Георгий Александрович Дубяга

Мне посчастливилось знать этого человека. Он в 1984-1987 работал охранником на шлюпочной базе нашей юношеской флотилии (ОГЮМФ – Одесская городская юношеская морская флотилия – место, где лечили заболевших морем детей). Высохший старик невысокого роста, весь в наколках, очень медленно разговаривающий. Глаза, за которыми мудрость и боль. Интереснейший человек.
У таких людей можно спросить все, что тебе нужно знать о жизни. Вот только одна проблема – ты не спросишь. Ты можешь только смотреть ему в глаза, и пробовать впитать его отношение, его взгляд на происходящее. Ты не задашь ему самых важных вопросов, потому что пока ты мал и пока не можешь их задать. А когда ты вырастаешь и тебе нужны ответы, то этого человека не будет рядом.
«В каком доме по улице Чижикова ты живешь, – спросил он меня, – в 46-м? А как она называлась раньше, Новорыбная, да?» И он рассказал, как, будучи молоденьким революционным моряком, он со товарищи в 1919 году «громили эсеровское гнездо» в соседнем дворе, 44-м номере.
Он прошел путь от юнги до капитана дальнего плавания. Он был ветераном всего, чего только было возможно. Революции, нескольких войн, Коммунистической партии, труда, Черноморского морского пароходства. Бывал ранен. Но никогда не носил орденских планок или нашивок за ранения.
Одесситы помнят пароход «Экватор», который долгие годы стоял на цементных подушках в яхт-клубе. Дубяга был первым капитаном этого парохода.
Этот человек в свои 90 ходил сам, без всякой помощи, без палочки. Спуститься вниз к морскому пляжу по длинным лестницам Ланжерона – еще ничего, но вот подняться вверх… и поднимался он тоже сам. Только медленно.
Во время летней практики, когда мы, шести-, семиклассники, чинили, чистили, смолили и красили шлюпки, он учил меня работе с деревом, каким-то незначительным плотницким хитростям. Он относился к нам, школьникам, как к взрослым, приподнимая нас до своего уровня.
На его суточную вахту приятно было зайти, когда на улице метель и ранний зимний вечер. В небольшом фанерном домике, в котором жили охранники базы флотилии, он заваривал чай в железных кружках, и дарил мне свой опыт, свой взгляд на жизнь. Мы пили крепкий чай с нехитрыми баранками, а вокруг нас были полки со сложенными на зимнее хранение мачтами, парусами, веслами. Было очень хорошее и теплое ощущение от возможности побыть там. Словно все прочитанные тобой приключенческие книги находятся прямо здесь, и их герои стоят неподалеку, слушая нас.

Этот человек сам был этим героем. За стеной ревело море, набегая на пустынный пляж, кричал ветер. Выходя оттуда, чтобы идти наверх по склону, через снег, домой или в экипаж, мне не было холодно. Я все думал о нем.
Он для меня был живым воплощением того, настоящего моряка, о котором пишут книги, или о которых снимают фильмы. Легенда, только живая. Даже просто помолчать, посидеть рядом с ним – это было подарком.
Он улыбнулся, когда я поступил в среднюю мореходку после восьми классов. И сказал мне своим медленным упорным голосом, мол, а потом поступишь в «вышку» (институт). На что я пытался слабо возразить, что я в среднюю-то мореходку поступил с трудом, а уж в вышку… туда гораздо сложнее поступить. Он посмотрел прямо на меня и упрямо повторил: «Поступишь в вышку». Когда я разговаривал с другими старыми моряками, работавшими у нас во флотилии, они сказали, что все просто – если Дубяга сказал, что ты туда поступишь, значит, ты поступишь. Там тоже сидят такие же, как и он – старые высохшие деревья, которые не может вырвать ни одна буря. Поступишь.
Весной, красивой теплой весной 87-го, ему исполнилось 90 лет. Я пришел его поздравить, принес новую зимнюю тельняшку. А что я мог подарить – у меня стипендия была 9 рублей. И спросил его, мол, а ЧМП (Черноморское пароходство) вас поздравило? «Да, – ответил он. – Они мне дали еще одну грамоту. А у меня их целый шкаф… Уж лучше они бы мне сто рублей подарили»…
Помню, как я тогда задумался. Впервые я подумал о том, что героям тоже нужно есть.
Он ушел вскоре после своего 90-летия. Статья в городской газете, увиденная мной, траурная рамка, он в кителе, на котором было огромное количество наград. Я был потрясен – уж слишком обыденно все выглядело. Мои товарищи, курсанты не понимали, что со мной, почему я чуть не плачу. А что я им мог объяснить. Что это там у тебя, Длинный? Умер какой-то старик? В газете напечатали? Ну, что поделаешь, у нас вон старых учителей часто хоронят. Хорош ныть, давай закурим.
В вышку я так и не поступил, даже имея «красный» диплом без единой четверки об окончании средней мореходки. Но это уже совсем другая история. И это не помешало мне стать старшим механиком.
Люди живут, пока в нас живет память о них. Они живут в наших действиях, оценках, мыслях и поступках. Замечательные люди.
Такие, как капитан Георгий Александрович Дубяга.
Одинокий старик в фанерном домике на пустынном зимнем пляже.