Русские, которых не тронула советская деградация

Ирина, Ульяна, Лукия, Феонилла и Анастасия – старообрядческая семья из Николаевска

На карте, однако, деревни нет. Но дорога, только в нее и ведущая по еловым лесам, нарисована - не заблудишься. Я был в деревеньке два раза - зимой и летом. Среди домов - почти игрушечная церковка с луковицей, прямоугольник школы, "тарелка" антенны у почты. Дома глядятся иначе, чем в старых русских деревнях, обиты тесом, покрашены - американская технология. Но что-то наше родное, российское есть в деревне. Валяется бочка рядом с дорогой, перекошен наполовину сломанный забор. И это все не от бедности. Деревня в этих лесах, как крепкий здоровый орешек, - у каждого дома автомобиль, а то и два. Российская привычка к простору, небрежность и беззаботность - "сойдет и так". Характер! Куда его денешь. Характер, привычки, уклад бытия человек сохраняет и носит с собой, как черепаха панцирь. Тут же случай особый - староверческая община!



Человек из Москвы
- Здравствуйте!
- Здравствуйте, здравствуйте. Откеля будете?.. Из Москвы... Вот оно как...
- Кума Анисья! - обращается мой спутник к женщине в ярко вышитом сарафане, ведущей двух девочек в длинных, не фабричного шитья платьицах. - Человек-то издалека, из Москвы... У Анисьи удивления нет.
- Штой-то к нам народ зачастил, - отвечает она, с любопытством разглядывая гостя.

Улавливаю во взгляде хорошо знакомую по сибирским староверческим селам настороженность к пришлому...

Конец субботнего дня. Деревня курится банями. Звонит "к вечерне" церковный колокол. Мужчины встречные - бородаты, ребятишки - кто в подпоясанных расшитых рубашках, кто в кафтанах до пяток. На мотоцикле сидящего в таком кафтане видеть особенно непривычно. Рыжебородый дьякон проехал к церкви в автомобиле. Старушка вся в черном, опираясь на палку, идет. Речь кругом русская, хотя так же, как и одежда, отличается от того, что слышишь сегодня в нашей деревне.


Первый работник - поп
Первым, с кем я тут познакомился, был поп. Он в общине лицо не просто духовное, он лидер во всех житейских делах - первый работник, блюститель нравственности, первый советчик во всем. Руку мне подал среднего роста человек в шляпе, из-под которой на рясу ниспадали рыжеватые волосы.
- Фефелов Кондратий Сазонтьевич. А это - матушка Ирина Карповна. И сын - одиннадцатое по счету дите. Наверное, уже последышек? - батюшка весело подмигнул матушке.
Я, признаться, не сразу поверил, что у этих двух еще моложавых людей был такой выводок детворы.

В первую встречу зимой мы снимались около церкви, сходили в школу, отведали матушкиных блинов... Летом я увидел попа сидящим за рычагами бульдозера. Так же ловко он водит грузовичок. Я видел его среди плотников с топором, видел стоящим в рубке рыболовного судна - рыбак, штурман и капитан. Слушал его заутреню. Он был то в рыжем подранном свитере, то в рясе. Никакой сановитости, прост, приветлив, умен.

Прошлись мы с Кондратием Сазонтьевичем по деревне, сходили на холм, откуда Николаевск выглядит горсткой домов, кинутых в синь еловых лесов. Никаких следов человека, только чистая змейка дороги.
- В 1967 году трое наших приехали сюда оглядеться. И это место облюбовали - уединение для нас подходящее, вода родниковая самотеком течет. Купили у штата Аляски за четырнадцать тысяч квадратную милю земли. И через год застучали тут топоры...
Кондратий Сазонтьевич на русской земле стоял лишь недавно, съездив в Москву. Родился же, как и все старшее поколение нынешних николаевцев, где-то вблизи Харбина. Тут родители его все начинали с нуля - поставили хибарку, скопили денег на лошадь...

И случилась очередная ломка! Пришедшая в 45-м году наша армия в "кержацкие" села принесла горе. Эту пору Кондратий Сазонтьевич хорошо помнит: "Кулаки, беглецы! Э, как живут!" Уводили у нас коров, лошадей. Самое страшное - забрали отцов. Незаконно-де границу перешли в двадцатых годах...Куда кто делся, не знаем". Хозяевами в семьях остались вчерашние подростки. На их плечи легла забота о матерях, младших братьях и сестрах.
"А в 50-х годах - напасти с другой стороны. В Китае к власти пришли коммунисты. Нам сказали, проживание нежелательно, уезжайте, куда хотите". Куда уезжать? Похлопотала Организация Объединенных Наций о "кержаках". Уговорила принять их страны Южной Америки - Аргентину, Бразилию, Парагвай, Чили. Каково было русскому бородачу ехать в какой-то неведомый Парагвай! А что делать? "Приезжали советские агитаторы: давайте домой, поселим на целине. Кое-кто согласился, но очень немногие - хорошо помнили, как уводили отцов..."

В огромной массе переселенцы сбились в Гонконге. Возникли неизбежные в этих делах задержки, неувязки. В громадном перенаселенном городе не было места для бородатых крестьян, привыкших иметь дело с землей, озабоченных судьбою детей и веры.

Их все-таки переправили за океан - кого в Аргентину, кого в Парагвай. Большинство же - несколько тысяч - попали в Бразилию. И тут русаки опять же вцепились в землю. Опять пришлось начинать все с нуля.

И пришел час, сбросились в шапку, да получив еще помощь от "толстовского фонда", послали переселенцы ходоков в Вашингтон. И те преуспели, привезли разрешение переселиться в штат Орегон. И стали семья за семьей уезжать из Бразилии. Но и тут не всем староверам жизнь пришлась по душе. Увидели: дети врастают в чужую жизнь, поддаются влияниям и соблазнам, "вера теряла крепость". Тут и бросили взгляд на Аляску. Может, спасемся там?

Все - родня
Деревню поставили скоро - за год. Рубили дома, били дорогу, завели огороды и пашню. Шестьдесят семей - четыреста человек - сюда собрались. Первым среди них был Кондратий Сазонтьевич с семейством, другие - Фефеловы, Мартишовы, Реутовы, Якушкины. Тут все - родня.

Начали с раскорчевки тайги. Построили лесопилку. И сразу принялись за дома. Почувствовали: Аляска - это как раз то, что надо, - "зимы много", и здешней природе нужны люди выносливые, неприхотливые.

"Первый год работали по пятнадцать часов. Отрывались только на сон". Обращение к земле показало: растет тут все - ячмень, овес, картофель, горох, всякий овощ. Однако кормиться тут лучше не от земли, а от воды. Мужики, "покумекав", стали ездить на фабричку, изготовлявшую рыболовные катера. Дело требовало умения. Стали терпеливо учиться. Потом образовали маленькую компанию. За огородами в Николаевске соорудили крытую верфь. И пошли в гору.

Суденышки "лепят", или, точнее сказать, "отливают", из стекловолокна и смолы. Я был на верфи, видел остро пахнувший корпус очередного судна и видел потом в рыболовном порту эти невеликих размеров, но годные для плавания в океане посудины. Оснастка, отделка - по высшему классу: рубка, камбуз, каюта для сна, холодильник для рыбы. Мотор у катера - шестьсот сил. Навигационная техника - самая современная. Четыре радиостанции: для разговоров с портом, со спасательной службой и специально с домом. Одна из систем позволяет "автопилотом" выходить прямо на оставленный в море буй. Спрос на эти ставшие именоваться "русскими" катера постоянный, "сколько сделаем, столько и продадим". Мотор и оснастка, разумеется, покупные. Это все стоит более трети общей цены катера. А за все готовое судно берут николаевцы сто пятьдесят тысяч долларов. Делают в год тринадцать - пятнадцать посудин. И всего на Аляске ловят рыбу более сотни николаевских катеров. Доходное дело их строить.

Рыбный день
Однако, приглядевшись как следует к жизни, амурские мужики поняли: еще более доходное дело - ходить за рыбой. Стали учиться, помогая друг другу. И дело пошло не хуже, чем у самых опытных рыбаков, промышляющих в этом краю. Появилось даже некое превосходство, американцев называют насмешливо - "шоколадниками". На промысел ходят далеко в океан, аж до самой Японии. Ловят лососей и палтуса. Выход в море (четыре дня хода, день - лова) может дать сразу восемнадцать-двадцать тысяч долларов. Игра стоит свеч. Правда, можно и пролететь, прогореть: в рыболовстве не последнее дело - удача. Но уже много построенных катеров куплено самими николаевцами. Я их видел в рыболовном порту, по названиям отличал: "Русак", "Орел", "Гусь", "Волга", "Кавказ"...

Доходы сейчас же сказались на образе жизни. Лошадей, скотину и огороды забросили, даже кур перестали держать. В каждом доме - автомобиль, а то и два. Садится Акулина или Аксинья в своем староверческом сарафане за руль и едет в прибрежный Хомер, покупает там все, что надо для стола и хозяйства.

Все в этой деревне, в этой общине держится на прилежном труде. Женщины, как наседки, - с детьми, мужики - постоянно в делах. К труду, к возможности заработать приучают с малого возраста.

Воскресный день у николаевцев
Поближе с житьем-бытьем николаевцев я познакомился в доме Кулигиных. День был воскресный. Все были в сборе. Накрыт был стол. В семье двенадцать детей. Старшему - двадцать один, младшему - одиннадцать. Имена: Анна, Улита, Люба, Стахея, Алексей, Марина, Корнелий, Давид, Маврикий, Олимпиада и самый младший, общий любимец, веселый веснушчатый Поликуша, по-взрослому- Поликарп.

Хозяйка дома одета в просторный, зеленого цвета праздничный сарафан. Муж, Анисим Стафеевич, сел за стол в вышитой красной рубахе. Обоим за пятьдесят. Поженились двадцати лет в Бразилии. И тяжкий путь общины от Приморья сюда, на Аляску, - это и путь Кулигиных. Их родители на Амуре жили в деревне Каменка. В Китае деревенька называлась Романовка. О том, что было в Романовке в 45-м, Анисим говорит одним словом: "Злодейство!"

Сюда, на Аляску, Кулигины прибыли с шестью ребятишками.
- Восемь месяцев жили в палатке, пока рубили избу. Снег выпал. Сердце заходится, как вспомнишь, что пережили...

Кормил семью Анисим плотницким делом. Работа эта нужна на Аляске везде - хорошему плотнику платят тридцать долларов в час. И семья быстро поднялась на ноги - стали помогать подраставшие дети. Дом Кулигиных не лучше, но и не хуже других. Анисим провел меня по комнатам с сундуками и зеркалами, по сеням и кладовкам, где стояли соленья, варенья, ящики с лимонадом, грушами и бананами. Соломея Григорьевна с гордостью показала свой огород - единственный в деревне, где растет все, что тут может расти. Держат Кулигины и корову. Для ребятишек - "чтобы не отвыкали" - держат лошадь, кажется, единственную теперь в деревне, и с теми же воспитательными целями - "чтобы поспевали за жизнью" - завели трактор. Держат в доме винтовку и два пистолета. С оружием возятся старшие сыновья. Анисим, промышлявший ранее зверя, тут к охоте поохладел, разве что ради мяса застрелит одного-двух лосей - "они тут рядом, даже в огород забредают".

- Живем теперь - грех жаловаться: двенадцать детей и четыре автомобиля!
...Трактор, мопеды, велосипеды - это лишь часть жизненного достатка семьи Кулигиных. Главное приобретение сделано недавно.

Не оставляя плотницкого ремесла, решил Анисим Стафеевич по примеру общинников обзавестись судном. Зажиток для этого был. С некоторым риском занял еще двадцать пять тысяч. Купил. И уже обновил покупку - сходил на первый промысел. За один раз поймали палтуса столько, что сразу "долг целиком - с шеи долой".

Крестины в церкви
В день отъезда из Николаевска утром мы проснулись с Андреем от колокольного звона. Вспомнили: в церкви должны быть крестины. ...Церковь была пустой. Три старушки и мать новорожденного - крупная, тучная женщина - стояли близко у входа. Крестный отец - мальчонка тринадцати лет держал на руках белый, оглашавший церковь криками сверток. Поп с дьяконом скороговоркой приобщали новорожденного к вере. Голосист малый. Хорошим рыбаком или плотником будет.
- А если в космонавты захочет? - сказал я Кондратию Сазонтьевичу, закончившему обряд.
- На все воля божья. Все им предначертано.

И мы присели на скамейке у церкви - закончить наши беседы о великом пути общины сюда, на Аляску.

...Я вычислил на очень подробной карте Аляски место деревни Николаевск и поставил кружок. Интересно было там побывать. И много я передумал сейчас, сидя в подмосковной избе над этим писаньем. Люди одного с нами корня. Какую дорогу осилили! Сколько всего вынесли, претерпели! Пример для нас - эта жизнь обыкновенного русского человека. Поклонимся ему из нашего далека.