Русский классик - о Зое, Сталине и Гитлере

Заговорили мы в какой-то связи о Зое Космодемьянской. О том, как поймали ее немцы. И как повесили на глазах у потрясенных и сочувствующих крестьян.

— Ваше поколение, Владимир Алексеевич, конечно, могло и не знать, но Зою Космодемьянскую поймали не немцы.

— Как же не немцы? А кто?

— Наши русские мужички.

— Не понимаю.

— Ты знаешь, что она делала в Петрищеве, какое у нее было задание?

— Ну, там... Конюшни немецкие какие-то поджигала.

— Вздор. Она поджигала обыкновенные крестьянские избы.

— Но это абсурд! Зачем?

— Для нарушения спокойствия в тылу у немцев, для создания беспорядка, недовольства и отчасти как наказание крестьянам за то, что мирно живут при немцах. А что же им было делать, если село захвачено? И вот представь себе: зима, мороз, а твою избу поджигает какая-то девчонка. Что ты с ней будешь делать? Мужики поймали поджигательницу и передали немцам. Немцы ее на глазах у всего села повесили. Разве ты не помнишь проскальзывающий мотив в этой истории: как Зоя лежит на лавке и просит пить, а старуха ей не дает. И тогда Зоя грозит старухе: «Погодите, вот придет Сталин, он вам покажет!».

— Что-то такое было, я ведь специально не изучал.

— Так и было.

— Выходит, крестьяне были настроены к немцам лучше, чем к Зое?

— Естественно. Немцы освободили их от колхозного рабства, от большевиков, от советской власти, от дикого многолетнего произвола и насилия.

— И за это творили буквальное насилие над русскими девушками и женщинами?

— Не понимаю.

— Как же? Даже песня была: «Над чистой и гордой любовью моей немецкие псы надругались».

— За всю войну, Владимир Алексеевич, — сразу став серьезным и с откуда-то появившимся металлом в голосе отчеканил Кирилл, — немцами не было произведено ни одного насилия над женщинами, ни одного факта на всех фронтах.

— Не может быть, чепуха!

— Действовал строжайший приказ Гитлера: за насилие - смерть на месте, расстрел. Ты сам понимаешь, что означал для немцев приказ Гитлера и как он исполнялся. Да и кроме того - зачем? Для офицеров и нижних чинов у них были штатные армейские публичные дома.

— А как же столько писали: немцы — насильники?!

— Писали, чтобы разжечь ненависть. Возьми газеты того времени, посмотри, что писалось, например, о взятии немцами Ялты. Ворвались, начали хватать людей, стрельба, крики, повальные аресты. А Вергасов (крымский партизан!) однажды, когда разговорились искренне, в минуту, когда, несмотря ни на что, понимается сладость правды, мне вдруг сказал: «Знаешь, как была взята Ялта на самом деле? Около большого старого платана на набережной остановились три немецких танка. Из них выскочили танкисты и побежали к морю купаться. На заборах вскоре появились объявления, что вечером в городском саду под военный оркестр будут танцы». Все. Но, конечно, если бы во время танцев какой-нибудь смертник вроде Космодемьянской бросил бы в оркестр гранату, наверное, немцы начали бы обыски, облавы. В нормальной же обстановке они вылавливали людей только людей двух категорий: евреев и коммунистов, то есть пытались освободить народ от тех, кто, как мы понимаем теперь, держит его вот уж столько лет под чудовищным гнетом. Как там, у еврейского стихоплета Павла Когана:

Жиды и коммунисты, шаг вперед!

Я выхожу. В меня стреляйте дважды.

При этом слово «стреляйте» Кирилл произнес с таким неподражаемым еврейским грассированием, что нельзя было не улыбнуться, несмотря на столь патетический момент.

— Ну вот. А ненависть разжигалась умышленно. Когда немцы заняли Киев, большевики взорвали заранее заминированный древний величественный Успенский собор Киево-Печерской Лавры, дабы затем свалить этот взрыв на немцев и разжечь ненависть к ним у верующего населения. Что им, большевикам, какой-то собор? Ведь всего за 7 лет до этого они здесь же, в Киеве, взорвали целый Златоверхий Михайловский монастырь 14 века с византийскими мозаиками и то же самое сделали с тысячами других храмов по всей России! И напротив, всюду, куда приходили немцы, тотчас восстанавливались разрушенные церкви и строились новые.

— Да как же? Я был в Киеве, в Лавре. Экскурсовод прямо говорила туристам, что Успенский собор взорвали немцы.

— Неужели она признается, что собор взорван советскими диверсантами? Ее же сразу с работы уволят! А схему узнаете? Это все те же поджоги Зои Космодемьянской. Создать беспорядок в тылу, недовольство и возмущение. Так это еще что! Могу познакомить тебя с человеком, который точно знает следующие факты. Отряды Берия, переодетые в немецкую форму, десантировались в горных аулах Кавказа и начисто вырезали всех горцев, насиловали женщин, отрезали им груди, распарывали животы, всячески зверствовали. Таков был приказ, дабы возбудить ненависть горцев к немцам, к тем, кто шел освобождать их от «прекрасной» советской власти. Между прочим... Нет прямых указаний, потому что не осталось свидетелей, кроме одного запуганного, чудом спасшегося старика, да и тот, наверное, теперь уж умер. Но подозреваю, что и Хатынь сожжена тоже отрядами Берия. Уж очень похожий почерк. Никто ведь не видел, как жгли Хатынь. Не осталось свидетелей. Надо же так чисто сработать! И какой дальний получился прицел: до сих пор Хатынь вопиет, разжигает, возмущает и агитирует.

— А если бы немцы завевали нашу страну, что бы они с ней сделали?

— Они, вероятно, помогли бы восстановить династию. Посадили бы на трон наследника, который живет сейчас в Испании, потомка Дома Романовых. Конечно, он был бы зависим от Берлина в какой-то мере. Может быть, на первых порах и в большой степени. Ну, как теперь зависят от Москвы Живков и Герек, Гусак и Кадар. Как зависел в какой-то степени от Берлина венгерский Хорти, румынский Антонеску, норвежский Квислинг, французский Петен.

— Но послушай... Как можно в таком тоне говорить о Гитлере? Ведь гестапо, СС...

— У каждого государства есть полиция, и поверь мне, это не санатории. Ты думаешь, если можно было бы измерить какой-нибудь мерой всю жестокость, которая была проявлена гестапо, и всю жестокость ЧК, ОГПУ, НКВД, МГБ, да, пожалуй, только одной ЧК, и потом сопоставить эти две цифры, как ты думаешь, какая цифра бы перевесила?! Кроме того, мы сидим сейчас, разговариваем, Гитлера уже нет и гестапо нет, но все равно в эти минуты во многих точках земного шара пытают и мучают людей.

Только мы не слышим их криков и не чувствуем их страданий. Молчит о них и всемирная массовая информация. Зато уж о гитлеровском гестапо она ВОПИЛА. Вот мы и наслышаны теперь и вздрагиваем при этом слове.

— Но вообще, как можно переоценивать эти ценности? Что же делать тогда с миллионами жертв Отечественной войны? Ведь они стояли насмерть, героически. Они сейчас встанут все и сотрут нас с тобой в порошок за подобные разговоры! Ты вспомни, сколько страданий и мук принял народ в последней войне!

— Соболезную, Владимир Алексеевич, плачу вместе с тобой. У меня у самого отец и мать, и вообще все родственники погибли в эту войну. Сам принял все муки, едва уцелел. Если бы подоспел годами, сам оказался бы на фронте и, конечно, погиб бы по своему характеру, высунувшись вперед... Согласен, что чудеса героизма проявляли наши солдаты, что неправдоподобные муки принял наш народ, и все же буду стоять на своем: защищали бандита, людоеда и кровопийцу Сталина, защищали самый жестокий и бесчеловечный в мире режим.

— Защищали свою страну, свой дом.

— Ну да. В дом забрались разбойники, хозяев дома превратили в своих слуг, в работников, в рабов, сами процветают и руководят. Хозяева как-то даже и привыкли к своему новому положению. Ладно, жить можно. Как-никак крыша над головой, как-никак харч, паек. А то, что лучшие горницы заняты, иконы из переднего угла повыброшены, могилы предков переворошены, работать приходится почти бесплатно, и все богатства неизвестно куда уходят - ладно. Живы пока - и то хорошо. И вот когда некие решительные соседи приходят, чтобы прогнать и даже уничтожить наглых захватчиков, коренные обитатели вдруг вспоминают: дом-то все-таки наш! И давай его защищать. А вместе с ним и засевших в нем разбойников. И проявляется неслыханный героизм при защите дома. Да еще и разбойники их подначивают на защиту, причем теми самыми фразами, за которые сами же убивали лет двадцать назад. Вспомни, уж никто не кричал в «отечественную войну» про мировую революцию, про интернационал, даже про коммунизм не кричали. А что кричали? «За Родину, за Отечество!». Вспомнили слова, которые перед этим и употреблять было нельзя, за которые едва ли не в тюрьму сажали, да и сажали. Ну, правда, кричали еще «за Сталина!». Но разве не дураки при всем героизме - миллионами гибнуть за одного человека?! Да ладно бы за светоч какой-нибудь, за праведника, за благодетеля, а то ведь сами знаете, Владимир Алексеевич: он же убил миллионы крестьян в коллективизацию, он же уморил миллионы людей в Поволжье и на Украине, он же убил миллионы людей в лагерях, он же всячески притеснял, презирал, и за него же и гибли. А что презирал - это точно. И война была выиграна на презрении к людям, то есть к народу. Что не щадили в войне, так это людей. Он понимал: может не хватить стали, танков, пороха, хлеба, но людей-то в России хватит. И валили, валили под немецкий огонь, мостили трупами, пока в потоках крови не захлебнулись их автоматы и пулеметы. «Малой кровью» - пелось в довоенной песне. Тот же фикционализм. То есть за лозунгом ищи противоположное ему явление. Именно не жалея крови вели эту войну. А сзади - заградотряды. Тоже, наверное, из любви к людям. Когда и оглянуться нельзя — свои же пулеметы и покосят. А всех пленных считать предателями, изменниками, врагами, и ежели попадут опять в руки — в сибирские лагеря. Тоже любовь к народу? И скажи, пожалуйста, почему это так получилось — сколько войн вела Россия, и с турками, и с теми же немцами, и с французами, и с японцами, и никогда за все века не было ни одного изменника? А тут вдруг эшелонами повезли изменников на Колыму, в Воркуту, в Казахстан? Это что же, от любви к людям, от доверия к ним? Нет, люди для него были только материалом. Миллионом больше, миллионом меньше, для него не имело никакого значения. И вот миллионы бегут на пулеметы с именем этого человека на устах. Разве не дураки? Разве, если он был умным человеком (а он им был), разве мог он не презирать этих людей? Он их и презирал. То есть не то, чтобы презирал, а просто не относился к ним как к живым людям, а именно как к расходному материалу. Ну ладно, победили Гитлера, помешали ему установить в Европе свой порядок. И к какому порядку пришли? Посмотрите, что делается в мире! Болезнь человечества выходит на финишную прямую. Всеобщее растление и бездушие охватило людей. В «цивилизованных» странах на всех углах, даже в табачных киосках, продаются журналы, где на обложках женское лицо обрызгано мужской спермой. А внутри журнала даже уже не порнография, а просто гинекология в сочетании с животной физиологией. За пять долларов люди смотрят совокупление на сцене театра, порнографический кинематограф перехлестнул все границы… Женщина мастурбирует бананом, а потом этот банан пожирает... И все это с больших экранов, открыто, нагло. Всячески поощряются и рекламируются средствами массовой информации гомосексуализм и лесбийская «любовь». Они тоже обыденны на всех экранах мира. Наркомания принимает угрожающие размеры, особенно среди молодежи... Да разве Гитлер потерпел бы у себя в стране хоть одного педераста, хоть одного наркомана, хоть один порнофильм? Помню, как-то с давним знакомым Левкой зашел я в Мюнхене в ночной молодежный клуб… Содом и Гоморра!

— Размывается немецкий народ, разлагается. Такой нам уже не страшен! - не стесняясь и чуть ли не потирая руки, восклицал Левка.

— А что было бы, если бы такой бедлам кто-то устроил при Гитлере? — спросил я у него.

— Хм. Тотчас бы пришли двое штурмовиков в черной униформе и...

Хотя Гитлер отнюдь не стремился к мировому господству, в случае победы его влияние на все государства мира было бы безусловным. Но лучше было зависеть от немцев, чем от мирового зла, как это происходит теперь и как это произойдет скоро в полной степени. Поверьте, когда нынешние «хозяева жизни» осуществят задуманное ими абсолютное порабощение человечества, немцы с их порядками, включая и гестапо, покажутся розовой идиллией, детской игрой, как, например, кажутся нам фугаски и зажигалки по сравнению с теперешними атомными бомбами и напалмом. Уже и сейчас израильские лагеря для палестинских арабов, если бы в них кто-нибудь мог заглянуть, дадут очко вперед немецким лагерям, как давали им сто очков вперед Соловки и другие пункты геноцида русского народа в сталинском СССР…

В.А. Солоухин. Отрывок из романа «Последняя ступень», 1976 год.