30 000 знаков к инаугурации г-на Путина

На модерации Отложенный

           Джинсы «no name» из дисконтного суперпупермаркета; дорогая, но уже повиданная и в Тимашёвке, и в Златоглавой, повидавшая виды и с перевала ВЦСПС, и на азовской рыбалке ветровка «Nike» (остались ещё породистые шмотки); недельная щетина; короткая стрижка под пятую насадку с косяками сзади (стригусь сам); открытый взгляд (а что скрывать?) человека, который с прошлой жизни не прикасался к интимностям порядочной женщины и с командировки не читал стихи проституткам. С десяти метров — тридцать три, по паспорту — сорок четыре, по отёкшим уставшим глазам — все пятьдесят пять.
           
           Это — я.
           
           Серп и молот, красный стяг, «Россия, труд, народовластие, социализм», какие-то грамоты, несколько крепких ещё дедков не доминошные камни вертят, а протоколы по скоросшивателям, комсомольцы и комсомолки, товарищи в костюмах и при красных галстуках. Год восемьдесят третий? Да нет — ноябрь 2011, Ростовский-на-Дону горком КПРФ.
           
           — Здравствуйте, товарищи! Я хочу быть наблюдателем на выборах в Государственную Думу Российской Федерации!           
           — Здравствуйте, товарищ! Надеюсь, у Вас нет аллергии на коммунистическую идеологию?
           
           Ну вот прям так и сразу. Официанты мою платёжеспособность никогда так быстро не раскусывали. Я и сам не знаю, что у меня на эту идеологию, и врать не привык, даже женщинам и начальству. Может, и не аллергия, а чесотка или кандидомикоз, откуда у меня с собой МКБ-10 с комментариями? Четыре сессии сдавал историю КПСС, три — марксистко-ленинскую философию, две — политэкономию, по семестру — научные коммунизм, да атеизм, да ещё какую-то высоконаучную бредятину. После армии (дембеля’87, соединяйтесь!), в самый угар перестройки, преподы общественных дисциплин охотно ставили мне пятёрки автоматом, лишь бы на экзамене не слышать моего крамольного вольнодумства, как на семинарах.
           
           Не нравились мне единственная руководящая и направляющая сила советского общества, ядро, ядрить его, политической системы. Не нравилось, что диктатура, не нравилось, что пролетариата: если я ненавижу идеологию, согласно которой арийцы лучше евреев, то почему я должен навидеть гегемонию Швондеров, геноцид Преображенских и отсутствие паспортов у колхозников? И если вера в рай и религия — опиум народа, то светлое коммунистическое будущее и «от каждого — по способностям, каждому — по потребностям» — не ЛСД, часом? И культ личности, и культя культа личности — в каждой социалистической стране. И, самое страшное, — досталь кровушки: семья царя-батюшки и кронштадские матросы, поэты и комдивы, Венгрия и Новочеркасск, Чехословакия и Афганистан. Светлая память!
           
           Неужели это я — здесь?!
           
           Собственно, собственной персоной пришёл в штаб самой дисциплинированной и самой организованной оппозиционной партии, чтобы с мандатом от КПРФ в меру своих скромных сил пронаблюдать прогнозируемую победу «Единой России». Помнится, было ещё «Единство» — сначала этот предвыборный блок победил на выборах в ГД, а спустя несколько дней с форсом мажоры добавили фарса, собравшись на свой учредительный съезд…
           
           — Эге! — остановит мой честный чёс конструктивно настроенный читатель. — И левые ему — не левые, и центр ему — недостаточно центральный. И что этому автору только нужно?
           
           Да решил он нащёлкать на клавиатуре до тридцати тысяч знаков с пробелами, чтобы поучаствовать в конкурсе http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/249194/ публицистики «Сыт я по горло!» — и запамфлетилось ему второй раз в жизни, и пишет автор, чем именно он сыт, и что не в то горло пошло, а не куда рвётся его ранимая математическая душа. Ах, не памфлет здесь, а эссе недоваренное? Смею заметить, у автора ещё 26 000 знаков в запасе, и кто знает, куда выведет его старческое брюзжание (ведь стареешь не тогда, когда первый раз виагру купил, а тогда, когда про любовь не пишется). Даже не звонится — робеется — между Её днями рождения. Вот, сто сорок девять дней ещё осталось. И перекатывается полем жизнь — от звонка до звонка (тьфу три раза, я о телефоне), от выборов до выборов, от стишка — к прозе. «Будет, будет сюжет!» — торжественно по-пионерски обещает читателю автор и возвращается из лирического отступления в наступательный на Общероссийский народный фронт штаб КПРФ.
           
           — Не разделяю я коммунистической идеологии. Просто ненавижу одну партию. Там ВЦИОМ подсчитал, что она непременно должна победить.           
           — Вот такие идейные нам и нужны! В каком районе города наблюдателем быть хотите?           
           — Да мне всё равно. Я, если что, за рулём.
           
           В ночь на четвёртое декабря вообще не заснул: переживал за возложенную на меня политическую ответственность. В полпятого запарил в термосе кофе, накромсал бутербродов, завернул в фольгу. В шесть в условленное место подъехали «Жигули» и повезли меня в Ковалёвку. Маленький посёлок под Ростовом-на-Дону знаменит тем, что там находится главная областная дурка. До этого дурка была на ул. Пушкинской, в центре города. В советское время решили перевести этаких пациентов с главврачами-Маргулисами подальше за город. В освободившемся здании, кстати, разместили… Северо-Кавказский научный центр высшей школы. В ковалёвской дурке у меня друзья: два никому не известных (кроме меня) поэта регулярно прячутся за её решётками от своих кризов-эпикризов. А? Что? Нет, не политические. Нет, это Вы меня простите, но диагноз творческой натуры — дело такое интимное... Когда-никогда я их навещал, привозил чай и сигареты. Как-то увидел, что поэт справляет свою поэтическую нужду на случайных бумажках, которые вскорости теряет. Привёз ему толстенную общую тетрадь, А4, отменная бумага, твёрдый переплёт. И случился в тех краях недели через три всего, и опять заехал. Полтетрадищи уже было исписано. Наугад раскрыл, прочитал вот это: http://stihi.ru/2010/08/18/7898 (выложил в сеть с позволения автора). Да, конечно, ничего великого, но… человек пишет в пустоте, в пустоту, и… пустые рапорты начальству я пишу с такой же, примерно, скоростью. Ну, дурка — напротив, а мне — в поселковый клуб, избирательный участок № 1555.
           
           Я потом задним числом долго обдумывал думские выборы 4 декабря на этом участке. Огромное гражданское спасибо КПРФ за то, что она — единственная организация, которая реально цыкает на ЦИК, способна до нервного тика довести ТИК и повсеместно нащупывать weakness каждого УИКа. Но, к сожалению, часового инструктажа, который проводят коммунисты со своими наблюдателями, половина которого уходит на политинформацию о происках крупных жуликов, мелких местных воров, олигархов и Пентагона, явно недостаточно. Члены избирательных комиссий вышколены куда лучше.

           Участочек мне достался тот ещё, хоть сразу руки вверх поднимай: три воинские части, дурка и осевший пару лет назад цыганский табор на территории. Все цыганки мне казались на одно лицо. Видимо, и очень ненапрасно казались. Зампредседательши нервничала при моём приближении так, как будто я — полицейский, а у неё полны карманы взрывчатки, дезоморфина и помеченных денежных знаков. Знамо дело, сидела она за так называемым дополнительным списком избирателей, который прошили только после моего замечания. Сейф с бюллетенями находился в смежной комнате за занавеской. Надо было мне бороться с этой занавеской с самого начала. Два раза за эту занавеску зампредседательши зачем-то утягивала дополнительный список — весьма ничего себе нарушение. Спросил: «Зачем?» Она ответила: «В туалет надо. Не оставлять же на столе без присмотра!». От КПРФ нас было двое, основную урну из вида практически не выпускали. И вот, в шесть часов и шесть минут вечера (так и тянет ещё про шесть секунд приписать для красоты арифметической, но я против приписок, равно как и за честные выборы))), мне предложили деньжат за незамеченность намеченных нарушений.
           
           Эх, взятка! птица взятка, кто тебя выдумал?.. Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая взятка несешься? — Да простит меня Н.В. «Наша Вам благодарность», «мой тебе магарыч» — для кого-то наркотик материальных неуёмностей, для кого-то — просто способ свести концы с концами. Вот сказал во время прямой линии Путин, что средняя зарплата по стране — двадцать четыре т.р., а в сфере образования, у преподавательского состава, — беда, типа, — всего-то — двадцать одна. На полях: власть, утонувшая в идиотизме («Высшая математика убивает креативность», — Фурсенко; «Дума — не место для дискуссий», — Грызлов), с огромным удовольствием держит за идиотов всех, включая профессуру. Я вот работаю в отнюдь не последнем вузе страны, и профессор, доктор наук и заведующий кафедрой в одном лице у нас получает восемнадцать. И всё реже о всяких там изоморфизмах думают учёные мужи, а чаще гадают, о какой это стране говорил Путин, и что на преподавательскую зарплату можно позволить себе в нашей, рашей. Если не профессор, не доктор, — то оплатить коммуналку, интернет, и пару раз скромно посетить супермаркет. О чём это я? Ах, да, — о взятках… С гайцами проще, а вот с докторами… «Одно говорить, а другое — прочувствовать, как трудно, как мерзко за жизнь врачу совать», — (с) А.Я. А я — давал и буду давать, если болеют близкие и будет у самого, что дать. И горжусь тем, что ни одного порядочного человека сумел не обидеть этим противоправным деянием. Ну, а сам-то? А что сам? А что я? Ну, и я… бываю грешен. Вот парадокс: чем меньше нужны деньги, тем проще берётся, — работает аргумент, что мне-то оно и нафиг не впало, это я человеку доброе дело делаю. Полно! К сюжету! К барьеру!

           …Автор, радуясь, что не совсем топорно отработал наблюдателем, гордо отказался от предложенных ему денег. Потом — подсчёт голосов, собственно. При подсчёте шахматка подтвердила, что обошлось без вбросов. У коммунистов отработана технология: рядом с урной сидит/стоит/не спит наблюдатель с листом А4, на котором напечатано 20х30=600 клеточек — шахматка. Проголосовал человек — и в очередную клеточку крестик ставится. И если при подсчёте количество бюллетеней заметно больше, чем крестиков, — лох ты, а не наблюдатель!

           
           Прошло три месяца. Отновогодилось, отдвадцатьтретьефевралилось. Материальные запасы скромного работника народного образования (мои то есть) увеличилось на два вискаря, три коньяка, четыре коробки конфет, несколько одеколонов, пен для бритья и гелей для душа. Нафиг! В сумку — и на антресоль: и в баре, и в ванной всё давно заставлено этаким добром. В телефоне до восьмого марта прописалась дюжина эсэмэсок, чтобы не забыть поздравить тех, кто не забыл поздравить меня. А у страны на носу — юношеским прыщиком — президентские выборы.
           
           Выяснилось, что премьер-министр наш — вовсе не государственный служащий, и в отпуск на предвыборный период уходить не обязан. Чуть не каждый день с экрана Главный Батюшка (тот, у которого пресс-служба часы «Breguet» фотошопить запарились) вещал про стабильность, народную мудрость и недопустимость раскачивания галеры раба божьего Владимира. После теледебатов с участием Зюганова непременно показывали документалку о том, какими говнюками были Ленин, Троцкий и Сталин. После дебатов с Прохоровым — «Заграница им поможет» и «Лихие девяностые». Вместо теледебатов с участием Путина показывали фэнтези, в которых фермеры и учёные, рабочие и инженеры рассказывали, как им хорошо теперь живётся и работается. Режиссура — от Говорухина, соло — от Михалкова. На репликах, подпевках и в рекламных паузах — Табаков, Бондарчук, Хаматова, Миронов и т.д.
           
           Я всё пытаюсь понять, чем руководствовались эти успешные и многоуважаемые многими люди? В резких выпадах супротив власти никогда замечены не были, а вот «за» — это конструктивно, это — пожалуйста! Лечит их, слава богу, не Голикова в районной поликлинике, детей-внуков учит не Фурсенко. Потеряют нюх бандюки — дозвонятся до Нургалиева лично, а Сердюков им вообще пофиг.
           
           Наша библиотекарь Маргарита Сергеевна тоже, я считаю, деятель культуры. А уж играет так, как породистому Никите Сергеевичу и в страшном сне не снилось. Зашёл я как-то с бодуна в мясную лавку, а М.С. там в очереди стоит. Отошёл тихонько в сторону, чтобы не здороваться перегаром.
           
           — Почём у вас куриный набор для собачек? — спросила М.С.           
           — Двадцать семь за кило.           
           — Свеженькое?           
           — Утрешнее.           
           — Мои собачки такое любят! — манерно объявила всей очереди М.С. и взяла два килограмма. Только нет у неё собачек. А детей — двое. И зарплата — меньше пяти. Голосовала она, кстати, за Прохорова.
           
           А у Михалкова теперь гарантированно будут новые миллионы на новую фильму, у Табакова — сотни тыщ на новую спектаклю, и у Хаматовой фонд утроит свои фонды. Им лично ничего в общем-то не надо, а вот если нужно будет помочь ближнему или дальнему — вот тут их вклад в победу ВВП зачтётся. Не за себя они старались, а за поддержку всей культуры российской, и за ближнего, и даже — за дальнего, и за Маргариту Сергеевну, и за нас с вами! Безумно талантливые, удивительно добрые и оголтело человечные они люди!

           
           — Эй, наблюдательный наш автор, а ты где?! — спрашивает кто-то у монитора. Видимо, вип, жюрящий конкурс, обязанный дочитать до конца и уставший от сумбурностей, бессоюзностей и сложноподчинённостей.
           
           Тут, тут я! Тук-тук — и вхожу. Ростов-на-Дону, ул. Всесоюзная, 128, избирательный участок № 1609, 4 марта 2012, 7:17. Теперь я подготовлен лучше, в том числе, — глаз сомкнул, для фотокамеры припас дополнительный комплект батареек, плеер с функцией диктофона заряжен полностью, помимо направления наблюдателя взял у коммунистов удостоверение корреспондента, что существенно расширило мои права на фотосъёмку. Итак, сейф с бюллетенями, дополнительный список, не упускать из вида основные урны, аккуратно заполнять шахматку, «Будут с водкою дебаты, отвечай: “Нет, ребята-демократы, только чай!”» — (с) В.С.

Всё сделаем, в лучшем виде!
           
           Уговорить председателя комиссии Нину Ивановну Волохову предъявить и пересчитать бюллетени ну никак не удаётся: некогда ей, говорит. Значит, или дура, или косит под дурочку, а в сейфе нарушений немерено. Подождём, разберёмся. Подошли ещё два наблюдателя от КПРФ — студенты Лёша и Миша, назвали, как положено, место проживания и учёбы. ...Через два часа от одного, Самого Нахального, члена участковой избирательной комиссии уже громогласились угрозы их отчисления из вузов, через восемь часов, уже от члена территориальной, — зловещешепталось о том, что на выходе из избирательного участка у них наркоту обнаружат. В общем, хорошие и честные напарники мне достались! Я-то, умный, сказал, что работаю директором ООО (которое закрыл в 2008-ом: даже не кризис подкосил, а ЕГЭ; торговать методическими пособиями для поступающих, которые сам с коллегами писал, сам и издавал, в эпоху торжества знаний, на которых нужно ставить в бланке крестик, стало невыгодно; впрочем, крестики в бланках ЕГЭ — оправданная мера, если предположить, что для г-на Фурсенко подготовить к выборам электорат важнее, чем научить детей квадратные неравенства решать).
           
           Восемь утра. Книга с дополнительным списком не сброшюрована и не прошита. Делаю замечание. Нина Ивановна отмахивается и устранять нарушение явно не собирается. Восемь ноль пять. Исполнили свой гражданский долг первые политически сознательные бабушки. Восемь тридцать. Нина Ивановна объявила, что вскорости выдвигается в путь переносная урна, которую, к сожалению, опломбировать нечем. Решили мы с ребятами, что от нас с этой урной наблюдать пойдёт Михаил, сообщили об этом весьма громко. Ещё через десять минут урну потащили к двери два члена УИК без Миши. Возмущаемся. В ответ слышим: «А что же вы не сказали, что Миша пойдёт, да наблюдайте вы здесь, тут теплее». Миша упорно идёт за урной вдогонку. Нина Ивановна — вдогонку за Мишей: «Ладно, иди распишись там у меня». Миша вернулся. Миша расписался. Миша предъявил в очередной раз паспорт. Миша вернулся к выходу, где от урны с членами и след простыл за истекшие полторы минуты.
           
           Шумим. Требуем вернуть урну и членов, позвонить им. Другие члены (особенно — Самый Нахальный) откровенно глумятся над нашей суетой: «Что, урну потеряли? Да какие же вы наблюдатели?!». Нина Ивановна: «Щас… Ну а что ж теперь… Ну а как же я…». Пообещала выйти во двор их поискать. Нина Ивановна надела шапку. Нина Ивановна надела шубу. Нина в шубе надела левый сапог, Ивановна в шапке надела правый сапог, хоть курить во двор всегда выходила не переобуваясь. Эх, Нина Ивановна!.. Пора мне уже знаки с пробелами экономить на этой колоритной персоне. Величать её Н.И., вровень с Гоголем или Высоцким, мне лично не хочется, но давайте учтём, что Н.И. — очень заслуженный человек, ведущий специалист МУ ДМИБ (дирекция муниципального имущества и благоустройства), не так давно сам мэр города ей благодарность объявил, и ещё как-нибудь что-нибудь кто-нибудь объявит обязательно! Где-нибудь… Хорошо бы, если б в суде.
           
           Проведенные Н.И. во дворе оперативно-розыскные мероприятия быстро закончились тем, что Мише она наказала постоять в стороне, мне — отойти с ней поговорить. Сказала, что глаза у меня добрые. Сказала, что не смогу я дать ей погибнуть. Сказала: «Держи пять!» — и — руку не протянула, а показала растопыренную. Точно — дура. Предположим, что я не идейный, а барыга. Но приехал всё ж не на троллейбусе, а на вполне себе новой машине, не на такой, конечно, иномаристой, как у неё, и представился директором ООО, а она мне пять тысяч предлагает, хотя самой уже пять лет светит. …По факту исчезновения урны мы с ребятами написали первое заявление, которое Н.И. принимать-подписывать отказалась, написали первую жалобу.
           
           А вот и первая карусель! Заходят натуральные работяги. Верю! Фирменные ватники «Юг Руси», но не прям со склада. Верю! В касках голосовать приехали, даже в помещении снять их не пытаются. Не верю! Позвонил коммунистам, призвал товарищей к бдительности. Потом этот автобус М414МЕ61 ещё на дюжине участков пронаблюдался. Интересно, за кого голосовали?
           
           Тем временем вторая переносная урна чинно отправлена к избирателям, уже с Михаилом, но опять без пломб. Бумажку с печатью УИК попытались приляпать вместо пломбы клеем-карандашом, но она всё отляпывалась и торчала, как вихор у сорванца-пятиклассника. А Н.И. засуетилась что-то. Спросила, нет ли у меня сигареты. Куда-то сбегала. Спросила, какие я курю. Куда-то сбегала. Сказала, что такие крепкие не курит. Куда-то сбегала. Сказала: «Пойдём, Андрюша, покурим». В зале для голосования — тишина, а я — человек душевный, вдруг в Энишную душу заглянуть удастся? Идём, Н.И. меня под локоток держит. А навстречу нам — гражданин странного, недостаточно торжественного для Всероссийского референдума вида и очень ничего себе плотного телосложения. И начал он почему-то поливать моё теловычитание водой из пластиковой бутылки, и тянуть руки к моему лицу. Держу свои руки в карманах. Подошёл полицейский, сказал нам обоим: «Пройдёмте! Что тут случилось?». Вышли на воздух. Гражданин сказал, что, дескать, я тут, на участке, под веб-камерами, нагло приставал к его жене, и пришёл он со мной по-мужски поговорить, а паспорт он потерял где-то.
           
           Ну, пока во дворе правления рыбколхоза, где разместился УИК № 1609, не происходит ничего интересного: курят трое граждан — старший лейтенант полиции, автор и чей-то ревнивый муж, можно отвлечься (отключиться?) на ремарку об этих камерах. Избиратели на нашем участке брали бюллетени и шли к выходу. А мы им говорили: «Вам не сюда, урны — там». А они нам отвечали: «А всегда были тут!». Вот и первая веб-камера висела тут, а не там, где урны. Вторая — в середине зала. То есть урны (их было две) находились на максимальном удалении от камер. Между урнами стоял полуфикус-полубаобаб, из-за которого угловую урну ни с одной камеры практически не видно. Как выяснилось при подсчёте, только каждый двадцатый бюллетень в этой урне был не за Путина. Наблюдатель Лёша лично предотвратил вброс лично Н.И. в угловую урну. Странную возню на камере было видно, а состав преступления — нет. Дело было, когда нас с неприличным гражданином увезли в полицейский участок. Итак...
           
           Докурили мы. К старшему лейтенанту подошло подкрепление — ещё двое полицейских. Закурили те двое, запросили по рации подкрепление ещё, ведь трёх полицейских на избирательном участке явно недостаточно для одного похулиганившего гражданина. Что он тут же и доказал: сквозь трёх полицейских подошёл ко мне и дал в торец. Я упал, камера отлетела. Мочить меня лежачего ногами гуманные полицейские гражданину не разрешили. Не за руки его схватили, не за дубасики схватились, а не разрешили, сказали: «Стой рядом с нами». Всяк, кто помнит «Смену-8М» или «ФЭД», подтвердит: не о зубах-фингалах в такой ситуации сразу думаешь, а работает камера или нет?! On, автофокус… «Сфоткаешь — убью!» —  «Сейчас вылетит птичка!». Фото храню на память!           
           Уж не знаю, какие планы насчёт меня были у полицейских, — зарплату им Путин с Медведевым утроили, надо отрабатывать… Думаю, мне сильно повезло с тем, что одновременно с подкреплением (прибыли три полицейские машины, восемь сотрудников) подъехала Ирина — куратор наблюдателей КПРФ в Железнодорожном районе Ростова. Как нас с ревнивым мужем усаживали в полицейские машины, было снято на камеру, в какое отделение везут — выспрошено. Сажусь, здороваюсь. За рулём — майор полиции Андрей Борисович (ну прям, как я). «Трезвый?» — спрашивает он. «Да, вроде, от него не пахнет», — отвечаю. Загрустил майор. И стало мне понятно, что не о трезвости ревнивого мужа А.Б. печётся, а моя трезвость его сильно огорчила. «Да что они там, сами уже вмазали, а наблюдателю налить не могли?» — урчала в унисон майорским мыслям патрульная машина. Он зовёт её Ласточкой, она его — Андрюшей. Они понимают друг друга с пол-оборота. Приехали. Заявление. Протокол. «С моих слов записано верно». Талон-уведомление № 344, номер по КУСП — 2499. Возвращаюсь на троллейбусе. Три часа Мишу водили по квартирам, меня возили к полицейским, а Лёша в одиночку предотвращал вбросы, но, явно, не все. К угловой урне из-за баобаба подойти избирателю неудобно как-то. Когда я уезжал, в десять с копейками, в дальней урне было двеннадцать бюллетеней, в ближней — в десять раз больше. По приезду в УИК вижу, что бюллетеней в урнах примерно поровну (они из плексигласа, полупрозрачные). Следовательно, накидали. Но вид у Н.И. очень озабоченный, а не самодовольный. Значит, что-то ещё будет!

           Отдышусь и обрисую обстановочку на участке. Регулярно наведывается какая-то троица. Что-то анализируют, советуются, решают. Говорят, что журналисты. Думаю, не из полиции, а из органов покомпетентней. Дополнительный список члены УИК заполняют с краю, у стены. Что там делается, можно увидеть только с одного стула. И он, как правило, занят Самым Нахальным. Я — не барин, готов постоять рядышком, но С.Н. в этом случае поднимает хай, требует уважительного к себе отношения и не стоять к нему спиной, скажем так, словно не только хай у него на меня поднимается. Куча мегабайт на плеере занята его отвратительной демагогией. А вот сейф — на виду. И когда Н.И. собирается у сейфа сделать что-то странное, за ней всегда стоит секретарь комиссии (вдвоём они хорошо прикрывают обзор веб-камеры), а сбоку — 3 — 4 члена — прикрывают Н.И. и сейф уже от моей камеры. Куча мегабайт на карте памяти занято непонятной толкотнёй — плечи, спины, из-за которых только и можно увидеть, что сейф открыт, и там что-то делается.
           
           Увы, читатель, мне нужно продолжать дотошно тошные факты излагать, а не рассуждать об общем и особенном в джазе, импрессионизме и в майских конопушках у девушек (согласитесь, много общего?). Ведь выводы нужно делать из фактов. А политические взгляды уж куда менее толерантны, нежели даже вероисповедание. И что бы я тут не написал — кто-то будет спорить, кто-то писать, что автор — сам неудачник, а Путин ему виноват, и правильно, что нормальные бабы такому чморику не дают, что ему внуков пора нянчить, а он, как пацан, со студентами правду против ветра ссыщет… Только я факты допишу. А выводы и эмоции — всё равно у каждого свои, как и правда.
           
           Н.И. полезла в сейф. Закрыла. Позвонила кому-то. Ещё раз открыла-закрыла. Пошепталась с секретаршей. Достала две папки, положила на стол. Пошепталась. Одну сунула обратно в сейф. Когда так себя ведёт «гамак» (акция ГМК «Норникель»), я держу две противоположные заявки и готов к взрыву волатильности. Из папки со стола Н.И. извлекает десятка два бюллетеней, раздаёт для выдачи, и (вот она, волатильность!) с папкой, где ещё с сотню бюллетеней, направляется к выходу! «Нина Ивановна, не выносите бюллетени из помещения! Нина Ивановна, постойте!» Конечно, мы с Лёшей её легко бы догнали, если бы не… Правильно, старший лейтенант полиции! Потом входную дверь держали два члена УИК. Дверь удалось открыть через минуту-другую. На пороге — Н.И. и члены — улыбались, как для разворота глянцевого журнала — а папки не было. Звоним в КПРФ. Пишем заявление № 2, Н.И. и её не принимает. Пишем жалобу. Коммунисты приехали с корреспондентами Ren-tv. Всех членов УИК из зала для голосования как ветром сдуло. Нет, буквально: в зале для голосования коммунист Дмитрий, два корреспондента и мы с Лёшей. На столах безнадзорно валяются чистые бюллетени и книги избирателей. Панораму показали в новостях. Толку? А где же Н.И.? Заперлась с секретаршей в туалете. Тесно там им было, да и горшок один — вышли только через пятнадцать минут. На вопрос корреспондента, что они там делали, ответила: «Писать захотела». На вопрос «А почему вдвоём?» — «А у неё бумажка была». Диалог показали в новостях. Толку? На требование члена ТИК открыть сейф и предъявить бюллетени, знамо дело, — отказ. Вызвали работников прокуратуры. Вместо прокурора приехал майор А.Б., сказал, что его дело — порядок, а не бюллетени, и уехал. Но раз бюллетени вынесли, то их нужно как-то вернуть? И только майор уехал, прибыла дюжина гопников, один в один — ревнивый муж, шапки снимать, входя в помещение, не приученные, глаза подбитые. Я свой «Olympus» спрятал. Помощник Ирины бесстрашно снимал — разбили ему его «Panasonic». Прессинг был такой, что в угловую урну и тысячу бюллетеней могли бы запихнуть. Но не испугались местные жители, пришедшие голосовать — Владимир Иванович Деревянко и Игорь Кириллович Лебедев. В.И. спросил у Н.И.: «Что за карусель тут происходит?» — «А Вы проголосовали — и идите себе!». В.И. обратился к старлею, сказал, что шпана эта — залётная, в их районе таких нет. Ответ: «Покиньте, пожалуйста, помещение». Ох, не понравилось полковнику советской милиции в отставке Владимиру Ивановичу такое отношение к охране порядка со стороны старшего лейтенанта российской полиции! Никуда он не ушёл! Разбившего видеокамеру вывели трое полицейских. Ну что могут трое? Скрылся хулиган в неизвестном направлении, кто бы сомневался! Через двадцать минут появилась дюжина полицейских и полицеек — и давай снимать показания и писать протоколы по поводу... причинения материального ущерба — разбитой видеокамеры. И мне сказали, что мой протокол нужно переоформить, предложили расписаться на листе, где написано четыре строчки, — с другой стороны, в конце. Две буквы «Z» нарисовать я догадался, а вот ручку взял, предложенную офицером. До сих пор интересно, стираемая она, или нет? При подсчёте голосов, несмотря на инструкции от Чурова и протесты наблюдателей, содержимое всех трёх переносных урн Н.И. свалила в одну кучу. Бюллетеней оказалось меньше, чем должно было быть, Н.И. их все погасила и голосование вне участка объявила недействительным. При пересчёте неиспользованных бюллетеней выяснилось, что десятки не имеют печати УИКа, а на одном стоит галочка напротив Путина. Сперва Н.И. опешила. Потом оторвала уголок с галочкой. Потянула бумажку в рот. Передумала и спрятала в карман. Вам фотку того бюллетеня показать? В новостях показали. Толку? В стационарных урнах на три бюллетеня оказалось больше, три заявления Н.И. не приняла, две жалобы переданы в ТИК. Толку? Выборы на избирательном участке 1609 недействительными никто не признал, видимо, нарушений было мало по нынешним меркам. По домам разъехались, спасибо, без приключений.

           
           5 марта. На митинге на Фонтанной площади Ростова-на-Дону губернатор Дона Голубев назвал победу Путина убедительной и чистой. Медведев на Манежке: «Мы эту победу никому не отдадим!» Циничней всех, разумеется, был Путин: «Мы победили в открытой и честной борьбе... это был тест на политическую зрелость, на самостоятельность, на независимость. Мы показали, что нам, действительно, никто ничего не может навязать! Никто и ничего! Мы показали, что наши люди, действительно, в состоянии легко отличить желание к новизне, к обновлению от политических провокаций, которые ставят перед собой только одну цель — развалить российскую государственность и узурпировать власть».

           
           Ну, что, бред я тут написал? Да, Ковалёвка какая-то в прозе. Устал. Описывать гадости — неблагодарное дело. Пойду, включу телек, там скоро уже мультики начнутся, там — хэппи-энд.