Недружная братия

Когда на молитвенном стоянии возле храма Христа Спасителя святейший вдруг заговорил о предателях в рясах, 65-тысячная толпа встрепенулась:

— Это он о ком? — спросил у товарищей казак в форме есаула Всевеликого войска Донского.

— А кто его знает. Потом объяснят.

Но объяснения так и не последовало — сигнал был послан явно не тем людям, которые собрались на площади, чтобы поставить точку в затянувшемся скандале вокруг патриарха и РПЦ. Получилась не точка, а запятая — на прошлой неделе фильм Аркадия Мамонтова "Провокаторы", показанный на канале "Россия", только подлил лампадного масла в огонь. Одновременно в интернете появился анонимный список "врагов православия", состоящий из деятелей культуры и науки,— очевидная провокация, рассчитанная на новую волну раздражения против церкви.

Объявленная война либерализму не может не удивлять: своим нынешним благополучием церковь обязана как раз либеральным законам и ценностям, побудившим принять закон о свободе вероисповедания и реституции церковного имущества. Но зная, что в церкви бороться с фундаментализмом можно только мерами самого фундаментализма, многое, в том числе и явно архаичная риторика патриарха Кирилла, становится понятным.

Ситуацию, сложившуюся сегодня вокруг РПЦ, комментирует проректор Свято-Филаретовского православного института Дмитрий Гасак.

— Согласны ли вы с патриархом, что у церкви есть враги, готовые начать новые гонения?

— Враги у церкви есть и будут. Но я бы не сказал, что сейчас церковь находится на пороге новых гонений, по крайней мере, сопоставимых с тем, что творилось в России в XX веке. Хотя по сравнению с прошлыми двумя десятилетиями отношение общества к церкви, как мне кажется, претерпело ощутимый откат. С одной стороны, это следствие общемировых и общеполитических, и общекультурных процессов, с другой — причины можно найти в самой православной церкви. Так, от многих людей приходится слышать упреки в том, что, придя в православную церковь, они не ощутили никакого встречного движения со стороны духовенства, не встретили обращенности к человеку. Поэтому не случайно, что патриарх Кирилл с самых первых дней своего патриаршества стал проводить политику, направленную на большую открытость церкви, на изменение отношения церкви к обществу, к людям.

— В чем заключается эта политика?

— Прежде всего в особом акценте на социальной работе и работе с молодежью, а также на возрождении миссионерской работы, катехизации и просвещения, то есть на раскрытии основ христианской веры тем, кто приходит в церковь. Ведь это направление было в советские годы не просто забыто, оно было запрещено — священникам не разрешали общаться с людьми на темы веры, запрещалось проповедовать. Во-вторых, в попытке возродить соборные процессы внутри церкви, в беспрецедентной административной реформе. Кроме того, именно патриарх Кирилл еще до своего патриаршества постарался декларировать право Русской церкви на собственную политику. Так, в "Основах социальной концепции Русской православной церкви", одним из основных авторов которых он является, есть специальный пункт о том, что "если власть принуждает православных верующих к отступлению от Христа и Его Церкви, а также к греховным, душевредным деяниям, Церковь должна отказать государству в повиновении". Разумеется, у власти этот пункт и сегодня может вызывать раздражение.

— Близкие к патриарху люди говорят, что нынешние скандалы были спровоцированы его тайными врагами внутри самой церкви. Действительно ли патриарх Кирилл оказался в кольце недоброжелателей?

— Ни один патриарх, даже вместе с Архиерейским собором, не может сразу изменить жизнь церкви. Для этого необходимы глубинные сдвиги — на личном уровне, на уровне приходском, монастырском и т.д. Поэтому так трудно и проходит этот разворот в сторону человека. К тому же церковь в советские годы привыкла к очень закрытой непубличной жизни. Не случайно вы и сейчас не увидите в прессе, на телевидении многих очень влиятельных в церковных делах чиновников и деятелей. В большой степени именно эти люди в свое время — в середине 1990-х годов — инициировали резкий идейный разворот церкви в сторону фундаментализма. Разумеется, патриарх сталкивается с такой оппозицией. К примеру, два года назад в Москве были учреждены викариатства, то есть патриарх попытался создать институт викарных епископов, которые, будучи помощниками патриарха, правящего епископа города Москвы, управляли бы церковной жизнью в той или иной части города. Пока не видно, чтобы это удалось. Полагаю, что есть сильное противостояние этой патриаршей инициативе и прежде всего со стороны священников из команды прежнего патриарха. Подобные проблемы есть и в других епархиях. Похоже, что патриарху подчас почти не на кого опереться: в церкви, как и в обществе, большой дефицит квалифицированных, ответственных людей. Тот же вопрос о катехизации или, скажем, о языке богослужения вызвал бурю споров, потому что определенной части духовенства этого не надо: приходская машина крутится, и ладно. Поэтому можно сказать, что у нас в церкви есть кризисные явления. Правда, это вопрос не только сугубо церковный. Очевидно, что большое значение здесь имеет вмешательство государства. И явление церковного фундаментализма прямым образом связано с наследием той политики, которую государство проводило в советские годы например через своих уполномоченных и соответствующие органы. Отец Виталий Боровой, в 1970-е годы настоятель патриаршего Богоявленского собора, говорил как-то, что церковь, как Тело Христово, не устраивает ни одно государство в мире, потому что государство претендует на человека целиком. Коммунистическое государство не терпело рядом с собой Бога, оно само стремилось стать богом. И сейчас можно встретить нечто подобное.

— Патриарха упрекают в том, что он вовлек церковь в политические игры. Мог ли он отстоять право церкви остаться вне политики?

— В России глава церкви всегда был крупной политической фигурой. Думаю, что и сейчас у патриарха нет возможности остаться "вне политики", для него это — без вариантов. Но сегодня история дает церкви возможность приобрести гораздо больший вес в обществе. Вы сами видите, как люди реагируют на просветительские инициативы, люди соскучились по живому слову в церкви, их волнует дальнейшая ее судьба. Другой вопрос, сумеем ли мы достойно распорядиться этим шансом. Но это, к счастью или к сожалению, зависит не только от патриарха.

— Как вы оцениваете слова патриарха о "предателях в рясах"? Кого он имел в виду?

— Я сдержанно отношусь к таким заявлениям — я не ношу рясу. В любом случае это определенный знак для тех, кто так или иначе противится воле патриарха.