Последние хроники сержанта Анкудинова

Хр-266
31.01.2012

Заведующая гостинницей, она же и администратор, не возражала против того, что мы будем занимать это помещение для ночевок. Только предупредила, что мы должны покидать это помещение до того, как пассажиры начнут занимать его для своих надобностей. И то хорошо - все-таки было где ночь "перекантоваться". С утра мы разбредались по своим самолетам, до вечера летали. Иногда выпадали ночевки в других аэропортах. Если полетов не было, приходилось придумывать, чем занять время с раннего утра и до вечера. Но, такие дни у нас бывали не часто. Тут вспомнился один такой, свободный от полетов день воскресенье. Решили заняться хозяйственными делами. Во-первых занести для стирки кое-что из своего немудреного "гардероба" знакомой женщине из Чоколовки (предместье Киева, рядом с аэропортом Жуляны), во-вторых провернуть кое-какую спекулятивную "операцию", попутно сдать несколько пустых бутылок и вообще "прошвырнуться" до Киева. Некая "спекуляция" - это наше намерение "выгодно" продать кое-что. В данном случае - несколько картонных упаковочек (штук 15) с ампулами строфантина для инъекций, "позаимствованных" нашим коллегой бортрадистом из груза, который вез его самолет то ли в Одессу, то ли в Черновцы. Что это за лекарство и какова его ценность и востребованность, мы не знали, но решили, что это какой-то дефицит и, по-видимому, не дешевый. Кстати, в те голодные времена многие пытались что-либо с выгодой продать. Но у подавляющего большинства это не получалось - для этого необходимо было обладать особыми, так сказать - "торгашескими" качествами, которыми далеко не все обладали, увы. Мы ими не обладали - это точно, но на что-то надеялись: авось повезет. Деньги нам тогда были очень нужны. Чтобы позавтракать или пообедать в столовой, приходилось продавать, если удастся, талон на обед и заплатить за завтрак или наоборот - продать талон на завтрак и заплатить за обед. А ужинать вообще не приходилось. Вспоминаю - однажды мне пришлось прожить без пищи 32 часа! И, вы думаете, это кого-нибудь из нашего "начальства" беспокоило? Правда, и мы сами не жаловались. Гордость, что ли не позволяла или действовало понимание, что всем очень трудно живется в то голодное время, сейчас и не вспомнить. Продолжу. Подходим к дому, где живет женщина, которой мы намеревались отдать в стирку свое бельишко. Сзади сигналит автомашина. Сходим на обочину, чтобы уступить ей дорогу. Машина "Москвич", поравнявшись с нами, резко тормозит. Обе дверцы резко распахиваются и оттуда выскакивают человек 5 здоровых мужиков в гражданском и с пистолетами в руках, направленными на нас. Крик: "Руки вверх!". Нас было, помнится, тоже 5 человек. Подняли руки. Мужики быстро проверили наши карманы. Вначале их заинтересовали наши документы. А потом начали проверять содержимое единственной сумки, в которой были наше грязное белье, пустые бутылки и, что их сильно заинтересовало - коробочки со строфантином. Я от неожиданности (а сумка была в моих руках) начал со страху что-то лепетать, что это, мол, лекарство для моего больного отца (надо же со страха такое городить - отца больного упомянуть!), которое я несу ему в больницу. Почему-то подумалось, что это нас "изловили" именно из-за строфантина. Не знаю, что нас могло ожидать дальше - перетрусили мы здорово. Оказывается, о строфантине подумал не только я. Вдруг, сидящий в кабине (за рулем), после того, как ему передали наши паспорта, дал, команду прекратить досмотр. Оказывается, это была оперативная группа милиции, которая проводила захват какой-то бандитской шайки, приняв нас (наверное, по нашему внешнему виду) за нее. Вернули нам наши вещички, оставив у себя наши паспорта, по-скольку там отсутствовали штампы о прописке в Киеве. Сказали, что вернут их нам только через наше начальство, которое будет приглашено для этого в отдел милиции Железнодорожного района г. Киева. Машина с милицией поехала по своим делам, а мы с испорченным настроением продолжили путь по своим делам. Отдали хозяйке белье. Сдали бутылки. На вырученные деньги выпили по стакану газировки с сиропом, доплатив за это удовольствие кое-какой мелочью из своих карманов. Обошли несколько киевских аптек. Строфантин оказался никому не нужен. Оставили его просто так в последней из посещенных аптек. Наши ночевке в умывальной комнате были недолгими. Однажды, один из ночевавших в гостиннице пассажир (со слов заведующей - академик) появился в умывальной комнате несколько ранее, чем мы мы успели покинуть свои "спальные" места -. стулья и подоконники. Несколько растерявшись от неожиданно появившегося пассажира, поспешно стали приводить свою одежду, приведенную во время сна в некоторый беспорядок (спали мы не раздеваясь - постелей-то у нас не было). Умываться было уже поздно - быстренько собираем свой нехитрый "скарб". Дяденька с интеллигентным видом, с полотенцем и с предметами для умывания, с удивлением смотрит на нас. "Вы летчики?" задает он нам вопрос. Мы в ответ смущенно киваем головами в ответ. "И кто-то из вас повезет меня?" Киваем опять, продолжая свои сборы. "Ох-хо! Это летчики так живут? Никогда бы не подумал!?" Нам, конечно, было не до разговора, надо быстро сматываться, пока не появилась заведующая.

Хр-267
06.02.2012

Надежда на то, что заведующая не узнает об утреннем происшествии, не оправдалась. Узнала. Вечером, когда мы начали появляться в гостиннице - она уже нас ждала. Поняли, что ничего хорошего нас не ожидает. Так оно оно и случилось. Хорошо, хоть сразу не прогнала. Разрешила эту ночь еще переспать на прежнем месте, а на следующий день подыскивать себе другое жилье. Но мы тоже - "воробьи стреляные" - заранее позаботились о резерве. Правда "резерв" наш был не ахти. Но, для лета - вполне пригодный. Чердак в том же доме (одноэтажном), где располагалась гостинница. Пригодный то - пригодный , но спать на голом полу было не очень комфортно. Так, что мы там ночевали только тогда, когда не удавалась из-за слишком бдительной охраны (вохровцев), пробраться на какой-либо из ночующих в порту самолетов, где вполне "комфортно" можно было выспаться на чехлах от моторов. Ну, а совсем комфортно можно было переспать в гостиннице для летного состава во время ночевки в каком-либо аэропорту, но это, к сожалению, не было частым. В общем, терпели. Летать приходилось по-многу. Москва (Внуково), Львов, Ворошиловград (Луганск), Днепропетровск, Сталино (Донецк), Мин.Воды. За время полетов в качестве стажера я, примерно ко второй половине июля, вполне освоился с обязанностями бортрадиста и со дня-на день ожидал назначения уже на постоянную должность. Но, об этом несколько позже. А пока - о том, что было интересного во время моей стажировки. В начале июня 47-го года один из самолетов нашего отряда совершал рейс на Симферополь, Где-то, недалеко от Скадовска из-за сильной грозы аварийно "приводнился" на море, примерно, в 4-х километрах от берега. Посадка на воду произошла без каких-либо повреждений. Никто из экипажа и из пассажиров (26 человек) не пострадали. Самолет, даже, некоторое время был на "плаву", затем медленно передней (носовой частью) стал погружаться под воду. Кто умел плавать, не стали ждать, когда самолет полностью уйдет в воду и решили вплавь добираться до берега. Поплыли командир корабля Белоиван; второй пилот; кажется, бортмеханик; стажер бортрадист и кто-то из пассажиров. Все они утонули. Погода была штормовая. Не умевшие плавать покидали пассажирскую кабину и вдоль фюзеляжа, барахтаясь в воде, передвигались к стабилизатору. К счастью, глубина моря оказалась небольшой. Самолет, достигнув дна своей передней частью, прекратил дальнейшее погружение. Хвостовая часть вместе со стабилизатором осталась на поверхности моря. Оставшиеся у самолета пассажиры держались за обводы стабилизатора, надеясь на свое спасение. Хотя надежд было все же мало. Море штормило. Спасение пришло неожиданно. Оказывается, недалеко от упавшего самолета находилась шхуна. Дед с внуком "ходили" за песком. Услышав шум пролетавшего невдалеке самолета и внезапное прекращение этого шума, поняли, что с самолетом случилось что-то нехорошее. Двинулись в сторону пропавшего шума. Это - в условиях сильнейшего шторма и большого волнения! Герои! Пассажиры, потерявшие уже всякую надажду, были спасены дедом и внуком. Правда, при этом из-за эмоционального всплеска и резких движений обрадованных пассажиров, утонул ребенок. В спасательных операциях, связанных с упомянутой катастрофой принимали летчики легкомоторной авиации Херсонского авиатряда. Доставляли водолазов, разное снаряжение для спасательных работ, вывозили тела погибших для дальнейшей отправки их к местам захоронений и проч. Были там и летчики, проходившие переподготовку в УТО во время, когда я еще числился в этом отряде. Позднее, они рассказывали, что посчитали и меня погибшим в той катастрофе. Доставляя в Херсон вещи пассажиров и экипажа, встетили среди них учебные конспекты с моим именем. Поэтому решили, что и я погиб, находясь в составе экипажа затонувшего самолета. А дело было в том, что в этом экипаже стажером бортрадистом был наш одногруппник. Выпустили его с условием пересдачи одного из предметов. Кажется, что-то по матчасти самолетов. У меня по всем предметам были хорошие конспекты (всегда, еще в пору обучения в авиашколах, я весьма серьезно относился к их написанию - содержанию и оформлению). Надо сказать, что и в дальнейшем я весьма серьезно и ответственно относился к ведению конспектов и других "ответственных" письменных документов. Вот, парень и попросил их у меня для подготовки для пересдачи "хвоста". На самолете в качестве куратора стажера был довольно опытный бортрадист по фамилии Гущо. Оказывается, он совершенно не умел плавать и поэтому в "компании" пассажиров не покидал самолета и также был спасен. После своего спасения покинул летную практику и перешел в службу наземной радиосвязи аэропорта Львов, начальником радиобюро. Кстати, был неплохим начальником. Еще кое-что об этой катастрофе. Тут сделаю некоторое пояснение (в связи с упоминанием слова "катастрофа"). В аэрофлоте существовала официальная классификация летных происшествий. Так, если произошла авария любой "тяжести", но без смертельных случаев, происшествие квалифицировалась как "авария". Если же при этом были погибшие - не зависимо от их количества - событие классифицировалось, как "катастрофа". Это к тому, что у нас в наших СМИ с названиями происшествий наблюдается большой разнобой.

Хр-268
09.02. 2012

Считалось, что личные вещи пассажиров, вследствие катастрофы, погибли или пришли в негодность. Поэтому аэрофлот, в целях компенсации возможных потерь, попросил уцелевших пассажиров назвать перечень вещей, находившихся в багаже и их стоимость. Эта просьба пассажирами была исполнена. В результате поисковых (в т.ч. - водолазных) работ в месте катастрофы были подняты на поверхность все погибшие и все вещи пассажиров. Трупы некоторое время находились в морге г. Херсона, там их "упаковывали" в цинковые гробы и в деревянные ящики для доставки к местам назначения в соответствии с требованиям к такому виду грузов. Изо всех погибших могу сказать только о двоих. Командир корабля Белоиван был похоронен на Байковом кладбище, а в похоронах второго - стажера бортрадиста, фамилии его, к сожалению, не помню - мне пришлось поучаствовать. Родной брат его с большим трудом добился отправки трупа до Киева. Покойника в Херсоне, не дожидаясь прибытия родственников, закопали с другими невостребованными покойниками из числа погибших, на одном из кладбищ Херсона. Доставив покойника в Киев, его брат обратился к командованию 16 авиаотряда с просьбой об оказании помощи в похоронах. Командование пообещало помощь. Но, каким-то странным образом. Вечером после полетов замполит отряда пригласил меня на "беседу". Явился, не зная и не догадываясь, зачем я понадобился ему. Говорит: "Мы решили послать тебя не похороны в качестве представителя от отряда. Подготовь небольшую речь".Для меня это было неожиданностью. Я не был другом покойного. Отряд выделил автомашину. Пришлось ехать. Километров 180 на запад от Киева, в село, откуда был погибший. Выехали из Киева вечером, до села добрались под утро. Там нас не ждали, телеграмму о нашем выезде еще не получили. Шум нашего ЗиС-а разбудил отца и сестру покойного. Сестра, с громким плачем и причитаниями полезла на машину, припала к гробу и там осталась. Старик отец встретил нас более спокойно. Повздыхал и предлажил помянуть покойного сына. Поставил на стол бутылку самогона, крынку с простоквашей (простокваша, как "закусь" к самогону в те времена, пожалуй, была самым распространенным продуктом в селах Украины), пучек зеленого лука и редис (эти овощи уже начали созревать на огородах). Мы с шофером выложили кое-что из своих продуктов, выданных нам на дорогу - немного хлеба и банку консервированных сардин (последняя - из ленд-лизовских запасов). Конечно, одной бутылкой самогона эти "поминки" не обошлись. Просыпались утром с трудом. Цинковый гроб в деревянном ящике (такая упаковка была принята при перевозке покойников на гражданских самолетах), был уже сгружен с автомашины и установлен на подставках возле хаты.

Вокруг него , с причитаниями, толпились жители села (преимущественно - женщины разных возрастов) и сестра покойного. Старик предложил похмелиться. Я отказался - никогда после "перебора" не похмелялся. Тянуло на рвоту, да и другого рода "нужда" поджимала. Чтобы не смущать своим видом собравшихся у гроба, выбрался через окно во внутренний двор. "Облегчившись", тем же путем вернулся в хату. На улице народ уже приготовился следовать на кладбище. Вышли и мы. Меня мучила мысль - как я в таком состоянии буду "держать речь" у могилы покойника. Голова раскалывалась от выпитого, усугубляла это и начинавшаяся жара летнего дня. Похоронная процессия - носильщики с гробом впереди, за гробом - поп с кадилом и с какой-то книгой. Рядом с ним какая-то бабуля, отец и сестра покойного, сельские жители и мы - с шофером - замыкающие процессию. Интересное наблюдение. Процессия на пути к кладбищу несколько раз останавливалась. Бабулька, шествовавшая рядом с попом, становилась в полусогнутом положении перед попом. Поп возлагал свою книгу на ее спине и , размахивая кадилом, что-то нараспев читал. По окончании чтения, процессия продолжала свое движение. Наконец подошли к месту захоронения. Люди сгрудились вокруг попа. Поп читал какую-то молитву. На нас с шофером никакого внимания со стороны присутствующих на похоронах. Я понял, что после попа, мое выступление будет совсем неуместным. Этим, учитывая еще и мое болезненное состояние, я был вполне доволен. На поминки, не смотря на приглашение, мы с шофером не остались. Решили по-скорее, пока еще светло, возвращаться в Киев. Правда, шофер все же не устоял от предложения "чарки" на дорогу. Эно несколько усугубило наше возвращение. Примерно, на первой трети пути он, как говорится, "не справился с управлением" и наш ЗиС влетел в темноте в какую-то канаву и лег набок. Пришлось потратить много времени на поиск трактора. Никто не соглашался вытаскивать нас бесплатно. Спасло то, что в "заначке" у шофера оказалась подаренная ему дедом бутылка самогона, с которой он, (ну, никак!), не хотел расставаться. И расстался с ней только после того, как окончательно убедился, что у меня в карманах не было ни копейки денег, а так же и никаких товарных "заначек". Дальше, до Киева, ехали без приключений. Доложил нашему отрядному замполиту, что похороны прошли нормально. О моей "речи" не спрашивал, поэтму и я промолчал. Вот так закончилась моя "эпопея" с похоронами. Мой самолет был в полете. Поэтому я завалился спать и спал до следующего утра.

Хр-269
11.02. 2012

На следующее утро проснулся почти здоровым после выпитого на похоронах, но очень голодным. Питались мы в столовой аэропорта по отрывным талонам карточки (продуктовая карточка ЛПС летно-подъемного состава, отрывные талоны: на завтрак, обед, ужин). Питание - платное. А у нас, начавших только летать, с деньгами было трудновато и весьма. Часто, чтобы позавтракать или пообедать, надо было продать кому-нибудь талон, например, на завтрак, а на вырученные деньги - оплатить свой обед. Или -наоборот. Проблема была еще и в том, что "продавцов" было больше, чем "покупателей". В качестве "покупателей" выступали работники аэропортовских служб или работающие на соседнем авиа-ремонтном заводе, у которых деньги тоже не всегда водились. Так что жить приходилось впроголодь и для большинства - это было обычным в то голодное время. Если говорить о себе и своих коллегах - начинающих борт-радистах, то нас, вероятно, выручали - молодость, хорошее здоровье ( в "летчики" нездоровых не брали), сохранившийся "жирок" после армейской службы, по-скольку на летные должности в аэрофлоте брали из армейских, исключительно, "летунов". А в армии летно-подъемный состав питался по т.наз. "5-й норме" весьма и весьма недурно. Наверное, это нас и спасало в какой-то мере. Сейчас удивляюсь: ведь, в то голодное время, мы еще и ухитрялись "бегать по девкам". Не очень часто, но все же бегали. Чудеса! В те времена, по моим наблюдениям, основным контингентом пассажиров на наших самолетах были: ученый люд, высокопоставленные церковные деятели, какие-то высокопоставленные чиновники и появившиеся в те времена во множестве люди, занимавшиеся всякими делами криминально-спекулятивного "промысла" - т.наз. "спекулянты", "торгаши", которые в простонародье, нередко, именовались как - "Жорики из Одессы". Правда, "Жорики" и им подобные, предпочитали, в подавляющем числе случаев, летать "зайцами", т.е. - без билетов. Этот вид пассажиров был особым видом подпольного "бизнеса" для некоторых членов экипажа. Этими "некоторыми" членами экипажа были командир корабля и второй пилот и весьма и весьма редко - остальные члены экипажа - бортмеханик и бортрадист. Как происходила процедура взятия на борт безбилетного пассажира, я опишу только по результатам своих личных наблюдений и рассказам своих коллег. История этого "бизнеса" - вещь весьма деликатная и тут неуместны непроверенные факты. Схема этого "бизнеса"в массе своей не сильно различалась и выглядела, примерно, так: командир корабля делает вид, что он о бесплатных пассажирах - "зайцах" ничего не знает. Второй пилот - знает, но сам в контакты с потенциальным "зайцем" не вступает, но эдак, вроде бы мимоходом, замечает механику или бортрадисту, если они оказываются рядом, а вблизи трется некий гражданин, по лицу которого и некоторым его манерам, видны его намерения: "Чего стоишь? Видишь - "заяц" трется? Бери его!" Эти слова можно и проигнорировать, приняв их не более, как шутку. Но, лучше для себя воспринять это всерьез, чтобы не испортить в дальнейшем свои отношения с пилотами. Здесь я описываю реальный факт, произошедший непосредственно со мной. Так что за правдивость случившегося ручаюсь. Перед тем, как продолжить тему, даю некоторые пояснения. В эту ситуацию я попал впервые. Поэтому разговор второго пилота (Левандовского) был со мной как с новичком - более конкретным для моего понимания. Обычно механик или бортрадист садили "зайцев" безо всяких напоминаний - это было уже "отработанной" процедурой в сложившихся экипаже. Там каждый твердо знал свои функции по "работе" с зайцами. Я же был в экипаже новичком и меня надо было познакомить с моими обязанностями в таком "деликатном" деле. Это я так думал. Фактически же все обстояло несколько иначе. Правда, тогда я не догадывался об этом. Узнал только спустя, примерно, год - от тогдашнего командира корабля Реброва. Я стеснялся и в душе не одобрял таких способов зарабатывания денег. Мне казалось, что люди такого социального уровня, как командир корабля и второй пилот - стоят выше этого - более чисты в своих помыслах и их внешних проявлениях. Увы, ошибался. Не скажу, что это явление было массовым, но, тем не менее "имело быть" и не было редкостью. Так вот- пилоты в моем поведении усмотрели какие-то "тайные" цели. Решили, что я - "подсадная утка" управленческого начальства. Что мое задание - информировать его (начальство) о "неблаговидных" проступках членов экипажа и,особливо, командира и второго пилота. Было решено - избавиться от меня. Нужен был подходящий случай. И он появился. Намек второго пилота о "трущемся зайце" и как с ним поступить, в данном случае был адресован именно мне, поскольку я у дверей самолета был один - механик находился у своих моторов. Коечно, намек в шутливом тоне и я мог бы воспринять как шутку. Но я же был в экипаже новичком, только начинающим свою "карьеру" и этот именно рейс был для меня первым самостоятельным (без инструктора) рейсом. Так, что негоже было обострять отношения с экипажем. Пришлось, скрепя сердце, вступить в переговоры с предполагемым "зайцем" - человеком лет 30 или больше. Посадил его на свободное место. Второму пилоту дал понять, что "заяц" на борту.

Хр-270
14.02. 2012

Сам занял свое место у радиостанции. Взлетели. Направляемся во Львов. Второй пилот поинтересовался - где деньги от "зайца". Ответил ему, что он пообещал заплатить после взлета. На лице второго - явное неудовольствие. Посылает меня к этому "зайцу" за деньгами. Для меня - это неприятное дело. Но, надо делатьПодхожу к пассажиру и, подавляя свое внутреннее стеснение и стыд, прошу у него обещанную плату. А, этот тип, эдак, с ухмылкой на лице и разводя руки, заявляет, что денег у него, к великому сожалению, нет. С убитым видом сообщаю об этом Левандовскому. У того в ответ - уничижительные смесь ехидства, презрения в мой адрес. Пошептавшись с командиром, он приказывает мне передать радиограммой (за подписью командира корабля) аэропорту Львов, что "на борту - неоформленный пассажир, прошу встретить". Садимся. Самолет в порту уже встречают с определенными намерениями работники отдела перевозок. Безбилетного пассажира штрафуют. У этого типа, оказывается, деньги все же были - штраф и стоимость билета оплатил. А меня - за "незаконный" провоз безбилетного пассажира, командир корабля пообещал, по возвращеннии в Киев, убрать ("выгнать!") из своего экипажа, добавив при этом, что он не удивится тому, что и другие экипажи не возмут меня. Для меня это был тяжелый психологический удар. С таким трудом и лишениями освоил профессию бортрадиста и, вот, - такой финал. Не знаю, как докладывал командир экипажа командованию отряда о моем проступке, но меня, по возвращении из Львова никто из отрядного начальства не тревожил. Я оказался в каком-то "подвешенном" состоянии - из экипажа изгнан (вместо меня туда был назначен другой радист). Какова моя дальнейшая судьба - не известно. Колеги мои - бортрадисты выражали мне свое сочуствие, но это мало меня утешало. Лопнула моя надежда на летную карьеру, с таким трудом к которой я продвигался. Вторая моя мечта (первая - стать паровозным машинистом) рушится и именно тогда, когда в обеих случаях ее успеху в реализации вроде бы ничего не препятствовало. В расстроенных чувствах, не придумав, что же мне предпринимать в дальнейшем - куда теперь направить "свои стопы" без денег в кармане, без жилья, в полуголодном состоянии, пробыл я дня два. Хорошо еще, что мои коллеги хоть немного подкармливали меня (хотя и сами-то не пребывали в "сытости"). Эти два дня были потрачены на ожидание, когда меня вызовет командование отряда для решения моей судьбы.. Сам я не решался по своей инициативе "предстать пред очи разгневанного начальства" - мучил стыд за содеянное и подсознательное желание оттянуть на какое-то время ругань начальства в мой адрес. Прошло дня два. Никто и никуда меня не вызывает. Не знаю, что мне делать. В таком,"подвешенном" состоянии забрел в радиобюро аэропорта. А там меня как ждали - начальник смены Коля Крат сообщает, что меня хочет видеть начальник службы связи и радионавигации Управления (Украинское Управление ГВФ - УУ ГВФ) Ляшевич (к моему великому сожалению не помню ни имени, ни отчества этого замечательного человека). Не без некоторого волнения и страха, поехал по вызову на Крещатик 50, где располагалось Управление. Доложил о своем прибытии. Ляшевич слегка поругал меня за несвоевременную явку к нему и сразу перешел, так сказать, к разговору о деле. По его лицу и тональности разговора, я понял, что разговор, скорее всего, не будет связан с моим проступком. Так оно и случилось. В начале Ляшевич кое-что высказал по поводу призошедшего со мной, но продолжая свой разговор, дал понять, что в данном случае причина моего приглашения не связана с моим проступком. Мне было предложено "на некоторое время" поехать в город Ужгород, в тамошний аэропорт и поработать там радиотехником на радиоцентре. Это, мол, мне не помешает, а наоборот - будет даже полезным в моей дальнейшей работе бортрадистом. Слова Ляшевича о моей "дальнейшей работе бортрадистом" поселили в моей душе радужную надежду на будущее. Ведь, бортрадисты и связисты наземных средств связи и радионавигации - это прерогатива службы, возглавляемой Ляшевичем. После его слов, я был готов исполнять любые его поручения. Надо сказать - Ляшевич не был прямым начальником для рядовых исполнителей - связистов из числа летного и наземного персонала. Между ним и непосредственными исполнителями была цепочка исполнителей, начиная от его заместителей, начальников служб связи летных отрядов и аэропортов, начальников отдельных объектов связи и кончая всевозможными старшими специалистами, бригадирами и т.д.. Тем не менее - его знали и общались с ним не только начальники разных уровней, но и рядовые работники. Его доступность в общении, уважительное отношение к людям, не зависимо от их служебного статуса, вызывали взаимное уважение со стороны , не побоюсь этого сказать, подавляющего числа людей из тех, кому приходилось с ним общаться. Хороший был человек! Так вот - выслушав предложение Ляшевича: поехать на время в Ужгород и поработать там радиотехником на аэропортовском радиоцентре - дал свое согласие. Я был благодарен Ляшевичу за то, что он "спас" меня от увольнения из аэрофлота. Во всяком случае я так и считал его действия по отношению к моему будущему в сложившихся обстоятельствах.