революция 1789 - 1814 гг. драпировалась поочередно то в костюм Римской республики, то в костюм Римской империи, а революция 1848 г. не нашла ничего лучшего, как пародировать то 1789 год, то революционные традиции 1793 - 1795 годов. Так, новичок, изучивший иностранный язык, всегда переводит его мысленно на свой родной язык; дух же нового языка он до тех пор себе не усвоил и до тех пор не владеет им свободно, пока он не может обойтись без мысленного перевода, пока он в новом языке не забывает родной.
Таким образом, в этих революциях воскрешение мертвых служило для возвеличения новой борьбы, а не для пародирования старой, служило для того, чтобы возвеличить данную задачу в воображении, а не для того, чтобы увильнуть от ее разрешения в действительности, - для того, чтобы найти снова дух революции, а не для того, чтобы заставить снова бродить ее призрак.
Целый народ, полагавший, что он посредством революции ускорил свое поступательное движение, вдруг оказывается перенесенным НАЗАД, в умершую эпоху. А чтобы на этот счет не было никакого сомнения, вновь воскресают старые даты, старое летосчисление, старые имена, старые эдикты, сделавшиеся давно достоянием ученых антикваров, и старорежимные, казалось, давно истлевшие, жандармы (Полицаи). Нация чувствует себя так же, как тот рехнувшийся англичанин в Бедламе,..
Социальная революция XIX века может черпать свою поэзию только из будущего, а не из прошлого. Она не может начатьосуществлять свою собственную задачу прежде, чем она не покончит со всяким суеверным почитанием старины...
Вместо того чтобы само общество завоевало себе новое содержание, лишь государство как бы оказывается возвращенным к своей древнейшей форме, к бесстыдно-примитивному господству меча и РЯСЫ...
пролетарские революции, революции XIX века, постоянно критикуют сами себя, то и дело останавливаются в своем движении, возвращаются к тому, что кажется уже
выполненным, чтобы еще раз начать это сызнова, с беспощадной основательностью
высмеивают половинчатость, слабые стороны и негодность своих первых попыток,
сваливают своего противника с ног как бы только для того, чтобы тот из земли
впитал свежие силы и снова встал во весь рост против них еще более
могущественный, чем прежде, все снова и снова отступают перед неопределенной
громадностью своих собственных целей, пока не создается положение,отрезывающее
всякий путь к отступлению, пока сама жизнь не заявит властно:
Здесь роза, здесь танцуй!
Впрочем, всякий мало-мальски наблюдательный человек, даже и не следивший шаг за шагом за развитием событий во Франции, должен был предчувствовать, что этой революции предстоит неслыханный ПОЗОР.
Достаточно было послушать самодовольное победное ТЯВКАНЬЕ господ демократов, поздравлявших друг друга с благодатными последствиями, ожидаемыми от второго воскресенья мая 1852 года. Второе воскресенье мая 1852 г. стало в их головах навязчивой идеей, догматом, подобно дню второго пришествия Христа и наступления тысячелетнего царства у хилиастов. Слабость всегда спасалась верой в чудеса; она считала врага побежденным, если ей удавалось одолеть его в своем
воображении посредством заклинаний, и утрачивала всякое чувство реальности
из-за бездейственного превознесения до небес ожидающего ее будущего и подвигов,
которые она намерена совершить, но сообщать о которых она считает пока
преждевременным. Эти герои, старающиеся опровергнуть мнение о своей явной
бездарности тем, что они взаимно выражают друг другу свое сочувствие и
сплачиваются в особую группу, уже собрали свои пожитки и, захватив авансом свои
лавровые венки, как раз собирались учесть на бирже свои республики in parlibus,
правительственный персонал для которых втихомолку, со свойственной им
невзыскательностью, был уже ими предусмотрительно организован.
Конституция, Национальное собрание, династические партии, синие и красные республиканцы, африканские герои, гром трибуны, зарницы прессы, вся литература, политические имена и ученые репутации, гражданский закон и уголовное право, liberte, egalite, fraternite и второе воскресенье мая 1852 г. - все исчезло, как фантасмагория, перед магической формулой человека, которого даже его враги не считают чародеем. Всеобщее избирательное право, казалось, продержалось еще одно мгновение только для того, чтобы перед глазами всего мира составить собственноручно свое завещание изаявить от имени самого народа: «Все, что возникает, достойно гибели»…
Карл Маркс Восемнадцатое Брюмера Луи Бонапарта http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Article/marx_18.php
Комментарии