Военные моряки 1950 года. Вид с детства.

Вопреки сложившейся морской мифологии,  не припоминается, чтобы кто-либо из офицеров в Баку 1950 года особенно комплексовал от службы в третьеразрядной флотилии, а не «на флоте». Тем более, что единственное сопредельное государство на Каспии - Иран никогда никак себя не проявляло а, может - вообще не имело внутреннего военного флота. Военные моряки, не в пример сегодняшним, были крайне уверены в своей значимости и самодостаточности. Например, никого не шокировала пошловатость, когда всюду маршировавшие матросы напевали строки из широко известной патриотически знаковой песни: “...уходят в плаванье с кронштадтской гавани, - чтоб встать на стражу Советской страны...”, с особым куражом  пели с подменой на слово бакинской. Им ли уж было не знать, - что за грязная лужа - эта гавань… Правда, чаще пели более содержетельные и, даже можно сказать, философские песни типа: «Ии-эх!/ Не любите девки море, а любите – моряков:/ Море вам приносит горе,/ а моряк - любовь».

 Отец, несмотря на свои бакинские корни и умение объясняться на азербайджанском, слава Богу, местечковым патриотизмом особенно не  заражен, был обычным служакой, но в отличие от многих военных  перед детьми  никогда не хвастал своими текущими служебными и, тем более,  бывшими  успехами  во время войны. Выудить какую-либо информацию о его драматичной военной судьбе на Волге   мне не удалось. Лишь иногда что-то с неприязнью ворчал про особистов. Но, однозначно, эта мясорубка оставила тяжелейшие воспоминания и он, насколько мог, не допускал к ним никого, стараясь вычеркнуть ад из памяти.

А при мне его служба мажорно кипит, бархоточкой надраенная медь корабля блестит, проходят ученья с любимым занятием матросов - беготней по металлическим трапам, а иногда и стрельбами. Человек аккуратный с отличной координацией, он хорошо управляет кораблем, особенно классно швартуется. Считалось, что ветра и волнение Каспия ( именно из-за его малой глубины ) чрезвычайно осложняли плаванье и морякам приходилось доблестно бороться со стихией. Отец даже умудрился как-то сесть на банку, получить пробоину и подмять винт, а его матросы якобы чуть не умерли с голоду, пока подоспевшие рыбаки не сняли их с мели и не объяснили, что залитая морской водой  мука испорчена лишь у поверхности мешков, а в центре - вовсе не тронута. Кстати,  за эту аварию, Отец был временно понижен в звании и вместе с Мамой страшно и надолго поражен и морально...

Я частенько бывал у него на корабле и даже ходил в недальние плаванья. У Отца  малюсенькая двухкамерная капитанская каюта, где и мне нашлось место. Экипаж относится ко мне доброжелательно. Все - интересно. Конечно на корабле - пушки, спасательные лодки и другое громадье, но больше впечатления у меня от до блеска начищенной бронзы колокола - рынды,  заглушенного уюта кают-компании, а  в отцовой каюте от странной неуклюжести конструкции водяного затвора раковины, вечно засоряющейся от зубного порошка.

“Весь в золоте”, - говорили об Отце мудрые соседи. Он любил свою Форму, по возможности ходил с кортиком. Сам гладил (ах, извините, - отпаривал) штаны: о!, эта технология достойна дифирамбов! Ходило несколько модификаций эмоционально насыщенных, часто повторяемых анекдотов на тему,  каким образом неопытная женщина выгладила форменные брюки. А уж сколько ухищренй в технологии чистки форменных медных пуговиц, придании необходимой геометрии деталям Формы, достижении бархоткой  лакового блеска обуви!

И все это - на полном серьезе.

Что касается  рубашек, - это доверялось матери. Каждый день (а в жару и чаще) менялись пристегиваемые воротничок с манжетами, которые должны быть идеально белыми, точнее с легким синеватым оттенком,  и жестко открахмаленными, чтобы стоять колом - тут мать отработала свое know-how , очень им гордилась, ревностно держала  в секрете и в дальнейшем совершенствовала всю жизнь. Воротничок, так или иначе, соприкасался с телом и для меня  осталось загадкой, как он не натирал шею. В Форме помимо  обязательных уставных и неписанных норм  (фасон брюк, способ шнуровки ботинок, расположение знаков различий с точностью до миллиметра) допускалось и некоторое своеволие. И здесь Отец был во всеоружии. По общему мнению, его мундир был безупречно элегантным.

При порче радио - всеобщая паника: какую форму велено сегодня носить? Это приводит к разнообразнейшим долго обсуждаемым эксцессам... А какая была непереносимая чернота у нас в семье при переделке Формы капитана третьего ранга на капитан-лейтенанта при  временном вышеупомянутом понижении в звании! Но ведь это происходило без изменения должности и, например, на гражданке осталось бы практически незамеченным. Я не припомню его более разбитым, чем в новых погонах с одним просветом при первом выходе в городке после понижения.

Очень гордится Отец своим телосложением, и, как я понимаю, - обоснованно, достаточно часто делает физзарядку, умеет красиво спортивно поднимать  руки, делать некоторые упражнения на перекладине. Движения его  четкие, тщательно нормированные. Весьма категоричен со мной, когда я ему некорректно подавал столовый прибор, вещь или инструмент.

Ценит лаконичность не только в телесных движениях, но  и в софистике. Тут у него  два-три поднадоевших нам примера из древних греков и, особенно, из его кумира - Сталина. Верно поется, - говаривал он: ”...мудрый Ленин и великий Сталин...”. Слово великий он произносит врастяжку, с ритуально прикрытыми глазами, и направленным вверх указательным пальцем… Помню его восторженность от куража  Вождя на выборах “из кандидатов (указательный палец - вперед, в твой лоб) - в депутаты (большой палец за затылок - назад)”... Очень  обожал тирана!.. Подозреваю, конечно, что, как и подавляющее большинство военных,   не столько за богоподобность и схоластику редких выступлений по радио и в газетах,  сколько за  гарантию собственного социального благополучия.

Как и другие военные боготворил Жукова, пожалуй, преимущественно за хамство, и с ужасом и благоговением нашептывал ходившие легенды о его свирепости при серийном срывании генеральских погон. Пожалуй,  даже приветствовал. И все же существенно позже я мог засвидетельствовать, кажется, только единственный случай тихого протестного ропота отца, когда Жуков начал громить командования Флотов и особенно общего любимца моряков легендарного адмирала флота Кузнецова Н.Г. 

свидетельствую: «Разноцветные воспоминания»

www.proza.ru/2010/01/09/225