было красным. Замысел творца Пилата остался в тайне. Пилат производил впечатление человека, который только что вышел из бани. Даже хитон, в который живописец завернул сурового римлянина, был похож на простыню. В оригинале сильный мира сего смотрит на Христа. В копии он смотрел на Ариона, будто это он, Арион, засунул его в ящик.
-- Ну, что смотришь? -- сказал Арион.
И обратился к Христу. Христос был хорош. Такой грязный и в таком рубище, что от него должен был исходить запах пота и грязи.
Христос тоже смотрел на Ариона с таким видом, словно он, Арион, намалевал его таким.
-- Да не нюхай ты его! -- сказала старушка, сидевшая возле картины, видя, как Арион тянет носом.
Она уже выспалась и смотрела на мир глазами ребенка.
-- Это почему же я не могу его нюхать?
-- А наш администратор, -- Арион сморщился, но сдержался, старушка показала на Христа, -- его чем-то обрызгивает…
-- Зачем и чем?
-- Кто ж его знает? Может дихлофосом, чтоб мухи не садились. Вишь, немытый какой.
-- А этого? -- Арион ткнул в Пилата. -- Духами, наверное.
-- Бог его знает! Может и духами.
-- По-вашему, истина должна пахнуть парфюмерией? -- сурово спросил Арион.
-- Да кто ж его знает, чем она пахнет?
-- Ты зачем здесь сидишь, бабушка?
-- Охраняю, сынок.
-- В своем ли ты уме? -- гаркнул Арион. -- Ну как можно истину охранять?
Старушка прошелестела «не знаю…», но Арион уже смял хвост очереди и загрузил без билета ноги в войлочные тапочки.
Обязанности билетерш выполняли две старушки. Одна проверяла билета. Другая отрывала корешки.
Арион споткнулся на корешках. Нечего было отрывать.
-- Нет копейки! -- сказал Арион. -- Может пропустите?
-- Нельзя!
-- Это почему же нельзя? -- возмутился Арион. -- Меня можно.
-- У него мания величия! -- бросили из толпы.
-- Пункт первый! -- сказал Арион.
Пунктом первым была бесценная мысль, которая среди всех идей Ариона, по мнению грустного профессора истории, была самой земной. Она гласила, что человек произошел от обезьяны.
Во втором пункте оказалось, что обезьяна обладала манией величия. Арион вышел на третий пункт, как результат второго: человека с манией величия. Пропустил от четвертого пункта к десятому, предоставив домыслить их желающим. В одиннадцатом пункте он снял вину с человека и возложил ответственность на обезьяну. Расширил границы идеи в пункте тринадцатом. В этом пункте он расходился с историком, разошелся и с окружающими, вывел два рода обезьян: с манией величия, у которых нет гривенника на билет, и без мании величия. Пропустил еще сто пунктов, возвратился к одиннадцатому и дал практический совет: искать обезьяну Ариона, а Ариона пропустить в музей.
К последнему пункту Арион пришел взмокшим, но довольным: он, Арион, -- историческая индивидуальность со своей истиной, а не подошва, на которую существует стандарт -- каблук два на четыре, носок -- тупой…
-- Итак! -- сказал Арион. -- Кто с манией величия?
-- Да вы сумасшедший! -- закричали билетерши.
Арион чувствовал, что он падает в бездну, что его пункты свели на нет место экскурсовода в этом музее.
-- Я не согласен с вашей истиной, -- отрубил Арион. -- И за мое несогласие вы объявляете меня сумасшедшим!
Ариону показали на его нафталиновый хомут и заявили, что от него пахнет.
-- Еще один стоящий аргумент. И распространенный! Потяните носом! И вы почувствуете, что от меня не только пахнет. Но неужели это то обстоятельство, которое изгоняет меня из числа людей, имеющих право на свою истину? В таком случае гоните всех от кого пахнет мазутом, соляркой, бензином. И духами тоже. Гоните вот эту! -- Арион показал на дамочку в ожерелье.
-- Я тебе выгоню! -- закричала она.
-- Причем здесь я? -- удивился Арион. -- Гнать вас собираются они. -- Он показал на билетерш.
Арион предлагал гнать всех, пока билетерши не опомнились.
-- Да у таких как вы! -- закричали они.
Оказалось, что у таких как Арион и истины не может быть. Место человека Ариона свели к месту подручного человека. К существу, которое жило чужой истиной и с чужой истиной умрет.
-- Вы так думаете? -- отчеканил Арион. -- Я человек, который из единичного факта делает идеи. И сейчас я вам это предметно докажу!
Он прорвал кордон и вышел к нише к стене со стальным рыцарем. Доспехи звякнули, вспугнув солнечных зайчиков.
Возле рыцаря стояла толпа подковой в пятьдесят рядов и экскурсовод. Экскурсовод находился в недрах средневековья. Арион вывел его к солнечным зайчикам.
-- Источник излагаемой точки зрения? -- бросил Арион.
Экскурсовод ответил, что не понимает.
-- Яспрашиваю об источнике зрения на истину, которую вы здесь излагаете народу различного возраста и положения. Эта ваша индивидуальная точка зрения или точка зрения фараона?
-- Я не знаю никаких фараонов, -- замялся экскурсовод, и сделал попытку скрыться в толпе.
-- Стой, -- гаркнул Арион.
Он отобрал указку, вывел миллион пунктов стандартного отношения к истине, сказал, что у Ариона, -- так зову меня, -- бросил он, индивидуальный лоб и он не желает подавлять творческие желания своего лба, спросил, ввел ли администратор этого музея, как использовать лоб и сам же ответил, что по стандартам фараонов-администраторов он должен заколачивать лбом гвозди, взял под опеку свой лоб, который для Ариона был дороже всех лбов всех могущественных фараонов и потребовал отвинтить нижнюю часть рыцаря.
-- Это музейная собственность! -- вскипел экскурсовод.
-- Истина не может быть собственностью музея! -- отчеканил Арион, -- как и способы ее доказательства
-- Так это же не истина! Это железо, -- прорвался экскурсовод.
-- Не важно, -- ответил Арион. -- Истина может быть в железной и стальной упаковке и даже в кандалах, отвинчивай!
Экскурсовод сдался после напряженного торга с заинтригованной толпой. Она симпатизировала Ариону.
-- А теперь, -- сказал Арион, когда в руках экскурсовода оказались стальные голенища, -- наденьте эти стальные кальсоны на себя.
-- Не буду! -- заупрямился экскурсовод. -- Меня за это премии лишат!
-- Премия не голова! -- отрубил Арион. -- Других за истину лишали головы.
Толпа вновь стала наседать на экскурсовода. После третьей попытки натянуть стальные голенища он сдался.
-- Жмут, -- зло сказал он Ариону. -- Сам пробуй!
-- Кто еще хочет? -- спросил Арион.
Два мужика отступили после первой же попытки.
-- Мелковаты, - сказали они.
-- Может быть они впору вам? -- обратился Арион к вахтершам.
-- Дурак!
-- Прекрасный аргумент. И очень модный! А теперь я поясню фабулу эксперимента. Почему вы заучиваете истину экскурсовода?.. Его истина те же самые стальные кальсоны. И жать она будет ваши головы. Пункт первый! Истина не может быть безразмерным чулком. Пункт второй! Почему вы должны жить чужой истиной, если у каждого есть своя! Пункт третий! Я слышу, как говорят, что мы живем одной истиной, но почему живем по-разному?
-- Да ну вас! -- крикнул Ариону экскурсовод.
-- Я знаком с эти пунктом! -- отчеканил Арион. -- Пункт… Довольно пунктов. Они ставят меня вне вашего закона жизни. А сейчас я иду к администратору-фараону, чтобы увековечить свое имя в этом музее. Возьми рыцаря, - приказал он экскурсоводу.
Арион двинулся в глубь музея, чувствуя за спиной могучее дыхание толпы, которая тащила экскурсовода, а экскурсовод тащил рыцаря. От поступи Ариона просыпались рыцари… в нишах.
Дверь в кабинет администратора Арион открыл ударом ноги. Хранитель музея оказался похожим на Пилата. Он был такой же душистый и красный.
-- Это он! -- закричал экскурсовод, выскакивая из толпы. -- Это он заставил меня одевать музейную собственность.
-- Причем здесь я? -- удивился Арион. -- Я не тиран. Это была воля народа, -- сказал он администратору и показал на толпу, которая загромождала кабинет.
-- Ты ему по пунктам, по пунктам сыпь! -- загремела толпа. -- Пункт первый. Воля народа…
Арион расставлял пункты, словно вбивал гвозди. Он начал с того, что он, Арион, и народ в державе, бывший экскурсовод свел державу к кабинету администратора, самая могущественная, но не процветающая сила, которой не в состоянии противостоять ни один фараон; указка нацелилась в грудь хранителя музея, так как народ, указка переместилась с груди хранителя музея на толпу, обладает колоссальным талантом, указка стала клевать кулаки мужиков, который может принимать самые угрожающие стихийные размеры вплоть…, указка наполовину вошла в паркет и концом достала лоб хранителя музея.
-- Итак? -- сказал Арион, -- с удовольствием рассматривая кровавую бородавку на администраторском лбу. -- Народ хочет продолжить эксперимент, дабы знать истину. Оденьте эти стальные кальсоны. Воля народа -- глас божий.
-- Ты ему по пунктам, по пунктам сыпь! -- гремела толпа. -- Он же не знает как одеваются сапоги… Пункт первый!
Администратор оказался в железной обувке после неудачных попыток сломить волю народа. Он попытался дотянуться до телефона. Его руки оказались в железных перчатках.
-- Хорошо! -- сказал Арион. -- Ваша истина сочетает элементы средневековья, современный галстук, сюртук. Мне остается только определить удельный вес средневековья. Тащи остальную сталь, -- бросил он экскурсоводу.
-- Не нужно, -- хрипло сказал администратор. -- Если это железо подошло, -- он ткнул в стальные голенища, -- то и остальное подойдет…
-- У вас прекрасное мышление, -- похвалил Арион. -- И если вы станете мыслить по пунктам, то последним пунктом будет ваше желание зачислить меня в штаты экскурсоводом.
-- У нас финансовый кризис, -- отбивался администратор. -- Сокращаем штаты.
-- Вы не хотите прислушиваться к голосу народа? -- спросил Арион.
-- Зачисляй, -- сказали мужики. -- Толковый парень. Он тебе и финансы поправит, и научит мыслить по пунктам. А своего отчисляй.
-- Он обзывал вас фараоном! -- закричал побледневший экскурсовод администратору. -- И поставил шишку на лбу.
-- Не твое собачье дело! -- не выдержал администратор. -- Ты не можешь мыслить по пунктам.
-- Правильно! -- подхватил Арион. -- Если мыслить по пунктам, то товарищ администратор -- не фараон. Фараонам шишки не ставят. Им ставят пирамиды. А если у вас есть шишка на луб, но нет пирамиды, то выходит, что вы не фараон. Зовите кадровика, зачисляйте меня в штаты и выдавайте пропуск.
Коронование Ариона было торжественным. Кадровик, увидев администратора в железной обувке, рукавицах и Ариона, развалившегося в кресле хранителя музея, настучал приказ, не отрывая взгляд от оставшихся доспехов, и выдал пропуск. Арион высказал еще несколько пунктов о воле народа, попросил мужиков не забывать его и через день наведываться в музей, и величественным жестом выпроводил толпу из кабинета.
-- А сейчас, -- сказал администратор, когда толпа схлынула из кабинета, -- отдавай пропуск и чтобы духу твоего здесь не было.
-- Пункт первый: Арион всегда прав. Пункт второй: если Арион не прав, смотри пункт первый. Вы хотите, чтобы на месте вашего музея осталось кладбище, а вы -- стриженным на деревянной лавке. Звоните моим бывшим владыкам. Я из тридцати двух администраторов тридцать посадил стриженными на деревянную лавку.
После телефонных разговоров с бывшими патронами Ариона новый хранитель музея побледнел.
-- И какую сверхмогущественную идею вы хотите воплотить в нашем музее? -- хрипло выдавил он.
На следующий день Арион изложил идею администратору.
-- У вас в музее что? -- спросил Арион.
-- Ценности! -- ответил хранитель музея.
-- И это вы называете ценностями?
Арион показал на железного Давида, статуэтку бронзового поэта, Пилата и Христа…
-- Это копии! Нет оригиналов…
-- Так оригиналы где? Там, -- администратор ткнул в пол.
-- Там! -- ответил Арион.
-- Вы хотите их воскресить?
-- Отличная идея! -- сказал Арион. -- Воскрешение Пилата, Христа и поэта. Вы представьте эту картинку: Пилат, Христос и поэт.
Мышление по пунктам приведет Вас к потрясающим результатам. Я займусь этой идеей, но после. Впрочем, Пилата воскрешать не нужно. Дело за Христом и поэтом. Но ваша идея уступает моей идее. Оригиналы здесь! -- Он постучал по своему лбу. -- Я буду писать жизнеописание!
-- О ком?
-- О человеке века!
-- А кто этот человек века?
-- Я, -- просто ответил Арион. -- Жизнеописание о человеке века. Звучит, -- он отодвинул статуэтку бронзового поэта. -- Согласитесь, что мое покушение на топоры и наконечники, шубы и ботфорты, золотые блюда и кареты, -- Арион перечислял свои сверхмогущественные идеи, -- это не стишки и дуэли…
-- Ваше жизнеописание не подойдет, -- сказал администратор.
-- Это почему не подойдет?
-- Его не опубликуют!
-- Малевать Пилата можно! -- возмутился Арион. -- А публиковать жизнеописание человека Ариона нельзя?
-- В вашем жизнеописании нет положительной идеи!
-- Если я напишу жизнеописание, то положительная идея, конечно, будет. Жил да был администратор, был он нам немецкий Фаттер. А спустить топоры и наконечники в уборные -- это не положительная идея? Или вы и это не можете понять? Если нет, то мышление по пунктам говорит, что вы…
-- Пиши что хочешь, -- махнул администратор. -- Только музей не трогай. А зачем тебе нужна была затея с истиной, этим, -- он ткнул в рыцарские доспехи.
-- Хлеба и зрелищ, -- ответил Арион. - Кроме того, мне нужно было устроиться к вам на работу и пришлось обратиться за помощью к народу. Итак. Мне нужен ватманский лист бумаги.
-- Вы собираетесь писать свое жизнеописание на ватманском листе?
-- Хорошая мысль… Но ватманский лист нужен мне для упразднения анархии в вашем музее и экономии умственной энергии!
Через час на двери кабинета хранителя музея оказался ватманский лист, на котором транспарантными буквами было написано: «Пункт первый! Арион всегда прав! Пункт второй! Если Арион не прав, смотри пункт первый!»
-- Это моя конституция для музея! Или правила. Выбирайте что хотите, -- сказал Арион администратору. -- Она упраздняет анархию, предельно проста, исключает казуистику, доступна исполнителю. И основное: экономит колоссальную умственную энергию. Например, какая самая большая птица на свете?
-- Орел! -- пробормотал администратор.
-- Нет. Носорог!
-- Но это не птица! -- возразил администратор.
-- Смотри пункт первый!
-- Птица! -- махнул хранитель музея.
-- И у носорога имеются крылья?
-- Но как у носорога могут быть крылья? У него же рог! -- возмутился администратор.
-- Смотри пункт второй!
-- Крылья! -- вздохнул администратор.
-- И носорог летает?
-- Летает!
-- Прекрасно! Теперь вы поняли, что мои правила имеют массу достоинств. Они приводят наикратчайшим путем к истине и экономят колоссальную умственную энергию. Сэкономленную умственную энергию можно закачать в резервуары и использовать в случае духовного кризиса. Вы поняли? Так что не спорьте со мной и растолкуйте это своим вассалам. И не забывайте о судьбе тридцати стриженных администраторов и моем умении делать из единичных фактов идеи. Я остаюсь здесь.
-- Вы хотите поселиться у меня в кабинете? -- спросил хранитель музея.
-- Вам нужно учиться мыслить по пунктам, -- вздохнул Арион. -- Представьте, что я или фараон, или вождь, или администратор. И у меня в империи, державе, музее вот такая конституция, правила «Пункт первый! Вождь всегда прав! Пункт второй! Если вождь не прав, смотри пункт первый!». Где должен жить такой человек, если мыслить по пунктам. Ну! Пункт первый!
-- Но вы же пока не вождь и не фараон! -- возразил администратор.
-- Вы забыли о моем умении делать из единичных фактов сверхидеи.
Арион направился к Давиду -- железной скульптуре.
-- Пункт первый, -- поспешно сказал администратор. -- Вы -- писатель.
-- Очень хорошо! -- бросил Арион. -- Писатель. Это лучше, чем фараон. Фараоны оставляют после себя надгробные плиты. Их чрезвычайно трудно копировать. Я знаю по собственному опыту. Мне не удалось скопировать даже одну плиту. А книги копировать легко. А пункт второй?
-- Будущий гений, -- махнул администратор. -- Мировой человек. Пророк. Провидец! Ваше имя будет в скрижалях истории.
-- Скрижали -- это неплохо, -- заметил Арион, когда хранитель музея перечислил все ударные титулы. -- Но вы пропустили бесконечный ряд пунктов до скрижалей. Один из них -- творческие командировки. Я же не могу целый день вкалывать с указкой, а вечером с пером. Мне нужны поездки для жизнеописания человека Ариона. Это тоже пункт, из которого следует ряд подпунктов. Я должен съездить в музей древностей, исторических реликвий, космических пришельцев, а это требует капитального пункта.
-- Туда пешком два шага, -- заметил администратор. -- Можно сходить в обеденный перерыв.
-- Опять вы мыслите не по пунктам, -- вздохнул Арион. -- Пункт первый: человек на сэкономленные за счет обеда копейки идет в обеденный перерыв в музей. Пункт второй: что это за человек? Или. Человек не идет в обеденный перерыв в музей. Он не экономит копейки, он сидит в музее, и обед ему приносят на золотом блюде. Это пункт первый. А пункт второй?
Администратор молчал.
-- Ладно, -- смягчился Арион. -- в вашем музее мышление по пунктам находится в изгнании, как и оригиналы. У вас любят копии… -- Он задумчиво посмотрел на Давида. -- Может мне съездить за его оригиналом?
-- А как вы вывезете его оттуда? Такая тяжесть…
-- Я поеду как государственный человек. Это пункт первый. А его подпункты парикмахеры, повара, секретари и прочие.
-- Это противоречит вашей сверхидее, -- заметил администратор.
-- Какой? -- удивился Арион.
-- О непозволительном грабеже государственной казны и бюджетов мужиков. А если вы начнете грабить государственную казну и бюджеты мужиков, то кто вы такой? Пункт первый!
-- Отлично, -- сказал Арион. -- Вы начинаете мыслить по пунктам. Ну а теперь идите к своим вассалам и сделайте им рекламу обо мне, исходя из моей конституции, а я принимаюсь за каторжный труд жизнеописания человека Ариона.
За три часа в кабинете хранителя музея побывали все служащие. Арион был доволен. Даже плита фараона-кровопийцы и ботфорты гробовщика народа не имели такого колоссального успеха. На столе лежали подношения. Цветы, в которых искусно были запрятаны золотые ручки с вечными перьями, пятидесяти, сторублевые кредитки… Арион разгребал цветы, пока не наткнулся на гигантскую хрустальную вазу. В вазе лежала картонная коробка из-под бананов!
-- Это что? Намек на самую земную идею? -- пробормотал Арион. -- Или! Пункт первый: моя конституция и я не устраиваю музей. Пункт второй: место тропических плодов в коробке может оказаться мешок пороха или бомба. Сейчас это модно.
Арион вызвал администратора.
-- Что в этой банановой коробке? -- спросил он. -- Только быстро. По пунктам.
-- Пункт первый: цветы! -- отчеканил администратор. -- Пункт второй: хрустальная ваза, потому что такие цветы, - администратор показал на розы, лепестки которых не уступал по размерам кредиткам, -- не могут стоять в глиняном горшке. Пункт третий! -- Администратор распаковал коробку и вытащил галстук, сюртук, лакированную обувку, -- человек с хрустальной вазой и цветами не может иметь такого, -- хранитель музея прошелся по рубищу Ариона.
-- Ну и ну! -- сказал Арион. -- Ваше мышление по пунктам собьет с толка даже прокурора, если вы будете давать ему взятки. И он скажет, что вы не взяточник, а диалектик. Вы качнете с простой булавки, а кончите миллионами в кармане, который нужно застегивать булавкой, чтобы не украли миллионы. А я думал, что в этой коробке бомба.
-- Это идея! -- заметил администратор.
-- Вы забываете о моем умении делать из единичных фактов сверхидеи! -- сурово сказал Арион. -- Пункт последний: человек в таком костюме не может ходить пешком. -- Он бросил взгляд на улицу, где стоял блестящий лимузин. -- Я согласен на лимузин.
-- Но у меня больные ноги, -- заупрямился администратор. -- Мне трудно ходить пешком.
-- Если мыслить по пунктам, то вам дали лимузин не потому, что у вас работает бестолковка, а потому, что больные ноги. А что дают человеку, у которого нет ног? Мой совет. Поменяйтесь местами с Давидом. Он будет ходить вместо вас, а вы будете стоять вместо него.
-- Бог с тобой, -- вздохнул администратор. -- Бери.
С появлением Ариона музей стал обрастать слухами. Слухи были разные.
Начальник отдела кадров утверждал, что Арион -- это писатель-инопланетятин, погубивший своими сверхидеями десяток созвездий, тридцать невинных земных администраторов, три музея, Пилата и Христа и даже бронзового поэта, что Арион был лучшим другом египетского фараона, императора в ботфортах, что сейчас Арион работает над новой сверхмогущественной идеей, которая может погубить музей, и не лучше ли такого писателя-инопланетянина, -- намекал кадровик администратору, - отправить вслед за вазой времен Рамзеса Великого.
-- Туда! И тихо.
-- Дурак ты! -- отвечал администратор. -- У него же лоб, а не кусок мыла. И если его приучить лестью… лестью… Понимаешь?
Заместители хранителя музея шли по стопам своего патрона и отзывались о Арионе как о величайшем вожде, который личным примером показывает, как сохранять в священной неприкосновенности государственную казну и бюджета мужиков.
-- Как бы не так! -- отвечал бухгалтер. -- Авантюрист ваш вождь. -- И перечислял авансы, которые постоянно требовал Арион, чтобы уехать с поддельным Давидом за границу, незаметно поменять поддельного Давида на настоящего и махнуть с настоящим Давидом за океан, чтобы сделаться там заатлантическим буржуем.
-- Это ты махнул бы с Давидом за границу, -- отвечали бухгалтеру, -- а он не махнет Давида на музей, потому что здесь у него в руках весь музей, а за границей будет один Давид.
-- Может оно и так, -- говорил бухгалтер, -- но я б на всякий случай, как бы чего не было, пристерег бы и Давида, и поэта тоже. А то убегут вместе с вашим вождем.
Так и сделали. Приковали Давида к постаменту. Попытались подвергнуть такой участи и статуэтку бронзового поэта. Статуэтка оказалась на столе, за которым Арион писал свое жизнеописание.
В груди статуэтки Арион просверлил отверстие и заполнил чернилами. Он с ожесточением макал гусиное перо в изуродованную статуэтку бронзового поэта и увековечивал сверхидеи человека Ариона, как пытался увековечить в музее древностей фараона Ариона первого. Ему чудилась сверкающая золотая колесница с фараоном Арионом первым в императорских ботфортах и соболиной шубе из ста соболей в окружении карет с благородными и благодарными мужиками, которые писали золотыми ручками золотые страницы о золотом фараоне Арионе первом. Арион слышал торжественный скрип золотой колесницы, торжественные крики охотников, кричавших торжественными голосами на умерших языках, слышал свист стрел, но не видел, как падают жертвы, как не видел задыхающихся от старости ангелов, умиравших под куполами музеев, горьких друзей в винных горьких чертогах, величавших себя горькими винными императорами.
В воображении Ариона уже не было места кузнецу, ковавшему лошадь Македонского, гончару, сработавшему вазу в эпоху Рамзеса Великого, как не было места старушкам-вахтершам с клубками шерсти в узорчатых платках, которые вязали в Российской империи и которые вяжут и сейчас в деревнях из козьего пуха, но было место золотым памятникам Ариона, портретам Ариона в золотых рамках, мемориальным табличкам, на которых золотыми буквами было написано золотое имя золотого человека Ариона. Арион забывал тысячелетние постройки, в которых царствовали тысячелетние обычаи, тысячелетних старцев, которые рассказывали о вековых иллюзиях человечеств, древних умирающих истинах и таких же древних умирающих легендах, возродить к жизни которые не могло даже само время, как забывал за золотыми памятниками Ариона заброшенные пустые кладбища, где покоились праящуры рода человеческого, бывшие и владыками, и подвластными владык, могилки, проросшие крапивой и ромашками, памятники со скорбными надписями о земной участи человека, разрушенные церкви с разрушенными папертями, почерневшие иконы с почерневшими ликами святых, над которыми трудился червь, покосившиеся купола с покосившимися крестами и библейскими воронами, которые знали то, что не знал человек. Арион травил воображение могуществом фараона Ариона первого, гением Ариона, величием Ариона, как травил в музее исторических реликвий сознание ботфортами императора, соболиными шубами, золотыми блюдами и не замечал древних старушек, приносивших себя в жертву вязальным спицам и вертушкам, как не замечал и мужиков с глазами, покрытыми ледяной коркой и шершавой, как наждак кровью, которая превращала человека в существо, на которое смотрели, как на скотину и забывали, что у этой скотины есть душа и разум. Умирающие звуки органа уже не трогали сердце Ариона, как не трогали пение небесных сфер, говор родников и эхо весенних ручейков. Он слышал скрип золотой колесницы, не слышал скрип времени, которое теснило человека к извечному концу и разрушало труд человека, возвращая первозданности ее обычную жизнь, отторгнутую рукой человека, как не слышал скрежет земного ядра, дыхание подземных вулканов, которые расшатывали земную твердь, чтобы расколоть ее и бросить в бездну, утыканную раскаленными звездами. Он забывал, что в окружающем мире нет совершенства и нет бессмертия, что смертная участь настигает человека без размера тех пядей, которыми обладает человеческий лоб, что человек рождается для того, чтобы постигать науку ползать, слепнуть, глохнуть в этом несовершенном, но земном мире, которому не было никакого дела до того, кто умер, кто родился, как не было никакого дела и Ариону до этого мира, в котором все равноценно, все тайна, все имеет свой срок -- и малое и великое. Он макал гусиное перо в статуэтку бронзового поэта и лихорадочно исписывал амбарную книгу в сафьяновом переплете подвигами человека Ариона, поддаваясь чудному обману воображения, где все смертное кажется бессмертным, малое -- великим, человеческое -- сверхчеловеческим… И кто не поддавался этому обману? Великий ли завоеватель Азии или тот, кто считает завоевателя великим?
Арион убрал из музея Пилата и Христа, заказал администратору свой портрет и повесил портрет возле Давида, над которым трудилась рука скульптора, превращая Давида в Ариона. Арион изгнал из ниш стальных рыцарей и поставил в ниши рыцаря Ариона. Он заказал администратору золотой футляр для гусиного пера, которым должны были любоваться будущие почитатели Ариона.
Администратор был недоволен. Он намекал Ариону, что музей нуждается не в фараоне Арионе первом, жизнеописание человека века, а в сверхидеях.
-- Только после жизнеописания! -- отвечал Арион. -- А если вам не хочется ждать, -- читайте жизнеописание. В нем великолепная идея!
-- Наш музей на грани духовного и финансового кризиса! -- не отставал администратор.
-- Духовный кризис ликвидирует публикация жизнеописания. А до его публикации я могу воскресить Христа и поэта, но их идеи не устроят вас. Что касается финансового кризиса, то здесь нужно воскресить всех мужиков. Но сейчас я не могу. Я на грани величия!
Грань величия Арион перешагнул, когда кончились чернила в статуэтке бронзового поэта.
-- Я -- великий! -- сказал он и сунул в карман статуэтку бронзового поэта.
-- Ты -- сумасшедший и вор! -- раздался голос администратора. -- У тебя мания величия.
-- Вы забываете о моем умении делать из единичных фактов сверхидеи! -- бросил Арион.
-- Так факт у тебя в кармане!
У Ариона вывернули карманы. Статуэтку бронзового поэта поставили на стол. Поэт отливал, как хорошо надраенный медный таз, и смотрел на желтые шторы, обои такого же цвета и ковер, вышитый ромашками и желтыми листьями.
-- Разве у тебя сверхидеи? -- сказал хранитель музея. -- Это сквозняки. От них чихают и кашляют.
-- Вы забываете о судьбе стриженных администраторов!
-- А ты забыл о тех, кто их стриг. Эх! -- вздохнул хранитель музея, -- ошибся я. Думал, что у тебя действительно семимильный лоб. А ты. За три года написал жизнеописание человека Ариона.
-- Это же бессмертная вещь! -- Арион похлопал по рукописи. -- И я -- великий человек. Я -- Автор! А мой Арион -- это человек века.
-- Да тебя вместе с твоим человеком века!
-- Перестаньте копировать инквизиторов средневековья!
Пришел Арион в себя на улице. На улице было пусто. Арион направился в сквер, сел на скамью, достал рукопись и начал читать. Он читал и смотрел, как ветер листает рукопись, как бросает природа желтые листья, вспоминал изуродованную статуэтку бронзового поэта и чувствовал в душе гигантскую пустыню, в которой умирали фараон Арион первый, император Арион, великий Арион. Они умирал тяжело и медленно, как тяжело и медленно думал Арион о несовершенном, но земном мире, который был для Ариона уже не только несовершенным, но и земным. Земное еще не укладывалось в духе Ариона, он слышал только его эхо.
Комментарии
Все МЫ РАЗНЫЕ....