Православный орденоносец

Михаил Нестеров, 150 лет со дня рождения которого отметили в марте, известен как выдающийся православный художник. Всю жизнь он провел, расписывая церкви, создавая картины и грандиозные полотна на религиозные темы. Однако в его судьбе было немало трагедий. Во времена СССР он был арестован, его зятя расстреляли, а дочь сослали, но его самого освободили, а потом даже наградили орденом и дали Сталинскую премию. До сих пор остается загадкой, почему Сталин его не уничтожил.

Нестеров родился в предгорьях Урала, в Уфе, в глубоко патриархальной купеческой семье. По семейной легенде, родился он дважды. Появившись на свет, мальчик часто болел. Его лечили привычными тогда народными средствами: клали в раскаленную печь, держали в снегу на морозе, но ничего не помогало, он слабел день ото дня. Решили: ну все – не жилец! Ребенка обрядили, положили под образа, а родители поехали на кладбище заказывать могилку. Но, вернувшись, мать с изумлением заметила, что крохотный Миша задышал. Чудесное воскрешение младенца приписали иконке Тихона Задонского, которую положили ему на грудь. Этот святой, как и Сергий Радонежский, пользовался в семье особой любовью и почитанием. Все считали, что выжил Миша неспроста, для какой-то высокой цели – восемь его братьев и сестер так и умерли в младенчестве.

Призвание художника
Отец, конечно, хотел, чтобы сын пошел по его стопам, стал купцом. Но, когда выяснилось, что больше всего мальчик любит рисовать, не стал препятствовать развитию его таланта. Хотя на Урале тогда профессию художника не ставили ни в грош, а самих живописцев считали неудачниками. Но сначала он поступил в реальное училище в Москве и только потом в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. А позднее отправился в Петербург, где поступил в Академию художеств, чтобы заработать звание свободного художника. Вскоре Михаил женился, хотя родители и были против – молодые венчались без их благословения. Но счастье было недолгим. Через сутки после рождения дочери его горячо любимая Маша неожиданно умерла. Горе было невыносимым.

Видение отроку Варфоломею
Биографы художника считают, что это потрясение от смерти жены, «второе рождение» в детстве, а также та глубоко религиозная атмосфера русской провинции, в которой он вырос, стали причинами того, что в творчестве молодого художника начали доминировать религиозные, мистические мотивы. Его картина «Видение отроку Варфоломею» произвела сенсацию на 18-й Передвижной выставке в Москве.
Художник уже давно мечтал воплотить на полотне образ Сергия Радонежского. Но он долго не мог найти подходящий образ для пастушонка. Ведь, по преданию, неизвестный святой, взглянув на юного пастушонка, угадал в нем «сосуд избранный». Художник уже отчаялся, как неожиданно встретил на улице хрупкую болезненную девочку с широко открытыми глазами. В этом существе «не от мира сего», как пишут биографы, он и узнал своего Варфоломея, которому потом было суждено стать великим Сергием Радонежским.
Поразившую всех необычную для тех времен картину сразу же захотел купить знаменитый Павел Третьяков. Попасть в его галерею в те времена считалось для художников высшим признанием. Однако маститые апологеты передвижничества – критик Стасов, писатель-демократ Григорович, издатель Суворин – решительно ее осудили. Они считали, что полотно Нестерова исполнено «вредного мистицизма», осуждали даже нимб святого – «нелепый круг вокруг головы старика». Раздражение апологетов было так велико, что они всячески старались отговорить Третьякова от покупки полотна.

Но тот, выслушав оппонентов, твердо заявил, что от картины не откажется.
Между тем противники Нестерова были по-своему правы. Ему и в самом деле было не по пути с передвижниками, сторонниками сугубого реализма в живописи. А молодой художник уже тогда тяготел к преображению действительности, к выражению внутреннего мира человека через его грезы, видения и фантазии. Он стремился воссоздать на своих полотнах миф о Святой Руси, возвышенной, необыкновенной стране, наполненной молитвенным созерцанием, через образы святых и особый, «нестеровский», как стали потом говорить, символический пейзаж: преувеличенно вытянутые белоствольные березки, грозди красной рябины, вербы с мохнатыми сережками, пушистые сосенки…
Потом художник увлекся монументальной живописью. Более 15 лет провел он на лесах, расписывая купола церквей и стены храмов по всей стране. В Петербурге фрески и мозаики в Спасе-на-Крови на канале Грибоедова выполнены по его эскизам. Однако потом охладел к монументальной живописи и снова встал к мольберту. Нестеров создал множество блестящих портретов своих выдающихся современников: Гоголя, Достоевского, Толстого, Шаляпина, академика Павлова и др.
Десять лет он работал над этапной картиной «На Руси» (другое название «Душа народа»). О ее плане сам художник писал так: «Верующая Русь от юродивых и простецов, патриархов, царей до Достоевского, Льва Толстого, Владимира Соловьева, до войны с ослепленным удушливым газом солдатом – словом, со всем тем, чем жила наша земля и наш народ до 1917 года, – движется огромной лавиной вперед в поисках Бога живого…». Этот же прием использовал позднее в своих полотнах выдающийся продолжатель этой темы в русском искусстве наш современник Илья Глазунов.

После революции
Революцию Михаил Нестеров не принял. Да и как он мог ее принять, когда повсюду стали осквернять и разрушать храмы, убивать священников, безжалостно уничтожать Святую Русь, которую он всю жизнь воспевал. Однако Россию художник не покинул и, как это ни странно, уцелел в вихре уничтожения всех несогласных с большевиками. Хотя в 1938 году был арестован и две недели провел в «Бутырке». Его зять был обвинен в шпионаже и потом расстрелян. А дочь сослали. Но самого Нестерова отпустили. Мало того наградили потом орденом Трудового Красного Знамени. А в 1941 году он получил Сталинскую премию I степени за портрет академика Павлова.
Почему же такое произошло? Ведь Нестеров не был и не мог быть приспособленцем. Да, он не мог больше рисовать русских святых, но и не стал писать полотна с изображением героических сталеваров, радостных колхозников и «великих свершений» пятилеток. Мало того, всем было известно его знаменитое полотно с изображением двух великих русских философов Сергея Булгакова, изгнанного из СССР, и Павла Флоренского, расстрелянного НКВД. А в те времена за одно только хранение фотографий таких людей можно было надолго угодить в лагерь.
Сталин, который, как известно, лично решал, кому давать премии его имени, конечно, хорошо знал, кто такой Нестеров. Но в 1941 году он, бывший семинарист, уже взял курс на поощрение русского патриотизма и даже приказал открыть многие церкви. Как и Михаилу Булгакову – великому мистику в русской литературе, вождь, вероятно, тайно симпатизировал Михаилу Нестерову, мистику в русской живописи.
Умер великий живописец в 1942 году и похоронен там, где ему и полагалось лежать, – в Ново-Девичьем монастыре Москвы.